Анна Белкина - G.O.G.R.
— Давайте, тракториста — в багажник! — распорядился он. — Самохвалов, возвращайтесь к машине — а потом — за нами, в Красное!
Синицын вышел из машины, чтобы получше рассмотреть перевёрнутый «панцер-хетцер». Да, именно за этой машиной он пытался гнаться на «Волге» Ежонкова. Интересно, почему они его не забрали? Должно быть, он принадлежал погибшему Гопникову… И тут размышления Синицына прервал какой-то звук. Жалобный такой, будто бы вон там, в тех кустах, кто-то плачет, или хнычет… Зверь? Нет, голос человеческий… Синицын тихонько подобрался поближе к подозрительным кустам и отогнул разлапистую ветку. А за ней — прямо на влажной грязной земле — сидел и плакал горючими слезами ни кто иной, как… Хомякович??!!!
— Хомякович! — крикнул Синицын и затормошил Хомяковича за плечо.
Наверное, у Синицына получился очень мощный крик, потому что с ближайших кустов гурьбой вспорхнули воробьи, а сквозь упругие колючие ветви протиснулась голова Недобежкина и спросила:
— Что?
— Хомякович, — повторил в изумлении Синицын и показал рукой на живёхонького Хомяковича, который, ни на что не реагируя, продолжал пускать галлоны слёз.
— Хм… — хмыкнул Недобежкин, усилием воли удержав свою челюсть от отвала. — А ну, давай выведем его отсюда…
Синицын и Недобежкин схватили Хомяковича под руки и вывели из кустов к «Ниссану». Пётр Иванович едва из кабины не вывалился, когда увидел живым и здоровым того, кто у него на глазах погиб и был завален тоннами земли. Хомякович был невменяем — то ли от испуга, то ли отчего-то ещё он продолжал жалобно плакать, словно ему было три годика, и у него большой пацан отобрал конфетку. Гипнотизёр Ежонков внимательно осмотрел его со всех сторон и внёс рацпредложение:
— Вспушить?
— Ну, пуши… — разрешил Недобежкин, который уже и сам не знал, что делать с этим «воскресшим Лазарем».
— Усадить! — приказал Ежонков профессорским тоном. — Сейчас будет работать…
— Бабушка Лида! — насмешливо перебил Недобежкин и толкнул Хомяковича на траву.
Хомякович безропотно сел, а Ежонков обиделся, нахмурился, как туча, и угрюмо прогудел:
— Ты тоже не Мегрэ!
— Давай, работай, Мессинг! — подогнал его Недобежкин. — Нам ещё в Красное!
Ежонков начал работать. Он на глазах у всех достал свою гайку и принялся качать ею у носа Хомяковича. Глядя на эту гайку, «подопытный» прекратил реветь, подобрал все сопли и застыл с отрешённым видом.
— Так, первый этап закончен, — довольно сообщил гипнотизёр и спрятал гайку. — На проверку времени нет — переходим к делу. Где ты был, Хомякович? — обратился он к Хомяковичу, заглянув в его опустевшие глазки.
Хомякович помолчал, потом — подвигал челюстями, как грызущий хомяк, и выплюнул два слова (или это было одно?):
— Бык-бык!
— Опять «Бык»? — хохотнул «Мегрэ» над «Мессингом». — У кого там ещё был «Бык»? У Карпеца? Да, Ежонков, здорово ты их гипнотизируешь: либо «Ме», либо «Бык». Талант! — пафосно закончил милицейский начальник, вогнав Ежонкова в сатанинский гнев.
— Ну, я тебе это ещё припомню! — побагровел Ежонков, замахнувшись слабосильным кулачком. — Как внушу тебе, что ты бык, как сниму на камеру — будешь знать! Я ещё это видео в Интернет выброшу, чтоб тебе неповадно было смеяться! Испортил мою лучшую машину… Ну что с тобой говорить?.. Солдафон! Тьфу! — «Мессинг» закончил тираду смачным плевком и снова повернулся к застывшему в трансе Хомяковичу.
— Где ты был, Хомякович? — вкрадчиво спросил Ежонков, игнорируя смешки Недобежкина.
Хомякович нахохлился, постучал ладонями по земле, раскрыл рот и, словно бы преодолевая непреодолимую преграду, с огромным трудом произнёс:
— Бык-бык!
— Память полностью стёрта, — начал оправдываться Ежонков, пожимая плечами. — Я ничего не могу сделать… Я не знаю… Я могу сделать вот что: я заставлю его привести нас туда, откуда он вылез! Мозг бессознательно запоминает дорогу, а я могу считать эту память, а?
Недобежкин сидел на траве, где посуше, ухмылялся в усы и слушал речи Ежонкова с явным снисхождением. А потом — возвысился над травою во весь рост и огласил только что принятое решение:
— План изменился!
Глава 86. Что скрывают недра?
Согласно новому плану Недобежкина, поездка в Красное откладывалась на неопределённый срок, а вместо неё назначался новый спуск в подземелье. Только на этот раз милицейский начальник решил бросить на «чертей» (или фашистских агентов?) тяжёлую артиллерию: взять с собой под землю группу Самохвалова. Эти ребятки уж точно всех «чертей» зачистят! Несдобровать будет и фашистским агентам, и «осликам» достанется, и привидения пускай подставляют бока! Где-то там, у них, томится бедный Сидоров. Вот его-то и решил спасти Недобежкин.
— Милиция мы, в конце-то концов, или кто? — бурчал милицейский начальник. — Они нас портят своей порчей, а мы глотаем?? Нетушки, фигушки! Ежонков! — призвал он «наследника Мессинга».
— Чего? — пробурчал тот, скосив на Недобежкина один обиженный глаз.
— Насколько я понял, — начал Недобежкин. — Тракторист этот тоже оттуда выцарапался! Ты, Ежонков, и его настрой на пеленг! Пускай у нас будет две ищейки!
— Хорошо, — согласился Ежонков. — Только, чур, не насмехаться, а то точно, внушу тебе, что ты бык!
— Да ладно тебе, — примирительно сказал Недобежкин, который подспудно испугался того, что Ежонков дискредитирует и опозорит его своим «быком».
Для начала «суперагент» Ежонков решил поколдовать над трактористом, посчитав, что тот знает больше, чем Хомякович. Тракторист не хотел, чтобы Ежонков считывал у него какую-либо память, пищал про свои «кирпичи» и «лисицу». Он успокоился только тогда, когда увидел над собою чёрное дуло автомата Самохвалова. Однако даже после этого тракторист наотрез отказался что-либо показывать. Будучи загипнотизированным, он шлёпнулся наземь, вытянул конечности, подкатил глазки и начал неистово, неукротимо блеять:
— Ме-е-е-е! Бе-е-е-е! Ме-е-е-е! Бе-е-е-е!
Он даже не шевелился, а только разевал рот и испускал крики мелкого рогатого скота.
— Он очень запущен! — поспешил оправдать свою некомпетентность гипнотизёр Ежонков. — Он слишком долго находится под влиянием! Давайте, лучше, Хомяковича!
— Ага, — кивнул Недобежкин с достаточной долей иронии и даже сарказма. — Давай, Хомяковича!
Хомякович оставался в трансе. Ежонков не приводил его в чувство, опасаясь того, что переживший некий сильный стресс Хомякович снова разнюнится, распустит слёзы и испортит всё на свете своей моральной неустойчивостью. Хомякович сидел, не двигался и бестолково глазел в небо своими глазками, которые сделались просто младенческими.
— А теперь ты покажешь дорогу туда, откуда пришёл! — вкрадчивым голосом контрразведчика потребовал Ежонков. — Давай, сейчас ты поднимешься и пойдёшь туда, где ты только что был.
Хомякович дёрнул плечами, повращал глазами, выплюнул своё любимое:
— Бык-бык! — а потом — поднялся и уверенно откочевал в тот куст, где обнаружил его Синицын, и там засел.
Все думали, что он посидит недолго, и вскоре двинется туда, в подземелье. Но Хомякович даже и не подумал никуда двигаться. Он засел в кусте настолько прочно, что Пётр Иванович и Синицын вдвоём его едва вытащили.
— Ну? — осведомился у Ежонкова Недобежкин.
— Эврика! — выдохнул вдруг Ежонков, заморгав глазами Архимеда и подняв вверх указательный палец. — Кажется, я знаю…
— Да? — не поверил Недобежкин.
— Да! — настоял Ежонков. — Сознание и подсознание ему заблокировали — ну и ладно! Я ему и то, и другое отключу. Я оставлю ему только двигательную память, которую нельзя заблокировать. Вот он и поведёт нас, как робот!
— Ну, действуй… — разрешил Недобежкин. — Чего уж теперь…
Ежонков придвинулся к бедному Хомяковичу и снова взялся за его многострадальные мозги. Лишившись и подсознания, Хомякович встал с травы и прямой наводкой последовал куда-то в те же заросли кустов. Недобежкин собрался хохотнуть: всё, сейчас он снова застопорится в этих кустах, и его оттуда и силком не вытащишь, и на буксире не вытянешь. Но — нет. Потоптавшись в кустах, Хомякович быстро и уверенно оттолкнул от себя ветки и направился куда-то ещё, глубже в эти заросли.
— Самохвалов! — позвал Недобежкин. — Поднимай ребят!
— Эй, а мне обязательно идти? — осведомился Ежонков. — Я же не амбал, я — психиатр!
— Топай! — буркнул Недобежкин, продираясь сквозь колючки вслед за Хомяковичем.
У Хомяковича проснулась неожиданная проворность. Он с ловкостью какой-то серны преодолел все густые кусты и оказался перед пещерой. Впрочем, это была не совсем пещера, а так — узкая тёмная дырка в земле, которая тянулась на неизвестное расстояние и заканчивалась неизвестно, где. Сколько раз они сюда не приезжали — ни Серёгин, ни Недобежкин, ни Синицын, ни тем более, Ежонков — никогда не замечали эту дырку. А теперь — Хомякович сделал широкий твёрдый шаг и оказался в её холодной сырой тени.
