Петра Хаммесфар - Сестра
Она не реагировала и я сказала: «Надеюсь, ты не воображаешь, что имеешь в своем животе гарантию на беззаботную жизнь? Я могу доказать, что этот ребенок не от Роберта. Роберт, кстати, тоже мог это доказать. Он знал, между прочим, что ты ему изменяешь почем зря с Хорстом Фехнером».
Йонас все еще ухмылялся и, если это вообще возможно, его ухмылка стала даже шире. Изабель оторвалась от окна, подбежала к нему и положила ему на плечо руку. Он взял ее за другую руку и ласково ее похлопывал. Это было трогательное зрелище — Гензель и Гретель трепещут при виде злой ведьмы.
«Миа, пожалуйста, — прошептала она. — Мне ничего не нужно, только немножко покоя. Это все так ужасно». Она начала заикаться, терла глаза тыльной стороной руки. «Я все еще не могу в это поверить. Я и не хочу в это верить. Роберт так сильно радовался ребенку. Он все время говорил о том, что его первая жена непременно хотела ребенка, и как часто он потом сожалел, что не исполнил ей это желание. Он хотел присутствовать при родах, чтобы не пропустить ни минуты, а теперь он…»
С каждым словом ее голос становился все плаксивее и под конец, совсем сорвался. Она смотрела вниз на этого колосса, будто могла найти слова в его гриве.
Он пожимал и похлопывал ее руку, кивал ей подбадривающе. Но он не был так хорош, как она, в роли старающегося сохранять спокойствие, родственника покойного — он все еще ухмылялся. Под конец он думал, наверное, что это страдальческая улыбка.
Изабель продолжала говорить голосом, перевязанным траурным крепом: «Я вчера попросила господина Волберта, показать мне место, где это произошло. Он это сделал. Там было большое масляное пятно, Миа. Господин Волберт сказал, что это ничего не означает. Но они забрали твою машину. Почему, Миа? Почему они твою машину…»
Ее голос снова эффектно прервался, она должна была бы стоять на сцене. Она пару раз судорожно вдохнула и выдохнула, прежде чем продолжать дальше, на этот раз немного громче.
«Миа, ты же его любила. Скажи мне, что это ничего не означает. Миа, скажи мне, что ты этого не делала. Ты же не застрелила Роберта, или как?»
Последняя фраза была снова только шепотом. И неожиданно у нее полилось из глаз. Ее губы дрожали.
Йонас все еще похлопывал ее руку. «Не волнуйся так, — сказал он. — Врач сказал, что ты не должна волноваться».
Я не могла больше дышать, у меня было чувство, что на моей груди лежал камень, весом в центнер. Эта чудовищность нагнетала мне кровь в голове и в ногах. Я думала, что в любой момент, моя голова может взорваться.
Это было ошибкой. Я точно знала, что это было ошибкой — начать орать. К ним можно было только со спокойствием подступиться, только с трезвым рассудком. Но я собой просто больше не владела.
«Ты, подлая грязная баба! Это ты отлично придумала, но с этим ты далеко не уедешь! Я?! Я должна тебе сказать, что я этого не делала?! Ты же должна это лучше меня знать. Это ты моего брата…»
Я хотела ее ударить, но неожиданно инвалидное кресло было прямо передо мной. Йонас поймал мою руку и крепко перехватил ее у запястья. «Не трогай ее», — прошипел он. — «Достаточно, понимаешь? Она вообще ничего не сделала. Она была ночью здесь. Я могу это засвидетельствовать. И не только я. А где была ты? В твоей комнате тебя не было. Там я лично посмотрел. Ты поехала за ним».
Я только тогда заметила, что мотаю головой, когда пряди волос упали мне на глаза. Странным образом это меня успокоило, как будто настойчивым колебанием я смогла сбросить балласт.
«Я была в своем Ателье. И это вы знаете, наверное, лучше, чем я. Я не была снаружи. Волберт уже установил, что я была не в состоянии вести машину».
Йонас коротко рассмеялся. Ухмылка исчезла, наконец, с его лица и он старался утопить свой голос в горечи. «Не в состоянии вести машину? Ты? Это только дело привычки. Еще и полиция сюда же. А то я могу им с удовольствием рассказать, как это было три недели назад. Тогда ты тоже была вдрызг пьяна. Роберт хотел копов послать тебе вдогонку, чтобы ты целая вернулась. Иза удержала его от этого, она его просто умоляла. Не делай этого. С ней наверняка ничего не случится, она же часто ездит в таком состоянии. Если ты посадишь ей полицейских на шею, у нас здесь не будет больше ни минуты покоя… Об этом она могла только мечтать. Вероятно, они бы не только права у тебя отобрали, но и конфисковали бы твой драндулет. Тогда бы этого не случилось».
В первый момент я не знала, о чем он говорит. Он все еще крепко держал меня за запястье и дергал мою руку, как качалку насоса.
«Отпусти меня», — закричала я на него. И так как он не сразу отреагировал, я пнула его. Носком туфли я попала ему вплотную к щиколотке. Он коротко вздрогнул, отпустил мое запястье и презрительно опустил углы рта. «Истеричная корова», — пробормотал он.
Изабель сильно побледнела.
«Это у вас не пройдет», — сказала я. Может быть, я и кричала — это не так важно. «У меня не было никакой причины убивать Роберта».
Йонас покачал головой, что выглядело почти, как сожаление.
«Должен ли я освежить твою память? После твоей непродолжительной вылазки три недели назад, Роберт сказал, что он волей-неволей должен связаться с Пилем. Он был сыт по горло, и ты знаешь это так же хорошо как и я. Никакой причины? Если здесь вообще у кого-нибудь была причина, так это у тебя. Жалко только, что ты сможешь вытащить голову из петли. Нужно быть сумасшедшим, тогда можно безнаказанно палить вокруг».
Каким-то образом я снова спустилась вниз, лежала на софе и старалась успокоиться. Изабель оставалась всю ночь с Йонасом. Я оставила дверь в зал открытой и до глубокой ночи не слышала ни звука с галереи, ни шага, ни скрипа открываемой или закрываемой двери. Ей было вероятно страшно, после этой сцены, встретиться со мной на лестнице или в зале.
В начале второго я поднялась наверх. Я заглянула ненадолго в спальню Роберта. Дверь не была заперта. Я зажгла свет — постель была не тронута. Это зрелище парализовало меня на минуту. Сознание, что теперь так будет всегда, давило свинцовой гирей в ногах и снова будило жгучую потребность уничтожить обоих, на месте.
Но у меня не было ничего при себе, даже чулка, которым я могла бы ее придушить. И их было двое. Этот малый был силен, как медведь, даже если он и шага не мог сделать. Все равно я прошла к двери на конце галереи. За ней было тихо. Действительно ли они спали? Вместе, в одной кровати? И это была одинарная кровать, между прочим.
Я осторожно нажала на ручку — было заперто. Несмотря на мою предосторожность, легонько щелкнуло. А у Изабель, наверное, был очень легкий сон — нервы, не правда ли? Она была слабым звеном, это стало мне ясно в последующие секунды. В течение еще одного момента все было спокойно, и потом я услышала ее тихий голос: «Что это было?»
Это звучало уже с налетом истерики. Она не сразу получила ответ, занервничала еще больше и громче сказала: «Проснись. Я думаю, что она у двери».
Вначале от него послышалось только заспанное бормотание. Изабель зашептала. Во всяком случае, на этот раз она говорила так тихо, что я ничего не могла понять. Йонас отвечал так же тихо. Но ему не удалось ее успокоить. Еще раз я поняла ее отчетливо. «Я этого не выдержу. Я не могу больше. Я хочу отсюда уехать. Она всех нас убьет. Почему ты думаешь…»
Ее голос внезапно оборвался, как будто он зажал ей рот рукой, чтобы она замолчала. Я подождала еще пару минут, но кроме рассерженного шипения, ничего больше не услышала. А войти к ним я не могла. Так что, я снова спустилась вниз и легла на софу.
На следующее утро я встретила Изабель в кухне. В моей голове стучало, но это не было одним из тяжелых приступов. Возможно, это было только переутомление, потому что я только под утро заснула и в прошедшие ночи тоже не особенно много спала. Может быть, это был голод — со вторника я ни разу не поела нормально.
Я была спокойна, абсолютно спокойна. Сейчас, когда я не должна была больше оглядываться на Роберта и его чувства, я была сильнейшая, что отчетливо показала эта ночь. Я могла дать им еще немножко подергаться прежде, чем мы закончим с этим. И я четко решила сделать это. Они должны были почувствовать на собственной шкуре, как это было — жить в страхе, точно знать, что произойдет что-то ужасное, но не знать, как это можно предотвратить.
Я как раз хотела сварить себе кофе, когда вошла Изабель. Было еще очень рано и она, очевидно, на меня не рассчитывала. Она вздрогнула, когда увидела меня и хотела сразу же повернуть обратно.
«Заходи же, — сказала я. — Я сейчас не вооружена; и только с одной рукой я, пожалуй, не допущу, чтобы дело дошло до драки на кулачках».
Не отвечая, она обошла меня от шкафа к шкафу, по широкой дуге.
«Мы сейчас среди нас, девушек, — сказала я. — Театр ты можешь перенести на попозже. Лучия, предположительно, приедет еще сегодня, тогда у тебя будет публика».
