Анна Белкина - G.O.G.R.
— Нет! — Синицын попытался ему помешать, но было поздно — пули летели прямо в Семёнова. Но попали в стенку — Семёнов нырнул в сторону до того проворно, что его движение не заметил человеческий глаз, и пропустил все смертоносные пули справа от себя. Грибок был отброшен в сторону и барахтался теперь у остатков разбитого окна и кусков выбитой стены.
— Вперёд! — Смирнянский действовал решительно. Спрятав бесполезный против монстра пистолет, он ринулся вперёд и напрыгнул на Семёнова сзади, пытаясь скрутить ему руки. Синицын тоже вцепился в незваного гостя, однако тот оказался настолько силён, что расшвырял обоих в стороны одним движением не особо мускулистых плеч! Освободившись от помех, Семёнов вновь впился в Грибка. Но Грибок не пожелал за ним идти. У него внезапно появилась некая мощная сила. Кораблинский вырвался из цепких рук и залепил агрессору неожиданно мощную оплеуху. Семёнов отлетел к дальней стене, отколов кусок штукатурки, но тут же вскочил, и снова бросился в бой. Он попытался стукнуть Грибка ногой, однако тот проявил внеземную прыть уфонавта, мгновенно отпрянул назад и схватил Семёнова за ногу и швырнул на пол. Семёнов шлёпнулся, но снова вспрыгнул на ноги и навернул Грибка кулачищем, заставив обрушиться в груду кирпичных осколков, что были выбиты из расквашенной стены.
Смирнянский и Синицын отползали подальше, боясь попасть под горячую руку или ногу.
— Это не наш бой, — прошептал Смирнянский, забившись в угол.
— Пусти!
— Дай мне посмотреть!
— Надо обезвредить! — это ревела собравшаяся у изолятора толпа. Несколько смельчаков вскочили внутрь с пистолетами, требовали от обоих, чтобы остановились, однако те не слышали и не слушали.
Над отупевшей головой Грибка пролетело несколько милицейских пуль, но он не придал им никакого значения, а с остервенением набросился на надвинувшегося на него Семёнова, схватил его за левую руку. Заломив её так, как обычно делают милиционеры, Грибок на глазах у всех уткнул противника носом в прохладный бетонный пол.
— Не рыпайся, гнида! — сообщил Грибок Семёнову, словно бы был ментом и «заметал» бандита.
Побеждённый Семёнов ныл под пятою победителя Грибка, а по толпе собравшихся на «представление» катились разные возгласы. Все были в неком ступоре, оглушённые случившимся. Никто из них ни разу ещё на видел такой страшной… Нет, это уже была не драка, а какая-то битва титанов, поразившая даже прагматичных следователей и видавших виды оперов. Все они стояли в нерешительности и только глазели на то, как заключённый по кличке Грибок берёт за ногу страшного человека Семёнова и зашвыривает в свою развороченную камеру, словно лёгкую пушинку. Затем, не говоря ни слова, Грибок поднял с пола помятую дверь и принялся пристраивать её обратно, к развороченной лутке.
— Разойдитесь! — пискнул, придя в себя Смирнянский, испугавшись того, что о «секретных узниках» теперь узнало всё отделение. Чёрт, он же не имеет здесь никакой власти, его могут выставить и даже задержать! Был бы здесь Недобежкин — он бы их урезонил сразу, но Недобежкина нет…
— Позвольте, — это уже вмешался заместитель Недобежкина подполковник Носиков. — Что тут происходит?
— Н-ничег-го… — выдавил Смирнянский, пятясь назад, столкнувшись с Синицыным.
— Эй, а вы кто такие?? — Носиков, кажется, не узнал ни в Смирнянском, ни в Синицыне работников РОВД. — Вы задержаны! — постановил он.
— Да, давно бы пора кого-нибудь тут задержать! — это вмешалась техничка Зоя Егоровна, потрясая шваброй и толкая всех упитанными боками. — Развели бедлам — не наубираешься! Тьфу! — она развернулась широкой спиной, пихнув при этом Муравьёва, который скромно стоял в сторонке и не желал возражать подполковнику Носикову, который защёлкнул наручники на костлявом запястье Смирнянского.
— Дуем! — это шепнул Ежонков, схватив Синицына за футболку.
— А Смирнянский? — осведомился Синицын, не успев прийти в себя.
— Он выкрутится, дуем! — Ежонков потащил Синицына туда, к лестнице, на нулевой этаж, собираясь скрыться под шумок.
Синицыну не хотелось быть задержанным этим карьеристом Носиковым, поэтому он потянулся за Ежонковым, не сопротивляясь и не задавая вопросов.
Глава 77. Глобальные поиски
Ежонков не особо переживал из-за потери Смирнянского. Едва они с Синицыным завернули за ближайший угол, он сразу же потребовал, чтобы Синицын показал того фальшивомонетчика, к которому ходили Серёгин и Недобежкин.
— Пошли, — кивнул Синицын. — Он тут недалеко — два шага пройти. И ещё, он там про какого-то Генриха говорил…
— Что?? — вспрыгнул Ежонков и даже принялся трясти Синицына за плечи. — Генрих?? Ты сказал: «Генрих»???
— Ну, Генрих, Генрих, — подтвердил Синицын, освобождая свои побитые Семёновым плечи от пальцев Ежонкова. — И что теперь?
— Как — что? Как — что?? — обиделся Ежонков, бросив терзать Синицына. — А ты знаешь? — он приблизился к Синицыну вплотную и заглянул ему в глаза.
— Уйди, у меня в глазах двоится! — оттолкнул его Синицын. — Я вижу четыре глаза и два носа!
— Ты знаешь, — Ежонков отодвинулся на пару шагов и снова защёлкнул свои пальцы на плечах Синицына. — Знаешь, как звали америкашку Артеррана, который пахал над «Густыми облаками» в «застойных» восьмидесятых, а?
— Нет, — буркнул Синицын, отстраняясь от настырного Ежонкова. — Я вообще, о нём слышу впервые.
— Генрих! — выпалил Ежонков, не постеснявшись того, что мимо них проходят люди. — Генрих Артерран! Усекаешь?
— А мне-то что? — буркнул Синицын, который отродясь не знал никакого Генриха и никакого Артеррана. — Ты лучше не ори и не хватай меня, а иди молча, как нормальные люди!
Синицын повернулся и пошёл по улице Овнатаняна в ту строну, где высился аварийный дом с подвалом Троицы. Ежонков потрусил за ним трусцой и всё не унимался, желая посвятить Синицына во все известные ему тайны.
— Я поднял секретный архив, — таинственно шептал Ежонков. — А там написано, что америкашка Артерран был профессор химии, биологии и ещё чего-то там. Он работал с «Густыми облаками», но его сожрала подопытная горилла. А теперь мы опять видим Генриха! На что это указывает?
— Тебе виднее, — буркнул Синицын.
— И вообще, я думаю, что он не америкашка! — вдруг изрёк Ежонков и даже остановился посреди улицы.
— А кто — чёрт? — начал злиться Синицын. — Идём, ты только задерживаешь!
— Нет, — отказался Ежонков и нехотя посеменил вперёд, влекомый за рукав железною рукой Синицына. — Он — фашистский агент!
— Ну, ты, Ежонков, совсем того! — присвистнул Синицын и покрутил у виска указательным пальцем правой руки. — Фашистов уже шестьдесят пять лет, как истребили! Что ты несёшь?
— Я знаю, что говорю! — настоял Ежонков. — Результат «Густых облаков» практически бессмертен. Если Артерран смог добиться успеха — то он непобедим, усёк? Вот, кто результат — Артерран!
— Вяжи, Кондрат! — не выдержал Синицын. — Мы пришли!
— Фи, и это тут? — разочарованно пискнул Ежонков, увидав ободранный аварийный дом, обросший по периметру древовидной лебедой. — Трущоба! Тоже мне, бандит — нормально жить не может!
— Тихо! Спугнёшь! — шикнул Синицын и постучал в закрытую железную дверь подвала.
Фальшивомонетчик Троица не был убит. Завидев, что громила достаёт пистолет, он от страха бухнулся в обморок за секунду до того, как грянул выстрел. Спася таким образом свою никчёмную жизнь, трусоватый «кукольник» очнулся только на следующий день. Стресс, полученный им, был слишком силён, и поэтому, едва вынырнув в реальный мир из лап нирваны, Троица залился слезами, словно некая «тургеневская девушка». В таком состоянии и обнаружили его Синицын и Ежонков. Не достучавшись, Синицын просто толкнул дверь плечом и широким шагом вступил в этот полутёмный подвал, загромождённый печатным и копировальным оборудованием, а так же всяким хламом.
— Ну, где он? — капризничал привыкший к абсолютному комфорту Ежонков, брезгливо морщась от висящего в спёртом воздухе подвала мерзкого запашка сырости и дешёвых сигарет.
— Вон он, родимый! — взгляд Синицына различил у дальней стены съёжившуюся фигуру рыдающего «кукольника».
— Ы-ы-ы! — ныл Троица, когда его ухватили под локотки, насильно выволокли из сумрака под тусклую лампочку и усадили на засаленный табурет.
— Ну что, приятель, давай, рассказывай! — в срочном порядке потребовал от него Ежонков, развалившись на перевёрнутой железной бочке.
— Ы-ы-ы! — ответил ему Троица, проявляя стойкую тенденцию к тому, чтобы свалиться с табурета на пол.
— Не выпендривайся! — Синицын задержал его на табурете железной рукой и даже задвинул ему несильную оплеуху, чтобы привести в чувство.
— А я! А я! А я! — заблеял Троица, шатаясь и трясясь. — А! А!