Максим Шаттам - Теория Гайи
— Никого нет, — сказала она.
Они выпили воды, которую захватила Эмма, съели печенье и выбрались из убежища. Оказавшись на открытом месте, Эмма в первый момент почувствовала себя голой и уязвимой. Через некоторое время она привыкла, но бдительности не теряла. Ей казалось, что дорога в Ханававе должна начинаться от берега, но Тим направился вглубь долины.
— Мы не идем в Ханававе? — удивилась Эмма.
— Мы пойдем туда, но через пять минут. Сначала я хочу кое-что проверить.
Он пошел к дому, в котором они ночевали. На крыльце валялась разбитая в щепки дверь. Эмма всплеснула руками:
— Боже мой!..
Они осторожно заглянули внутрь. Мебель была перевернута, вещи из шкафов вывалены на пол, диван вспорот, посуда перебита.
— Тот, кто это сделал, был в бешенстве, — прошептала она.
— Теперь понятно. Их было несколько. Одному войти не удалось, и он позвал на помощь.
Эмма хотела спросить, кто это был, но удержалась. Тим знал не больше нее.
— Уходим отсюда, — сказала она.
Они спустились по главной улице и вышли на дорогу, поднимающуюся на холмы, заросшие лесом. Внизу соленые волны разбивались о скалы.
Вскоре Эмма почувствовала, что ноги у нее горят, а мышцы ноют. Время от времени она оборачивалась, чтобы посмотреть на деревню — пустынную улицу, заросшие травой тропинки и безжизненные дома. Где прячутся те, кто напал на них ночью? Наверное, они выходят только с наступлением темноты, а днем отсыпаются. Но где? В одном из этих домов? Может быть, когда они с Тимом искали телефон, они, сами того не зная, уже побывали в их логове? Или у этих тварей есть укромное место в лесу, в непроходимых зарослях, нависающих над деревней?
Тим невозмутимо шагал впереди с дробовиком за плечами, Эмма шла за ним. Это могло бы быть прекрасной прогулкой, но теперь ей казалось, что в причудливых очертаниях скал таится угроза. Вот уже два дня она жила словно в ночном кошмаре, и все вокруг было отравлено ужасом. Ее пугал луч света, падавший в просвет между облаками, слишком яркая зелень утомляла. Она шла за Тимом, готовая чуть что броситься в чащу.
Они поднимались все выше. Красные, белые и коричневые крыши внизу становились все меньше, складывались в яркую мозаику. А океан наоборот — чем дальше они от него уходили, тем величественнее он становился, водная гладь расстилалась все шире, серое блестящее покрывало сливалось с горизонтом, затянутым облаками.
Они карабкались вверх уже целый час. Размеренный ритм подъема убаюкивал, сознание мутилось, Эмма совсем выбилась из сил и попросила сбавить темп. Она видела, что Тим тоже устал.
Дойдя до ущелья, они сделали небольшой привал. Эмма хотела сесть, но Тим предостерег ее:
— Не делайте этого! Потом трудно будет вставать.
Но Эмма упала в траву:
— Я совсем без сил! Мне надо полежать.
Растительность здесь была не такой густой — западная сторона склона была открыта ветрам. Вниз уходило несколько сотен метров отвесной стены.
— Впечатляюще, — заметила Эмма.
— Выше, чем Эйфелева башня, и вид бесплатный! — пошутил Тим, глядя в пропасть.
Привал затянулся, и Тиму пришлось тянуть Эмму за руку, чтобы она смогла подняться:
— Не падайте духом, через час начнем спускаться.
Прошло уже больше трех часов, как они покинули Омоа. Было пасмурно и не жарко, но очень влажно, Эмма была вся липкая от пота. Тропический лес становился более величественным, деревья стали выше, папоротники пышнее, переплетения лиан скрывали пропасть. Где-то там внизу могли прятаться люди, жестокие как звери, думала Эмма.
Разве так бывает? Разве встречаются люди настолько жестокие, чтобы истребить всю деревню?
Эмма все-таки надеялась, что жители убежали…
А тот, кто сидел в шкафу с видеокамерой? Почему он остался? Его… убили! А патроны на улице, а вырванные ногти в церкви?..
Деревья скрипели, стволы терлись друг о друга с жалобным зловещим скрипом, которые подхватывал ветер.
Эмма бывала в самых отдаленных уголках планеты и немало времени провела на природе. Ей случалось целыми ночами работать на раскопках, испугать ее было нелегко, но сейчас ее пугала не природа, а неизвестность.
За поворотом показался бескрайний лес, а внизу, в долине, — Ханававе. Деревня раскинулась на зелено-буром склоне горы, над ней угрожающе торчала трехсотметровая скала. Эмма увидела, что они поднялись так высоко, что теперь им предстоит спускаться по почти отвесной стене.
Дорога петляла среди деревьев и кустов, и приходилось прикладывать немало усилий, чтобы не упасть с крутого склона.
Темный гребень закрывал всю северную часть острова. Горный хребет тянулся на высоте несколько тысяч метров и казался неприступным. Черные как сажа тучи подплывали к острым пикам и плыли дальше, уже разорванные. Эмма смотрела под ноги, стараясь не свернуть себе шею.
Ханававе тянулась вдоль долины, зажатая горами еще теснее, чем Омоа. Эмма и Тим спустились по восточному склону долины.
Они уже собирались сойти на тропу, ведущую в деревню, когда Тим увидел сломанные ветки, словно кто-то ломился сквозь лес, оставляя за собой просеку шириной в три метра.
— Здесь что-то произошло, и, скорее всего, ничего хорошего! — мрачно сказал он.
След уходил на запад. Эмма потянула его за рукав:
— Пойдемте в деревню…
Как только Эмма увидела первые дома, ее сердце сжалось. Кругом было пусто. Двери открыты, москитные сетки раскачивались на ветру.
На главной улице остались следы разыгравшейся здесь трагедии. Дождь еще не смыл кровь со ступеней, потоки воды не унесли самодельное оружие, которым люди пытались защитить себя. Несколько обгоревших домов, разбитые окна, разорванный свитер на заборе, на ветру билась простыня, зацепившаяся за куст. Улица была завалена разбросанной одеждой, сандалиями, кроссовками. На траве валялись вырванные из земли колышки палисадника и сломанные доски.
Ураган насилия обрушился на Ханававе.
Внезапно Тим оттолкнул Эмму:
— Не смотрите туда.
— Почему? Что там такое? — заволновалась она.
Страх представить себе что-то еще более ужасное, чем реальность, заставил ее вырваться из рук Тима.
Она увидела детскую кроссовку. А внутри маленькую ножку. Хрупкую загорелую лодыжку, дыры на месте вырванных кусков мяса, в которых копошились черви.
Эмма зажала рот рукой, чтобы сдержать рвоту. Тим взял ее за руку и отвел в сторону.
— Пойдем отсюда, — сказал он.
Повсюду их ожидали ужасные картины. Тим и Эмма молча поднялись вверх по улице к порту. Никто из них не решился искать выживших.
— На острове примерно пятьсот человек? — спросила Эмма голосом, лишенным всякого выражения. — Где же они? Не могли же они просто исчезнуть? Где же тела, где те, кто спасся?
Они дошли до конца деревни. Направо стояли последние дома, а налево, напротив пляжа, было большое спортивное поле.
— Теперь я знаю, куда делись машины, — сказал Тим.
Он указал в сторону океана, и Эмма увидела пять машин, в воде по самую крышу. Их сбросили с мола.
— Как ни странно, это даже успокаивает… Животные или, как вы говорите… чудовища, не могут управлять джипами.
— Может, это сделали жители деревни? Они понимали, что им не спастись, и затопили машины, чтобы те, кто напал на них, не смог добраться до Омоа…
— Но это значит, что те, кто напал на них, умеют водить машину! А значит, это все-таки не чудовища…
Огромные базальтовые столбы обрамляли бухту, отбрасывая черные тени. Мрачный пейзаж.
Глаза Эммы привыкли к движениям волн, и она заметила что-то в воде. Сначала ей показалось, что это ком водорослей. Но он приобретал все более четкие очертания…
Эмма прибавила шагу.
Кучи водорослей повсюду… Ноги… Бледные лица с посиневшими губами…
Это были не водоросли, а плавающая в воде одежда.
Песчаный берег был завален телами. Они были повсюду — на скалах, вокруг машин, — лежали рядами, которые не смог нарушить океанский прибой.
— Они… они связаны… Привязаны друг к другу, — бормотала Эмма. По ее щекам катились слезы.
Здесь были женщины, дети, мужчины, старики. С одних была содрана кожа, у других вместо лиц было безобразное месиво, которое море окрасило в коричневый цвет. Больше двухсот человек… Все поплыло у нее перед глазами, и Тим, смертельно бледный, не смог удержать ее. Эмма рухнула на траву.
Раздались тяжелые и мощные раскаты грома. Приближалась гроза, но Эмма этого на видела. Она без сознания лежала среди жителей деревни Ханававе.
24
Петер и Бен спустились по лестнице в зал, где рядами стояли металлические шкафы. Круглые лампы слабо освещали длинный и мрачный коридор, похожий на тюремный, который тянулся сквозь все помещения обсерватории.
Фрежан крикнул сверху:
