Стивен Кинг - Дорожные работы
— Вы ненормальный, — промолвила она.
— Возможно.
Они миновали развилку с шоссе номер 11.
— Я все-таки посплю. Скажите, когда доедем.
— Ладно.
Девушка снова скрестила руки и закрыла глаза.
Они проехали шоссе номер 10.
— Вообще-то я не против дрессировки собак, — провозгласил он. — Я протестую против того, что их хозяева — все, как на подбор, — полные идиоты. Клинические.
— Вы пытаетесь очистить свою совесть всей этой чепухой, — промолвила девушка. — Почему бы вам лучше не сбросить скорость до пятидесяти миль? Сразу полегчает.
— Не полегчает! — ответил он с такой неожиданной яростью, что девушка в испуге раскрыла глаза, выпрямилась и уставилась на него.
— Вам нехорошо?
— Мне замечательно, — ответил он. — Я потерял жену и работу, потому что либо я сам, либо окружающий мир сошел с ума. Затем я подсаживаю в машину девушку — ей лет девятнадцать, не больше, — которая уж точно должна знать, что наш мир сумасшедший, так вместо этого она уверяет, что я сам тронулся. Спасибо большое.
— Мне уже двадцать один.
— Очень рад за вас, — с горечью произнес он. — Но, если наш мир такой здравый, на кой черт такой девушке, как вы, сдалось посреди зимы добираться в Лас-Вегас на попутных машинах? Стоять на морозе в одних тоненьких джинсах без белья, рискуя застудить свою хорошенькую задницу.
— Белье на мне есть! За кого вы меня принимаете?
— За юное и безмозглое создание! — рявкнул он.
Они вихрем пронеслись мимо седана, который катил по шоссе со скоростью пятьдесят миль в час. Водитель гневно прогудел им вслед.
— Пошел ты! — выкрикнул он.
— Остановите, пожалуйста, машину, — попросила девушка. — Я лучше здесь выйду.
— Ерунда, — отмахнулся он. — Я не собираюсь ни в кого врезаться. Спите.
Она устремила на него недоверчивый взгляд, затем покачала головой и закрыла глаза. Справа промелькнула развилка с шоссе номер 9.
В пять минут пятого они миновали шоссе номер 2. Тени, пересекающие дорогу, приняли характерную синеву, отличающую именно зимние тени. Венера уже взошла на востоке. По мере приближения к городу движение усиливалось.
Повернув голову, он увидел, что девушка уже снова выпрямилась и теперь посматривала в окно на спешащие безликие автомобили. Машина, что ехала прямо перед ними, везла сверху, на крыше багажника, рождественскую елку. У девушки были зеленые с широким разрезом глаза, и на мгновение он погрузился в них и ощутил то удивительное сопереживание, которое посещает людей, по счастью, крайне редко. Он вдруг увидел, что все машины едут туда, где тепло, туда, где можно делать дело, общаться с друзьями или с семьей. Он увидел их полное безразличие к незнакомцам. За какой-то мимолетный леденящий миг он осознал то, что Томас Карлайл называл великим мертвым локомотивом мира, который несется без остановки.
— Мы уже подъезжаем? — спросила она.
— Через пятнадцать минут.
— Послушайте, если я была с вами не слишком любезна, то готова изви…
— Нет, это я был с вами не слишком любезен. Кстати, вы знаете, делать мне сейчас особо нечего. Я, пожалуй, сам отвезу вас в Лэнди.
— Нет…
— Или возьму вам номер в «Холидей инн» на одну ночь. Не бойтесь, вам это ничего не будет стоить. Это мой рождественский подарок.
— А вы и правда разъехались с женой?
— Да.
— И совсем недавно?
— Да.
— А детей она с собой забрала?
— У нас нет детей. — Они уже приближались к постам для взимания дорожного сбора. В ранних призрачно-серых сумерках мерцали их зеленые огоньки.
— Тогда я переночую у вас.
— Но это вовсе не обязательно. В том смысле, что вам ни к чему…
— Мне бы тоже не хотелось сегодня оставаться одной, — сказала она. — А голосовать на дорогах ночью я не люблю. Я боюсь. Мне страшно.
Подкатив к будке поста, он приостановился и опустил стекло; в салон ворвался холодный воздух. Он протянул сборщику свою карточку и доллар девяносто. Медленно отъехал. Справа остался освещенный щит с надписью:
СПАСИБО ЗА БЕЗОПАСНУЮ ЕЗДУ!
— Ну ладно, — осторожно произнес он, понимая, что уговаривать ее ни к чему — возможно, этим он добился бы противоположного, — однако ничего не мог с собой поделать. — Просто мне самому слишком одиноко в пустом доме. Мы поужинаем, а потом, если хотите, посмотрим телевизор и погрызем воздушную кукурузу. Вы будете спать наверху, а я лягу…
Они уже сворачивали в город. Девушка негромко рассмеялась, а он взглянул на нее с легким недоумением. В сгустившихся сумерках он уже едва различал очертания ее фигуры. Кто знает, а вдруг она настоящая красавица? Мысль эта его немного взволновала.
— Послушайте, — сказала она. — Лучше я вам сразу все объясню. Тот пьяница, который меня до вас подвозил… Я с ним переспала. Такова была его цена, чтобы подбросить меня до Стилтона, где вы меня встретили…
Тем временем он остановил машину на красный свет перед перекрестком.
— Моя соседка по комнате предупредила, что именно это меня ждет, — бесстрастно продолжила девушка. — Но я ей не поверила. Я не собиралась расплачиваться за дорогу собственным телом, уж поверьте мне. — Она искоса посмотрела на него, но он по-прежнему не мог разглядеть ее лица. — И дело даже не в том, чтобы меня кто-то принуждал. Просто все дело в полной оторванности от обычной жизни — словно выходишь в открытый космос. Попадая в огромный город и видя там всех этих людей, я просто теряюсь. Это меня так достает, что мне проще провести ночь с каким-нибудь нытиком, лишь бы чувствовать рядом живую душу.
— Меня абсолютно не волнует, с кем вы спите, — сказал он, трогаясь на зеленый сигнал. Чисто машинально он свернул на Гранд-стрит, направляясь к своему дому мимо строящейся автострады.
— Этот коммивояжер, что меня подвез, — снова заговорила она, — женат уже четырнадцать лет. Во всяком случае, трахая меня, он повторял это почти не переставая. Четырнадцать лет узды, Шарон, говорил он. Четырнадцать лет. И кончил как раз секунд через четырнадцать. — И она хохотнула. Коротко и горько.
— Вас так зовут? Шарон?
— Нет. Это, наверное, имя его благоверной.
Он подкатил к тротуару.
— Зачем вы тут остановились? — подозрительно осведомилась она.
— Да так, — ответил он. — Я всегда этой дорогой домой возвращаюсь. Можете вылезти, если хотите. Я вам кое-что покажу.
Они выбрались из машины и прошли на трибуну, где в этот час не было ни души. Он оперся ладонями на обжигающе холодную сталь ограждения и посмотрел вниз. Ага, «подушка» почти готова. В последние три дня рабочие укладывали гравий и щебенку. Брошенные машины — грузовики, бульдозеры и желтые скреперы — безмолвно стояли в сумеречных тенях, словно музейные динозавры. Вот вегетарианец стегозавр, вот плотоядный тираннозавр, а это — свирепый дизельный экскаватор, пожиратель земли. Приятного аппетита!
— Что вы на это скажете? — вырвалось у него.
— А что я должна сказать? — переспросила она, пытаясь понять, куда он клонит.
— Но ведь что-то вы об этом думаете, — промолвил он.
Она пожала плечами:
— Так, обычные дорожные работы. Они прокладывают дорогу через город, в который я скорее всего никогда больше не попаду. Что вы хотите от меня услышать? Конечно, это выглядит безобразно.
— Безобразно, — эхом откликнулся он, довольный.
— Мое детство прошло в городе Портленде, в штате Мэн, — добавила она. — Мы жили в огромном многоквартирном доме, а прямо напротив строили торговый центр…
— Рабочие что-нибудь ломали, чтобы его возвести?
— Что?
— Они ломали…
— А, вот вы о чем. Нет, строительство велось на пустыре. Мне тогда было всего лет шесть или семь. Мне казалось, что стройка будет тянуться целую вечность. Визг, лязг, грохот. А знаете, что я при этом думала? Это очень потешно. Я говорила себе, что они ставят бедной земле клизму, а она упирается. Беднягу даже не спросили, нужна ли ей клизма, да и диагноз толком не поставили. Я тогда как раз страдала от какой-то кишечной инфекции, поэтому здорово разбиралась в клизмах.
— Понятно, — кивнул он.
— Как-то раз в воскресенье мы отправились на строительную площадку; там было удивительно тихо, словно в покойницкой. Фундамент к тому времени был уже почти завершен, а из цемента торчали эти странные желтые прутья…
