Замерзшее мгновение - Камилла Седер
— Это может свидетельствовать, что погибший не знал убийцу, — подчеркнул Бернефлуд. — Иначе он не купился бы на уловку с поломкой и не подошел к машине.
— Что ты имеешь в виду? — взорвался Гонсалес. — Может, он, наоборот, был хорошо знаком с убийцей, просто не ожидал, что тот всадит ему пулю в голову. Может, наоборот, это был знакомый, и потому он остался в машине и сигналил, вместо того чтобы, как нормальный человек, припарковаться и пойти искать автомеханика. Разве Вальцу не показалось бы подозрительным, что…
Не пытаясь скрыть нетерпение, Телль пресек обсуждение:
— Давайте дальше. Мы же не знаем, имелись ли у него подозрения, мы даже не знаем, так ли все было на самом деле.
Он тут же раскаялся. Свободный обмен мнениями был необходим для продвижения расследования дальше. Кроме того, Телль должен был поддержать старшего коллегу в его ежедневной борьбе против негативного отношения к работе.
Бекман разговаривала вчера с Лисе-Лотт Эделль дома у ее сестры в Шёвике. Она коротко отчиталась о встрече, продолжавшейся два долгих часа, включая несколько пауз: Лисе-Лотт рыдала или теряла нить разговора из-за сильных успокоительных средств, которые дала ей сестра, Ангелика Рундстрём.
Результатом разговора стал портрет Ларса Вальца в траурной окантовке. Лисе-Лотт согласилась также записать имена некоторых людей, входивших в окружение мужа. Бекман представила список, где обозначила приоритеты во время бесед с этими людьми. Все для того, чтобы получить представление, кем был Вальц и почему кто-то желал его смерти.
— Я бы рекомендовала еще раз побеседовать с Лисе-Лотт, попозже, когда она немного придет в себя. Вчера ей нужно было говорить о Ларсе совсем иначе, и с этим трудно что-либо сделать. А терапевтический эффект некоторых допросов отрицать нельзя, — сказала Бекман.
Телль с силой прикусил язык, чтобы не высказать, что он об этом думает: в задачу Бекман не входило работать терапевтом для родственников; ей следовало задать те вопросы, которые помогли бы раскрыть убийство. Вместо этого он просто кивнул, но уголком глаза заметил выразительный взгляд менее тактичного Бернефлуда.
По какой-то причине Бернефлуд часто искал у него понимания, когда речь шла о разнице между нововведениями и старой честной полицейской работой. Почему — он не знал, а если быть до конца откровенным, то это его слегка пугало. Теллю было только сорок четыре. В его глазах Бернефлуд оставался старомодным оригиналом, в некоторых случаях демонстрировавшим еще и недостаток ума. Телль и сам мог раздражаться, когда Бекман, например, легкомысленно пыталась свести все к различиям между мужским и женским полом, и хотя он скептически относился к разговорам о квотировании и преимуществах внедрения «женской логики» в полиции, шутки Бернефлуда о «мокрощелках» и «мужененавистницах» его подавляли. Он не хотел солидаризироваться с такими, как Бернефлуд, ни во взглядах на современный кофе, ни в каких бы то ни было других вопросах. Поэтому он похвалил Бекман. К тому же — и он не собирался этого скрывать — он счел ее размышления верными в долгосрочной перспективе.
Ему стало известно, что в прошлом году у Бекман состоялось несколько бесед с Эстергрен относительно мужского доминирования в отделении. Сперва известие об этом поразило его. Он что, был шовинистом, сам об этом не подозревая?
— Я никогда не воспринимал жаргон, употребляемый в отделении, как специфически мужской, — ответил он, словно пытаясь защититься, — хотя зачастую он грубоват. Скорее это издержки профессии. Проще говоря, полицейский сленг.
Сам он воспринимал его совершенно естественно после двадцати лет на этой работе. У него было искушение сказать, что тому, кто не слишком уживается в полицейских коридорах, лучше подумать о смене профессии.
— Нет никаких оснований полагать, что специфический мужской жаргон в полиции является конструктивным или вообще как-либо связан с полицейской работой, — резко указала ему Эстергрен.
Он предпочел промолчать.
— Я рада, что Карин Бекман доказывает свою квалификацию и у нее есть чутье, — продолжила она. — И также рада, что есть Микаэл — молодой, зеленый, он может взглянуть на вещи по-новому. И есть еще зрелый Бенгт, имеющий свой взгляд на вещи. Также меня радует, что ты более активен, а Андреас склонен к рассуждениям.
Она задумчиво склонила голову. У Телля появилось неприятное чувство, будто она чего-то хочет от него, а он не может понять, чего именно. Он кашлянул и пробормотал что-то неразборчивое, что можно было истолковать как согласие. Конечно, ему следовало объективно оценивать свою группу и в равной мере учитывать и мужскую, и женскую точку зрения. Только такой подход разумен, но он не знал, как это сделать.
Он много размышлял об этом разговоре, и неделю спустя сказал Эстергрен, что тоже рад присутствию Карин Бекман в их группе. Но он никогда не рассматривал ее как женщину или женщину-полицейского, а просто как полицейского, и точка.
— И она, скажу прямо, чертовски хороший полицейский.
Выражение лица Эстергрен, которая в тот момент напряженно размышляла над ежегодным статистическим отчетом, смягчилось, и она улыбнулась.
— Хорошо, Кристиан, — сказала она. — Именно это я и хотела услышать.
А Телль возвратился в свою комнату с таким чувством, будто учительница в начальной школе поставила ему «отлично» по поведению, хотя он и сам не знал, как это получилось.
Он вернулся к действительности, когда Бекман постучала костяшками пальцев по доске. В центре была прикреплена полароидная фотография погибшего Ларса Вальца.
— Я узнала кое-что о его происхождении… Он родился в тысяча девятьсот шестьдесят первом году в Гётеборге, точнее говоря — в Майурна. Родители развелись, когда ему было около десяти, после чего он почти не имел контактов с отцом. Тяжелое финансовое положение в семье, мать ночами работала в больнице Сальгренска медсестрой. У него есть старший брат…
Она спустила очки на нос и пролистала свои записи.
— Вот. Полное имя Стен Рогер Вальц, Стен. Он на семь лет старше и, похоже, живет в Мальмё. Холостяк, детей нет. Братья не общались.
— Кто свяжется со Стеном? — спросил Телль.
— Я уже говорила с ним. Он подтверждает, что они практически не поддерживали контакт, хотя, несмотря на это, кажется, был шокирован известием. Сразу, спонтанно, он не мог даже близко предположить, кто мог желать смерти его брата. Но сказал также, что совсем не знает Ларса. Он не думает, что может как-то нам помочь.
— Хорошо, Карин. Мы начнем с другого конца, а потом посмотрим, стоит ли все же съездить в Мальмё. А мать, она так и живет в Гётеборге?
— Нет. Умерла пару лет назад.
— Продолжай.
— Он ходил в школу Карла Юхана, а потом
