Мария Эрнестам - Гребень Клеопатры
— Это, конечно, очень нелегко для вас обоих, — сказала она, стараясь не думать о том, что за вопрос он хочет ей задать.
— Нелегко? Можно и так сказать. Кто-то решит, что эгоистично брать такую клятву с того, кто тебя любит. Я бы не стал требовать того же от Анны. Не хотел, чтобы ей пришлось когда-нибудь принимать решение, жить мне или умереть. Но я был здоров, когда давал обещание, а Анна — уже нет. С тех пор я ношу в себе эту клятву. Я думал об этом вчера, когда навещал жену в больнице. Буду думать сегодня и завтра. Пока это не случится.
У Анны все сжалось внутри. Она подняла глаза на Мари, и на мгновение их взгляды встретились. «Помоги мне!» — хотелось ей крикнуть подруге, но та ответила безразличным взглядом и тут же отвернулась к своему соседу. А Фредерик уже ушел.
Мартин допил кофе, но не притронулся к шербету. Розовая масса колыхалась на тарелке, и Анна вдруг представила, как она темнеет на глазах, набухает, переваливается через край и заливает стол. Она покачала головой и сделала глубокий вдох. Инструкции Грега звучали у нее в голове: «Сделай глубокий вдох, если захочешь вынырнуть на поверхность».
— Я не понимаю… — начала она, но Мартин ее перебил:
— Я сказал, что мы с Эльсой старые друзья. Живем в одном городе и знаем, что происходит в наших семьях. К сожалению, нам удавалось встречаться, только когда ее муж был в отъезде. Мы обедали вместе или работали в саду. Ее муж был страшный человек. Вам это известно, Анна. Поэтому я к вам и обращаюсь. Ханс пил и издевался над Эльсой. Мы с женой поддерживали ее, как могли. У нее чудесные дети. — Мартин вздохнул и перевел взгляд на сыновей Эльсы. — Особенно младший, Лукас. Старшие, как только достигли совершеннолетия, сбежали из дома, оставив Эльсу страдать от издевательств мужа-тирана. И я не могу их осуждать: редко кто наделен терпимостью к окружающим, да и самим им тоже доставалось от отца. Они почти не навещают мать, а вот Лукас никогда о ней не забывает.
— Это он сидит рядом с моей подругой?
Мартин кивнул.
— Да, это Лукас. Похоже, они с вашей подругой поладили. Это было бы хорошо. Он ведь так и не женился. И мне кажется, не потому, что нет желающих, а потому что сам не хочет. Лукас симпатичный и очень умный. Он адвокат.
Лукас и Мари смеялись. Анна повернулась к соседу, чтобы спросить, какими именно делами занимается младший сын Эльсы, гражданскими или уголовными, но не успела. Мартин снова заговорил:
— Последние годы Эльса тоже меня поддерживала. Она единственная, кому я мог довериться. Она все знает о ситуации с Анной и о моей клятве. Ходила со мной в больницу и видела, в каком состоянии находится моя жена. Это ее очень расстраивает. Я в свое время предлагал Эльсе уйти от мужа, но она не решилась переехать к нам, потому что боялась его гнева. Она не осмеливалась заявить на него в полицию или попросить развода. Но потом она нашла решение…
Анна встретилась с Мартином взглядом. Она смотрела на него не моргая, чтобы не показать, что ей стало страшно от этих слов. Но понимала, что Мартин видит ее насквозь. И, как ни странно, на его лице не было ни гнева, ни обвинения, только мольба. Она видела перед собой старого человека, отчаявшегося, нуждающегося в ее помощи, умоляющего… Мартин взял ее руки в свои:
— Эльса пригласила меня к себе домой пару дней назад и угостила потрясающими пирожными, которые купила в вашем кафе, Анна. И рассказала о «Гребне Клеопатры». О том, что вы помогаете людям решать проблемы. И ваша работа приносит ощутимые результаты, один из которых мы сегодня и наблюдаем, если можно так выразиться. И я хочу спросить. Я не миллионер, но у меня есть деньги, точнее, земля, которую можно продать… то есть я могу заплатить вам столько же, сколько Эльса, или даже больше. Принимая во внимание специфику ситуации и двойное вознаграждение… я спрашиваю… не поможете ли вы и мне тоже?
Глава пятнадцатая
Медный чайник сверкал как золото, большая деревянная хлебница и блюдо пятнадцатого века придавали помещению почти домашний уют. Мари посмотрела на витрину и отметила, что сандвичи с ветчиной и пирог с курятиной почти закончились. А вот меренги, корзиночки с малиной и шоколадные пирожные по-прежнему лежали на большом блюде, да и к лимонному торту почти никто не притронулся.
К концу дня в кафе всегда было много тех, кто хотел перекусить или просто отдохнуть после работы. Мари пришла к самому закрытию. После поминок к ней подлетела Анна и нервно прошептала: «Надо поговорить». Мари это удивило, и мысли о странном поведении подруги мешали ей думать о Лукасе Карлстене, с которым она познакомилась на поминках.
Когда Мари в последний раз ощущала нечто подобное? Очень давно. Нет, это все равно не сравнить с тем, что она испытала, впервые услышав игру Дэвида на флейте. Тогда мелодия проникла ей в самое сердце, и Мари была готова на что угодно, лишь бы разделить с Дэвидом его странную жизнь. Лукас Карлстен, напротив, заставил ее мечтать об уютных домашних вечерах перед пылающим камином с хорошей книгой и бокалом коньяка, как в рекламе по телевизору.
Во время отпевания Мари пыталась анализировать свои чувства, искала в себе раскаяние, но нашла только равнодушие. Церемония прощания с покойным, конечно, была печальной, но не оттогб, что человек умер, а скорее оттого, что по нему никто не скорбит. Все чувствовали не горечь утраты, а пустоту, которая только усилилась с его смертью.
Сначала Мари сидела, уставившись в затылок Лукасу Карлстену, потом перевела взгляд на простой крест над алтарем. Распятая фигура Христа выглядела какой-то беспомощной в своей наготе, и трудно было поверить, что Он способен помочь Мари. Но она все равно сложила руки, склонила голову и начала молиться, чувствуя бедром тепло, исходящее от Анны. «Господи, пусть он посмотрит на меня, а не на Анну. Господи, дай мне хоть толику ее привлекательности». Мари подняла голову и сама усмехнулась своей глупости. Наверное, из всех молитв, что сегодня услышал Бог, эта — самая жалкая.
Потом она вознесла еще одну молитву — благодарственную: Он-таки помог ей оказаться в зале для поминок раньше Анны. Лукас Карлстен стоял у гардероба, когда Мари вошла. Он обернулся, взял ее пальто, не говоря ни слова, повесил его и протянул ей руку, представившись.
— Мари Модин, — ей удалось выговорить это спокойно и пожать руку, такую теплую и сухую, словно ее держали у горящего камина.
Лукас кивнул.
— Я знаю, кто вы, — произнес он. — Вы работаете в фирме, которая помогла моей маме с продажей дома. Я хотел бы поблагодарить вас от себя лично и от всей семьи. Мне жаль, что мы не смогли ей помочь, но… что было, то было. У вас какое-то оригинальное название? Что-то связанное с Древним Египтом?
— «Гребень Клеопатры», — сказала Мари странно чужим голосом.
Вдруг он что-то подозревает? Что, если он знает куда больше о том, что связывает его мать с «Гребнем Клеопатры»? И намекает, что он и его братья могли и сами помочь Эльсе. Мари хотелось защитить фирму, но она вовремя передумала. У Лукаса открытое и честное лицо. Наверное, он просто хотел быть вежливым, а может, действительно заинтересовался их деятельностью.
Потом она тайком изучала его. Очень привлекательный мужчина: высокий, сильный, с густыми темными волосами, которые вряд ли поредеют с возрастом. Глаза — зеленые, а острый нос и большой рот придают его лицу какую-то милую неправильность, так что он сразу внушает доверие. Наверное, пациенты охотно доверились бы доктору с таким лицом, подумала Мари.
— Простите, если я несколько прямолинеен, — продолжил он. — Но я адвокат, и естественно, занимаюсь финансовыми делами в нашей семье, хотя, должен признаться, отец был от этого не в восторге. Теперь у меня будет возможность помогать матери.
И снова в его словах можно было усмотреть скрытую угрозу. Но Мари по-прежнему не увидела в его лице ничего, кроме тревоги за мать. Она пробормотала, что с удовольствием поможет ему во всем, но в голове билась мысль: а вдруг он знает о гонораре? Лукас Карлстен не дурак, чтобы не заметить, как из отцовского наследства пропало полтора миллиона. Но Эльса сделает все, чтобы скрыть, на что пошли эти деньги.
Мари огляделась по сторонам. Кафе уже опустело. Когда она пришла, не было ни одного свободного места, и ей пришлось устроиться в глубине зала. Оттуда можно было наблюдать, как Юханна суетится, принимая заказы. Она задержалась у столика около окна. Молодой человек что-то сказал ей, и Юханна рассмеялась. Мари отметила, что она выглядит намного лучше, чем пару недель назад. Интересно, что тому причиной: новая прическа? Мари дотронулась до своих волос и с благодарностью подумала о Дэвиде, который настоял, чтобы она их не стригла. Пусть растут, сказал он, как лес вокруг замка Спящей Красавицы.
Наконец все посетители исчезли, и Ю убрала со столиков посуду. Она кивнула Мари на прощание и со словами «увидимся завтра» исчезла. Мари осталась во «Фристадене» одна. Она сидела, не в силах подняться с места, хотя пообещала Ю спрятать оставшиеся пирожные и сандвичи в холодильник. Обводя взглядом зеленые стены и старую мебель, Мари гадала, что же хотела сказать ей Анна. Та была так взволнована, что Мари чувствовала: хороших новостей можно не ждать. Она провела пальцем по красно-белой клетчатой скатерти и вспомнила про двух пенсионеров, которые играли в шахматы, когда она пришла. Один из них встал, чтобы выйти в туалет, и чуть не споткнулся об ее сумку. Мари попросила прощения за то, что поставила сумку в проходе, он ответил: «Ничего страшного». А потом вдруг остановился перед ней.
