Дон Уинслоу - Жить и сгореть в Калифорнии
А они требуют денег, тянут за собой новые траты.
Он закладывает дом под какой-то бешеный процент.
Но и дело, и безделье — он все готов кинуть коту под хвост ради кокаина и девок.
Деньги уходят через его нос и его шишку, говорит Летти.
Пам становится типичной брошенной женой с побережья и начинает выпивать. Вначале за общим обедом, потом садится за обеденный стол уже навеселе. К вечеру трезвеет ради детей — кормит их, купает, укладывает, а уложив, снова напивается, чтобы заснуть.
— Летти… — произносит Джек.
— Понятно, — говорит Летти, — но уверяю тебя, что она была трезвая.
— Но, может быть, именно в этот вечер, — говорит Джек. — Ведь, понимаешь, дети-то были у отца, а он собирался с ней разводиться…
Летти качает головой:
— Это она собиралась разводиться с ним.
— Вот как!
— В конце концов, — рассказывает Летти, — Пам от всего этого устала. Устала от его блядства, от его кокаина, его вранья, от скандалов, которые он ей закатывал, когда не клеилось с недвижимостью или когда она протестовала против покупки какой-нибудь скульптуры за пять тысяч долларов, которых у них не было.
Она устала и от себя самой, от своих чувств и вида. Ей стало страшно, что и на детей она глядит как бы сквозь наркотическую дымку пилюль и алкоголя.
И она решает лечиться.
Не знаю, что там они с ней делали, в клинике, — говорит Летти, — только знаю, что вернулась она от них совсем другой — не псевдопринцессой, а реальной женщиной. Она покончила со всем этим и словно преобразилась — стала больше самой собой, настоящей, стала добрее.
И стала мне звонить, приглашать. И даже представила меня как свою сводную сестру. Мы болтали с ней по-испански, чем бесили Ники. Итак, я провожу время с детьми, вожу их на пляж, в деревню.
— Разве ты любишь деревню? — удивляется Джек.
— Теперь я живу там, — говорит Летти. — Купила домик возле автострады Ортега, в Кливлендском национальном парке. Так мы обо мне говорим или о Пам?
— О Пам.
Пам возвращается из реабилитационной клиники подобревшей.
И сильной.
Ставит Ники ультиматум: либо он начинает вести себя по-другому, либо брак их расторгается.
Она тащит его к юристу. Последнее оказывается действенным. А через три недели, возвратившись раз домой, она застает его в постели с какой-то накокаиненной портовой шлюхой. Она велит Нику собирать вещички и выматываться.
Ник хлопает дверью, а через час возвращается дико злобный и бросается на нее с кулаками. Принцесса Пам это бы стерпела, но новая Пам на следующий же день обращается в суд и, заполучив ордер на ограничение его в правах, дает ему под зад коленкой.
Он бросается к мамочке. Та призывает к себе Пам и заявляет ей, что детей ей никогда в жизни не оставят. Что она никуда не годная мать. И что адвокаты Вэйлов ее по стенке размажут.
Вы отберете у меня детей, говорит ей Пам, — вникни в это, Джек, — только через мой труп.
Вот ее и сожгли, думает Джек, впечатали в пружины их брачного ложа, потом сожгли вторично и развеяли прах над океаном.
— Развода он боялся до ужаса, — говорит Летти. — Ведь он уже и так по уши в долгах, а она отобрала бы половину. И дом, и детей…
Папа говорит, что мама сгорела вся целиком.
— Мотив, конечно, просматривается, — говорит Джек, — но все же…
— Он прямым текстом заявлял ей, что убьет ее, — говорит Летти. — Врывался в дом в ее отсутствие и брал вещи. Оставлял записки с угрозами. Звонил по телефону среди ночи, чтобы сказать, что убьет ее…
— Господи…
— Утром в тот самый день, когда случился пожар, — говорит Летти, — она мне позвонила. И со слезами сказала: Он приехал, забрал детей, так она сказала, а мне шепнул на ухо: «Вечером вернусь, вернусь и убью тебя».
— Я умоляла ее не ночевать дома, приехать ко мне, но она не хотела, — продолжает Летти. Теперь по ее лицу текут слезы. — Надо было мне ее заставить! Надо было мне самой приехать и остаться с ней. Надо было…
— Летти…
— И теперь дети остались с ним! — плачет она. — И этот подонок вместе со своей сукой матерью будут растить ее детей!
— Похоже, что так.
— Через мой труп! — восклицает Летти.
И разражается рыданиями. Теряет остатки самообладания и, наверно, упала бы, не обнимай он ее за плечи. Он спрашивает:
— Хочешь поехать ко мне домой?
Она кивает.
У подъездной аллеи Джек замечает припаркованную к тротуару машину.
Возле нее стоят двое.
Те самые парни, что были в церкви.
Нанятая Ники охрана.
40
Живет Джек в столь типичном для Южной Калифорнии неофашистском «закрытом квартале». В огороженной кучке многоквартирных домов и особняков с черепичными крышами, вознесенной, подобно замку на голом холме, на пересечении Голден-Лантерн и Камино-дель-Авион.
— Когда же это ты оставил свой трейлер? — говорит Летти, вылезая из машины и ставя ее на гостевую стоянку.
— Когда наш парк сровняли с землей, чтобы построить эти кондоминиумы, от которых меня с души воротит. Новое место я не осилил. Тогда я и купил эту берлогу.
«Берлога» представляет собой квартирку в одну спальню, и расположена она на верхнем этаже трехэтажного комплекса. Другие два этажа в этом комплексе располагаются ниже по холму, выдаваясь немного вперед. Строго говоря, с каждым годом этажи оказываются все ниже, а вперед они выдаются все больше, так как дома здесь находятся в буквальном смысле на спаде, медленно и неуклонно сползая вниз по холму.
— Строилось все это во время строительного бума восьмидесятых, — поясняет Джек, — когда округ был такой, что и любое дерьмо нарасхват. Тогда кто только не строил — все строителями заделались, спешили делать деньги, так что не очень-то смотрели, что строят и где — лишь бы побыстрее. Вот и получилось, что вырыли котлованы на зыбком грунте, и весь этот комплекс ползет вниз. Домовладельцы попытались подать в суд на подрядчиков, а тех уже и след простыл, так что судятся они теперь с их страховой компанией. Конца тяжбе не видно, а комплекс между тем сползает в океан.
— Я думала, что такое может быть, только если Крупное грянет.
«Крупным» здесь зовется разрушительное землетрясение, апокалипсис, о котором здесь слагают анекдоты, но которого все страшатся.
— Да Крупного и не понадобится, — говорит Джек. — Видишь эти холмы за нами? Их склоны — чуть ли не последний девственный участок на всем Южном побережье. Есть еще один холм — над Лагуной, и другой — над Сан-Клементе.
В сезон пожаров — горячую, сухую и ветреную погоду, при том что эти холмы покрыты растительностью, достаточно одной искры в ветреный день — и вызывай пожарных с побережья. Пожаром охватит ущелья, огонь зажмет в кольцо все эти дома, из которых некоторые сгорят, другие же — выстоят.
А после сезона пожаров обычно наступает сезон дождей. Больших дождей мы уже несколько лет не видели, но все впереди. Таким образом, сначала горит лес на склонах, а после льют дожди.
Что порождает оползни. И все те склоны, которые они оголили, застроив всяким дерьмом, сползают вниз. А что же кондоминиумы и особняки, возведенные на зыбком грунте? Рушатся и летят в тартарары, потому что земля под ними не выдерживает. И мы полетим вниз вперемешку с грудой дерьма, строительного мусора и глины.
Вначале мать-природа сжигает нас, потом смывает.
— А ты был бы не против, правда, Джек?
Они стоят на улице возле гаража.
Над ними высятся громады домов, неотличимых друг от друга.
— Может, и так, — говорит Джек.
Может, это предотвратило бы гибель Стрэндс.
На двери гаража объявление:
Владельцев одноместных гаражей просим убирать свои транспортные средства в гаражи, а не ставить их на улице. Гаражи предназначены для машин, и превращать их в сёрфинг-склад — непозволительно.
Союз домовладельцев.
— Сёрфинг-склад?
— Да, я там пару досок держу, — говорит Джек.
Дом многоквартирный, а кухня Джека приходится как раз над гаражами. Он щелкает кнопкой дистанционного пульта, и дверь гаража распахивается с металлическим скрежетом.
Сёрфинг-склад, думает Летти, неплохо сказано.
На козлах громоздятся большие доски, и еще несколько висят по стенам на полках. В гараже пахнет лаком и политурой. На стенах старые плакаты с изображениями спортсменов-сёрфингистов.
— Ты все такой же, Джек, — говорит Летти.
— Вот самая лучшая, — говорит Джек и проводит рукой по старой доске, подпертой двумя козлами. Доска трехсоставная, темное дерево поблескивает на свету — безукоризненно выделанное, без заметных швов. Превосходная работа. На ней надпись: «делал Дейл Велзи, 1957».
