Максим Шаттам - Душа зла
— Нет, не думаю, — ответила судмедэксперт. — Точнее смогу ответить через несколько минут.
Она взяла скальпель и принялась разрезать кожу от основания подбородка до лобка, стараясь обходить раны. Когда доктор принялась вскрывать грудную клетку при помощи костолома, похожего на большой секатор, Бентли Котленд ничего не смог с собой поделать и отвернулся. Треск ребер, ломающихся под напором стали, вызвал у него в голове сравнение с тушкой цыпленка, на которого наступили ногой. Потом, белый как полотно, он наблюдал за процессом полной эвисцерации тела: доктор Фольстом тщательно изучала все ножевые ранения, чтобы определить степень летальности каждого из них.
Трупный запах просачивался сквозь хирургическую маску и бальзам «Вике», которым были густо смазаны губы Бентли. Запах мертвой плоти, застарелый, едкий, разносившийся повсюду и пропитывавший все, даже одежду. Но самое ужасное во всем этом было почти осязаемое присутствие смерти, Бентли казалось, что его собственное тело пропиталось ее запахом, что все его существо сотрясается от одной мысли, что он буквально чувствует присутствие рядом мертвеца той же расы, что и он сам. Никогда ему не забыть это впечатление. Он знал, что оно поселилось внутри него. Этот запах, по которому можно определить смерть… он пребывает в каждом мужчине и в каждой женщине и возникает, как голос небытия.
Сидни Фольстом протянула ему и Бролену пластиковые защитные маски и взяла странный предмет, похожий на пилу по гипсу. Пила задрожала, разбрасывая во все стороны осколки кости, когда доктор принялась пилить черепную коробку, чтобы обнажить мозг. При этом она сделала несколько непонятных комментариев по поводу того, какое значение имеет изъятие мозговой оболочки. Затем взяла несколько проб из полости рта и вернулась к внутренним органам.
Когда Сидни Фольстом, словно обыкновенную перчатку, вывернула наружу вагину, Бентли едва не упал в обморок и полностью пришел в себя только тогда, когда доктор уже закончила сливать остатки крови через дыру, зияющую на месте того, что когда-то было торсом.
Бентли смотрел на обоих коллег. Они были совершенно невозмутимы, не выказывали ни малейших эмоций. При том что, если как следует присмотреться, жертва была очень красивой девушкой, высокой и стройной, с хорошими, правильными чертами лица Он не смог сдержать удивления и невольно спросил, чувствуя определенное отвращение:
— Разве вас не шокирует это зрелище?
Сидни Фольстом повернулась к нему, подняв свой, как всегда, холодный взгляд:
— В этой профессии невозможно сострадать каждой жертве, с которой вы работаете. Я стараюсь соблюдать по отношению к любой из них максимум уважения, однако моя профессия вынуждает меня делать такие вещи, о которых их родственникам лучше не знать. Нужно просто быть техничным, мистер Котленд, не думать об этой девушке, которая, да, вероятно, отличалась красотой и пользовалась успехом у мужчин. Надо просто быть техничным.
Бентли спросил себя, способна ли доктор на малейшие переживания в личной жизни, но быстро осекся: ему не нравилось то, как она пристально смотрит на него. Что до Бролена, то он, несмотря на невозмутимость, возможно, был более чувствителен к происходящему, однако его профессия не позволяла ему выказывать хотя бы малейшую слабость. Впервые с момента их знакомства, длившегося всего день, Бентли стал испытывать к инспектору некоторую симпатию. В конце концов тот не был таким уж неприятным человеком: все дело заключалось в обыкновенной профессиональной деформации.
— Ладно, теперь я могу изучить отдельные детали и сделать выводы относительно хронологии событий. Само собой, гистологическое и гистоиммунологическое исследование поможет уточнить некоторые мои выводы, но этот тип исследования, основанный на изучении фибронектина и нейтрофильных лейкоцитов, более сложен и требует определенного времени. Пока же могу вам сказать, что жертву избивали, перед тем как нанести ей двадцать два удара ножом, преимущественно в область торса, из которых как минимум четыре оказались смертельными. Относительно точного развития событий я не буду спешить с выводами до того, как будут готовы результаты патолого-анатомических исследований. Но, в общем, полагаю, что он набросился на ее тело, кусал его и напоследок воткнул нож во влагалище, когда она уже умерла Что до ожога от кислоты на лбу, его я тоже постараюсь изучить и дать наиболее точное заключение, однако вам не стоит ждать чуда — боюсь, мне будет трудно сделать какие-либо выводы.
Бентли Котленд вновь повернулся к телу. Как минимум одна его часть напоминала человеческое, другая была бесформенной грудой красной плоти. Пустая черепная коробка, отсеченные конечности, вскрытый от подбородка до влагалища торс начисто заставляли забыть о том, что все это когда-то принадлежало живому человеку. Два лоскута кожи, на которых в свете хирургических ламп слабо поблескивали пленочки жира, безвольно свисали по обе стороны стола, отчего все тело было похоже на длинную раскрытую сумку.
Доктор Фольстом бросила перчатки в специальную корзину для биологического материала, и это вывело Бентли из оцепенения.
— Я пришлю вам мои заключения по факсу и электронной почте, инспектор Бролен.
Тот кивнул и снова повернулся к трупу.
Все-таки что-то странное было в ритуальных действиях убийцы. Безумное количество ран, многочисленные разрывы в области влагалища и, главное, его в высшей степени расчетливые действия, направленные на то, чтобы не оставить никаких лишних следов: ни спермы, ни слюны, ни отпечатков пальцев. Если предположение относительно двух лунок на бедрах окажется верным и они действительно появились в результате укусов, значит, убийца способен трезво оценивать свои действия. Он умеет вовремя взять себя в руки, за мгновение до этого пережив настоящее исступление. Исступление, вызванное желанием причинять вред, ненавидеть и убивать. И все-таки он обладает достаточной рассудительностью, чтобы одновременно контролировать себя и потом постараться замести следы.
— Спасибо, доктор, попробуйте сделать это как можно быстрее, — пробормотал Бролен. — Мне начинает казаться, что времени у нас нет.
Он появился снова.
И, расправляясь с очередной жертвой, не оставляет ей ни малейшего шанса на спасение.
15
Джульет ворочалась на кровати в гостевой комнате. Сбежав от журналистов, она осталась у Камелии на ночь. Девушка не знала, как ей поступить: было очевидно, что она не могла без конца бегать от прессы, рано или поздно ей все равно придется вернуться домой, но пока она не чувствовала в себе сил сделать это. Из-за вопросов, которые ей стали бы задавать журналисты, она боялась, как бы ее боль не вернулась, вызвав обострение агорафобии, отчего ей придется безвылазно сидеть дома. Она уже получила свою порцию страданий и потратила немало времени, борясь за восстановление душевного равновесия и доверия к окружающим; и сейчас потерять все это просто немыслимо.
По своему обыкновению, Камелия приняла ее с распростертыми объятиями, проявила заботу и оказала необходимую поддержку. Как обычно, поначалу она была серьезна и предупредительна, но потом заискрилась своим обычным юмором, стараясь сделать так, чтобы Джульет расслабилась. В итоге девушки от души посмеялись, и Джульет, которой не надо было на следующее утро ехать в университет, согласилась выпить несколько коктейлей, предложенных Камелией.
Немного захмелев, Джульет надеялась сразу же уснуть, но ей это не удалось. Она ощущала себя измученной, доведенной до отчаяния последними событиями, но при этом ей все никак не удавалось заставить свое сознание погрузиться в мир грез. Уткнувшись в подушку, она вспомнила этого парня, Томаса, которого отшила днем. Он ведь совсем не желал ее обидеть. Теперь она поняла, что вежливость — просто черта его характера, и все, чего он хотел, — это помочь ей. А она послала его куда подальше. Ей действительно нужно контролировать себя, не позволяя эмоциям, страху и паранойе брать верх над разумом. В конце концов, о чем речь? О каком-то психе, забавляющемся убийством женщин, копируя почерк Лиланда Бомонта? Психе или «подражателе», copycat'e, если использовать точный термин. Но это был не Лиланд Бомонт — тот убит и зарыт в землю год назад.
Джульет открыла глаза В комнате было темно, в доме Камелии царила тишина, а сама подруга, вероятно, уже полчаса как спала.
Джульет села в кровати и зажгла ночник у изголовья. Поняв, что не сможет быстро уснуть, она вытащила из сумочки книгу. Это был роман Дэвида Лоджа Она не знала, откуда у нее склонность к прозе британских романистов, но она ее буквально глотала книги Дэвида Лоджа, Ника Хорнби, Кена Фоллетта… У этих авторов она находила подлинный писательский интеллект, далекий от любой претенциозности; они рассказывали о жизни, и порой в их романах встречались высказывания, достойные того, чтобы стать афоризмами. Джульет погрузилась в историю английского профессора, потерявшегося среди событий сексуальной революции конца 1960-х годов в США, однако чтение не смогло отвлечь ее.
