Раскаянье дьявола - Гранхус Фруде
Он встал, заранее готовый к новому приступу боли, но, видимо, самое худшее на этот раз закончилось. Он поднялся на чердак и зашел в одну из комнат. И здесь вспышки молнии пронзали окна. Ему показалось, что он на войне, что звуки разрывающихся гранат становятся все ближе и ближе. Спасайся! Вот что самое главное. Спастись.
Он открыл шкаф и достал одно из платьев, бросил его на кровать. В свете молний ему показалось, что платье поднялось и потянулось к нему, словно принуждая принять воспоминания. И запах, запах, преследовавший его все эти годы, стал еще ярче. Он поднял руки. Когда вспыхивали молнии, кожа казалась голубоватой, а язвы были похожи на вскрытые шрамы от операций, словно что-то вырвалось из больного тела и покинуло его. Запах. Раны. Вечные раны. Он схватил платье и разорвал его от груди до пояса. Поперечные швы помешали ему порвать его на кусочки, но в ярости он приложил все имеющиеся силы. Забыв о боли, забыв о том, что сил было крайне мало, он продолжал терзать платье. В конце концов оно лохмотьями повисло у него в руках. Он простоял так до тех пор, пока звуки ливня не вывели его из состояния аффекта. Лил дождь. Мощнейший. Как никогда прежде.
Понедельник, 2 сентября
Глава 31
Рино сидел в кабинете, разложив перед собой карту событий. Ему так и не удавалось нащупать то, до чего он додумался в полусне вечером предыдущего дня. Все, что у него было, — лишь схематическое перечисление того, что они и так знали, однако он не мог отделаться от ощущения, что перед его глазами что-то либо слишком хорошо скрытое, либо настолько очевидное, что он этого просто не замечает. Между первыми исчезновениями прошло не больше полугода, между вторым и третьим — больше трети жизни. Почти все указывало на то, что Гюру права: о том, что преступления совершил один и тот же человек, не могло быть и речи.
Они застряли в тупике. Разве что появится некто, кто еще не сообщил важные сведения полиции, или Гюру удастся сломать гладко отполированную маску Эйнара Халворсена. Внезапно Рино решился и сразу же посвятил в свой план Гюру.
— Я позвоню Ангелике Биркенес, — сказал Рино, заходя в кабинет.
— И о чем ты ее спросишь? — Гюру даже не попыталась скрыть скепсис.
— Попрошу рассказать, что она помнит.
— Ей было два года.
Он пожал плечами.
— Ты о запахе? Если бы спустя все эти годы у нее случилось откровение, думаешь, она не связалась бы с полицией?
Рино посмотрел напарнице в глаза. Она явно сомневалась в том, что между похищениями есть связь, и все же он видел, что в ее душе зародилось сомнение. Надежда найти Иду живой таяла с каждой секундой, и в отчаянье Гюру была готова рассмотреть самые невероятные версии.
— Не можем же мы просто сидеть и ждать, пока не появится какая-нибудь спасительная информация.
Она вздохнула и опустила глаза.
— Если я не поверю своей интуиции, а потом окажется, что именно из-за этого мы не спасем Иду…
— Не надо, верь ей.
Ангелика Биркенес внимательно следила за делом об исчезновении девочки, так что звонок полицейского не застал ее врасплох, и она сразу же согласилась встретиться. В момент звонка она находилась на работе, но была готова задержаться во время обеденного перерыва, так что они договорились созвониться, как только Рино приедет в город.
Самолет сел по расписанию — в десять минут двенадцатого — и еще до того, как часы пробили полдень, Рино сидел за столом в одном из кафе Тромсё. Всего через десять минут он заметил, как женщина с чашкой кофе и булочкой медленно идет между столами, пытаясь отыскать кого-то взглядом. Либо ее волосы с годами потемнели, либо описание маленькой девочки было составлено неверно.
— Ангелика Биркенес? — спросил он, вставая.
Смущенный взгляд и осторожный кивок.
— Как я сказал по телефону, я хотел с вами встретиться в связи с похищением в Будё.
Таких женщин, как Ангелика Биркенес, Рино называл «досками», в том смысле, что она была тощей, как щепка. На лице пролегли морщинки усталости, тонкие пальцы напоминали длинные когти животного.
— На данный момент не могу точно сказать, есть ли связь между этими исчезновениями, но я обязан поискать буквально под каждым камнем.
— Я думала, он пропал… ну, тот, кого подозревали. — Голос — осторожный, приглушенный — лишь подчеркивал ее внешнее спокойствие.
На мгновение Рино стало стыдно за то, что он вынужден снова оживлять ее демона.
— Да, он уже двадцать лет считается умершим.
— Но?
Рино попытался улыбнуться.
— Нет никаких сведений о том, что это не так, но когда всплывают дела такого характера, все возможные подобия и совпадения нужно тщательно перепроверять.
Снова едва заметный кивок. Нельзя было точно сказать, поверила ли Ангелика сказанному.
— Я прочитал отчет, — сказал он. — О трех днях, которые вы провели в одиночестве в маленькой комнате.
Она положила булочку на поднос.
— Я почти ничего не помню.
— А запах?
Она внимательно посмотрела на следователя.
— Да, я всегда связывала с этими событиями определенный запах, думая, что он исходил из комнаты, в которой я сидела.
— Вы можете его описать? Он был…
Она покачала головой.
— Я даже не могу сказать, пахла ли так комната или тот человек. Все, что я помню, — сухой, неопределенный запах. Возможно, в нем вообще не было ничего необычного. Может быть, я вообразила, что он какой-то особенный, в связи с тем, что это мое единственное чувственное воспоминание, я не знаю. — Ангелика чуть сгорбилась, словно пытаясь увернуться от воспоминаний.
— В отчете было указано, что если вы однажды почувствуете этот запах, то, вероятнее всего, сможете вспомнить все, что с вами происходило.
Она снова попыталась откусить булочку.
— Я помню, что сказала это.
— Вы все еще так считаете?
— Я перестала во что-либо верить.
Некоторое время они помолчали.
— Если бы я попросил вас описать комнату, в которой вы находились…
— Маленькая, бесцветная — вот все, что я помню.
— Бесцветная означает… белая?
Ангелика быстро огляделась, словно пытаясь найти кого-то, кто мог бы прийти на выручку.
— Я уже сказала вам, что не знаю. Я не связываю с бесцветностью никакой конкретный цвет.
— И у вас не осталось никаких воспоминаний о том, что вы делали все три дня? Что вы ели? Где спали?
Она твердо покачала головой. Было очевидно, что она отвечала на эти вопросы уже тысячу раз.
— Единственное воспоминание: я сижу на полу и оглядываюсь… в бесцветной комнате. Мне сказали, что, когда меня нашли, у меня было лишь легкое обезвоживание, то есть, очевидно, он давал мне пить, но я ничего этого не помню.
— В памяти остался только запах?
— Только запах.
— Вы можете сейчас попробовать его почувствовать?
— То есть… представить себе?
Рино кивнул.
— Зачастую это первое, что я ощущаю, когда просыпаюсь. Так что да, я могу почувствовать его в любой момент.
— Но запах не резкий?
— Интенсивный, возможно, но не резкий. Если попытаться его описать… нет.
— Да, пожалуйста, попробуйте его описать. — Рино от оживления перегнулся через стол.
— Сухой, — сказала она, отпивая кофе. — Тяжелый.
— Удушающий?
После этого вопроса она глубоко задумалась.
— С годами он стал именно таким.
— Вы когда-нибудь чувствовали шлейф подобного запаха?
— Иногда я замираю, потому что мне кажется, что я чувствую что-то подобное.
— Когда это происходит… где вы находитесь? Чем пахнет на самом деле?
— Хороший вопрос. — Настороженная полуулыбка. — Надо подумать. В целом это может произойти где угодно… На мгновение мне кажется, что я его узнаю.
— За прошедшие годы… — Рино пытался тщательно подбирать слова, чтобы не взволновать свою собеседницу. — Не случалось ли чего-то странного? Может, вам показалось…
— Показалось, что я встретила его снова?
— Думаю, многие бы так думали.
