Страшная тайна - Алекс Марвуд
– Прости за беспорядок, – говорит Клэр небрежно, как будто речь идет о нескольких чашках и паре туфель. – У нас тут небольшая уборка.
«А вот и нет», – думаю я. Я так говорю каждый раз, когда не удается избежать визита гостей. «У меня небольшая уборка. Здесь скоро будет лучше. Я собираюсь отнести эти книги, ботинки, ремни, сумки в благотворительный магазин». И все знают, что это неправда; все подыгрывают мне, потому что знают, что я никогда не изменюсь.
Я тоже подыгрываю.
– Не беспокойся, – отвечаю я. – Видела бы ты мою квартиру.
Потому что именно это говорят мне все, обходя коллекцию пустых винных бутылок и убирая полотенца, чтобы освободить место на диване.
По дороге я мельком вижу гостиную и столовую, между коробками оставлены промежутки, чтобы можно было подойти к дверям. В столовой стены завешаны полками, а полки заполнены банками. От больших трехлитровых банок до крошечных, в которых, должно быть, когда-то хранилась икра. На каждой банке аккуратная этикетка, подписанная черным маркером. Бесконечные ряды банок: «Помидоры», «Перцы», «Стручковая фасоль», «Каннеллини», «Фасоль», «Квашеная капуста», «Чатни», «Ревень», «Крыжовник», «Желе из красной смородины» – этих точно не меньше двадцати, «Моченые яблоки», «Грибы» – от угла до угла, от пола до потолка. Я мельком заглядываю в одну из открытых картонных коробок и вижу, что она тоже набита банками. Клэр, похоже, готовится к зомби-апокалипсису. Но, по крайней мере, упорядоченно.
– Извини, – говорит она. – Не выношу, когда выращенное пропадает зря. Мы думали продать их на фермерском рынке или еще где-нибудь, но… Я подумала, может, в этом году я дам земле отдохнуть. Знаешь, как завещал Джетро Талл[4]. Я стараюсь не использовать слишком много химических удобрений, так что, возможно, ей не помешает отдых. Я собираю помет ослов и кур, компостирую все, но… ну, ты понимаешь… Этого, наверное, недостаточно.
– Как насчет свиного дерьма?
– О нет, не для огорода. Там паразиты.
– Похоже, на год запасов хватит, – говорю я великодушно.
Клэр оборачивается и смотрит на свою прихожую как будто в первый раз.
– Думаю, да. Господи. Пойдем выпьем чашечку чая. Или что-то покрепче. Хочешь выпить? Ну, после столь долгой поездки?
Я бы с удовольствием выпила. С огромным удовольствием. Но я думаю, мне лучше не торопиться. Это будут долгие несколько дней.
– Лучше чай, – отвечаю я.
– У меня много вина из крыжовника, – говорит она. – И из ревеня, и ежевики, и бузины.
Настоящий маленький фермер. Не могу поверить, что это Клэр. Та женщина, которую я знала, впадала в бешенство из-за сломанного ногтя. Теперь же у нее грубые и красные руки, а ногти коротко обрезаны.
– Ты вообще покупаешь что-нибудь? – спрашиваю я.
– Нет, если могу этого избежать, – говорит она. – Там так много химикатов, ты же знаешь. И добавок. И красителей. Даже в тех продуктах, которые кажутся нам очень простыми. Ты знала, что магазинный хлеб полон добавок? Я бы вырастила собственную пшеницу, но это непрактично. Мне привозят органическую муку, и мы печем хлеб сами. Я не хочу, чтобы на Руби влияла всякая дрянь. – Она останавливается у подножия лестницы и кричит: – Руби! Милли здесь!
– Камилла, – говорю я. – Теперь я Камилла.
– О! И давно?
– С университета, – отвечаю я.
Но это половина правды. Я сменила имя перед самым поступлением, но так и не поступила. Слишком много упоминаний о «Милли, сестре Коко» в прессе за эти годы. И кроме того, все Милли – девчонки жизнерадостные. У них есть шкатулочки с драгоценностями, и они сортируют свое нижнее белье по цвету. Они работают в отделе кадров и мечтают жить в Танбридж-Уэллсе. С таким именем, как Милли, вы либо меняете его, либо теряете всякую надежду.
Звук движения где-то в глубине дома. Еле слышное «Иду!» доносится с лестничной площадки.
– Я приготовлю чай, – говорит Клэр. – Почему бы тебе не устроиться в гостиной, а я принесу его туда.
– Конечно, – отвечаю я.
– Мятный. Подойдет? Или лучше достать имбирь из морозилки? – спрашивает она.
Интересно, не слишком ли поздно попросить кофе. Думаю о добавках и решаю, что глупо надеяться на то, что они у нее есть.
– Мятный – это здорово, – говорю я и начинаю размышлять, как скоро я смогу заявить, что мне нужно пополнить запасы бензина, а еще заехать утром в мастерскую.
Захожу в гостиную. Низкие потолки, выцветший ковер, на котором когда-то был цветочный узор, два низких ситцевых дивана и кресло. Рафидж запрыгивает на самый симпатичный диван, возле горящего камина – кажется, единственного источника тепла в доме. Плюхается среди подушек и вздыхает.
Здесь не хранятся продукты, но комната все равно забита вещами. Здесь тоже куча полок, на этот раз заставленных безделушками и сувенирами. Ракушка, перо, кусок дерева, выбеленного солью. Плюшевый мишка, пара крошечных розовых туфелек, крестильная чашка, «мой маленький пони». И другие, более странные вещи. Чашка-непроливайка. Ложка и детский самокат с красными пластмассовыми ручками. Заколка для волос с маленькими пластмассовыми пандами. Несколько кубиков с буквами. Лего. Детские солнцезащитные очки. Крошечная шапочка. Я знаю, что это. На столе перед полками в блюдце горит церковная свеча, – одна из тех толстых шестидюймовых, которых хватает на несколько недель, – в окружении фотографий в рамке. Фотографий Коко.
Стены тоже увешаны ими. Коко улыбается, Коко на белом ковре на холодном каменном полу в окружении рождественской оберточной бумаги, Коко на пляже, одинаковые Коко и Руби, в фатиновых платьях, которые Клэр надевала на них при любой возможности, Коко в надувном резиновом круге у бассейна, Коко на вершине горки в шапочке с помпоном, крошечные Коко и Руби обнимаются в кроватке – отголосок того, какими они были в
