Анна Белкина - G.O.G.R.
— Серёгин, за мной! — это Недобежкин решил воспользоваться замешательством подземных бандитов и потянул Петра Ивановича за рукав в ближайший из боковых ходов.
Пётр Иванович топал вслед за начальником, держа в правой руке бесполезный потухший фонарик.
— Сейчас, мы от них оторвёмся! — заверил Недобежкин и с быстрого спотыкающегося шага перешёл на уверенный бег.
Если в начале хода тьма отступала перед молочно-белым светом фар «панцера-хетцера», то стоило Недобежкину и Серёгину углубиться в этот ход подальше, как темнота захлестнула обоих и потопила в себе. Пришлось остановиться, нащупать стенку и привалиться к ней. Пётр Иванович пару раз щёлкнул тумблером фонарика, надеясь на то, что мироздание сжалится и фонарик включится. Но — нет. Природа тут не причём, всё дело в аккумуляторе, который, разрядившись, не мог больше давать фонарику жизнь.
— Не фурычит, — постановил Серёгин, не видя не то, что начальника, а даже собственного носа.
— Назад мы не пойдём, — отрезал путь к отступлению Недобежкин, тоже ничего вокруг себя не видя. — Их слишком много, мы с ними не справимся. Придётся на ощупь ползти — авось куда-нибудь и выползем!
— Ладно, — согласился Пётр Иванович, который тоже не горел желанием идти назад, в лапы и когти чудовищной банды и получать от них «звериную порчу».
Согласившись с начальником, Серёгин начал медленно продвигаться в ту сторону, где очевидно, был «перёд», придерживаясь руками за шероховатую булыжную стенку. Через каждые несколько шагов Пётр Иванович замирал и прислушивался, пытаясь определить, преследуют их, или нет. Недобежкин, наверное, делал то же самое — замирал и слушал, слушал… Пустота звенела тишиной, кажется, эти «черти» натолкнулись на кого-то похлёстче себя и теперь разбирались друг с другом, выпустив «добычу». Серёгин ничего не слышал позади себя, Недобежкин тоже. Они продвигались наугад и на ощупь, и даже не знали, насколько правильный путь выбрали.
— Эй, мы под горку идём, — заметил милицейский начальник, чувствуя, как булыжный пол подземного хода из «равнины» превращается в пологий склон.
— Может, выберемся? — предположил Серёгин, чья надежда на обнаружение выхода уже порядком ослабела.
Пётр Иванович был прав. Сейчас они попали в один из тех ходов, которые как раз вели в штольню, и к выходу. Булыжный пол незаметно превратился в земляной, воздух наполнился сыростью обычной пещеры. Они совсем немного прошли, прежде чем Недобежкин остановился как вкопанный, протёр кулаками оба глаза и выдохнул со щенячьим восторгом:
— Серёгин, свет!
Проведя несколько часов во тьме, Пётр Иванович сделался подслеповатым, как крот. Он поморгал, а потом — посмотрел вперёд. Да, там, в дали, в конце туннеля, виднеется неверный, прикрытый сырою дымкою свет!
— Туда! — обрадовался Пётр Иванович, позабыв про все проблемы.
— Мы, как выберемся — туда вниз спецназ зашлём, — на ходу пыхтел стратегический план милицейский начальник. — Против них тут только зачистка поможет!
Свет становился всё ближе и уже даже повеял ветерок, приносящий за собою запахи донецких улиц. Ещё насколько десятков метров, и они выйдут из штольни на улицу, под солнце, в лето!
— Стоять, попрыгунчики! — вдруг взвизгнуло откуда-то спереди, а потом — свет заступила сухонькая фигурка щуплого бандита.
— Серёгин, вперёд! — заревел Недобежкин, собравшись залепить ему оплеуху, скрутить и уткнуть носом в земляной пол.
Пётр Иванович понял, что это команда, прыгнул вперёд, но тут чья-то тяжеленная рука залепила оплеуху ему самому, и Серёгин обрушился на сырую землю пола. Теряя сознание от крепкого удара, он заметил, как рядышком валится и Недобежкин…
— Ну что, Гопников, схватил? — осведомился бесстрастный голос андроида, и из темноты не спеша выдвинулась высокая фигура Генриха Артеррана.
— Ага, — потёр руки щуплый, который и носил фамилию Гопников. — Ты, Гейнц, клёвый парень, когда играешь по правилам. А правила у нас какие?
— Не оставлять свидетелей! — ответил из мглы густой голос бывшего охранника погибшего Рыжова, которого звали Марат.
— Верно, — кивнул Гопников. — Волоките их и едем!
— Стоп! — холодно оборвал его Генрих Артерран, наблюдая за тем, как громилы Марат и Олег отволакивают за ноги оглушённых Серёгина и Недобежкина. — Еду Я. А ты и твои питеки тащатся пешком.
— Нет, Гейнц, — попытался отрезать Гопников. — Я руковожу операцией, а ты — только мой помощник. И если я захочу — тащиться пешком будешь ТЫ!
— Вся техника здесь моя, — отпарировал Генрих Артерран выпад Гопникова. — Так что, всё-таки, еду я! Вопросы есть?
Генрих Артерран обладал настолько стальным взглядом и настолько ледяным голосом, что никто просто не решился ему возразить.
— Вопросов нет! — заключил он, состроив кривую усмешку злодея, и зашагал туда, где стоял его «панцер-хетцер».
Глава 76. Досадная неприятность
Синицын жил в посёлке Калинкино, в «конспиративной» лачужке Ежонкова. Ежонков переселил его туда по своей инициативе, решив, то в «помеченной» «бандой Тени» квартире Сидорова Синицына снова могут украсть и зомбировать. Так же «суперагент» Ежонков снабдил Синицына новеньким «не засвеченным» мобильным телефоном и «условно настоящим» паспортом на имя некоего Максима Егоренкова. Сейчас Синицын занимался тем, что сидел в этой лачужке и смотрел по неновому телевизору «Электрон» передачу «Что? Где? Когда?». Новенький мобильный телефон подал свой полифонический голос в тот момент, когда передачу прервали на рекламу и нарисованные овощи запели примитивную песенку про «Бондюэль».
— Алё? — осведомился Синицын, заведомо зная, что позвонит Ежонков.
— Срочно ноги в руки в Калининский! — приказным тоном маршала Жукова заревел Ежонков, породив в левом ухе Синицына металлический неприятный звон. — Не спрашивай! Просто едь!
— Ага, — глуповато выдохнул Синицын, жалея, что так и не узнает, что ответят знатоки на заковыристый вопрос телезрителя по фамилии Валено́к.
Синицын собрался по принципу «одеться — только подпоясаться» и вышел во двор, где поджидала его выделенная Ежонковым «Волга». Машина, конечно, не сверхновая, но ездит! Синицын устроился за рулём и минут через пятнадцать уже въезжал во двор Калининского РОВД.
— Так, говори, куда Недобежкин и Серёгин ходили в последний раз! — налетел на Синицына Ежонков, как только он переступил порог пожарного выхода.
— Аэээ, — Синицын начал припоминать и, припоминая, застопорился в дверях, мешая Смирнянскому закрыть их.
— Проходи! — не выдержал Смирнянский и втолкнул задумавшегося Синицына в мрачноватый коридор с серо-белыми, словно в поликлинике, стенами.
— Вспомнил! — Синицына осенило как раз в тот счастливый момент, когда Смирнянский ощутимо пихнул его в левый бок.
— Ну? Ну? — настаивал Ежонков и мельтешил у самого носа.
— Дай ему сказать! — одёрнул Ежонкова Смирнянский, закрывая каждый из двух замков на двери пожарного выхода на два оборота.
— Ну? — по инерции выплюнул Ежонков и замолк.
— Они пошли фальшивомонетчика пушить, — сказал Синицын, двигаясь по коридору вперёд, к лестнице, что вела наверх.
— Стой! — остановил его Смирнянский. — Дальше не нужно. — Сейчас поедем к твоему фальшивомонетчику! Давай, веди!
Синицын пожал плечами, не понимая до конца, к чему такая спешка, но всё же развернулся и пошёл назад. Прямо над его головой находился следственный изолятор, где прозябал сошедший с ума Кораблинский. Да, даже отсюда слышно, как он гундосит дурацкую песенку: «Хлопай ресницами и взлетай…», спрыгивает с нар на пол, бьёт о стенку миской… Стоп, миска же пластмассовая! А в камере несчастного Грибка раздавался какой-то жуткий железный грохот!
— Наверх! — выдохнул Смирнянский, напуганный этим чудовищным грохотом. — Это у Грибка бухают!
Смирнянский сорвался с места, словно бы его кто-то обжёг и во всю свою прыть понёсся к лестнице, пару раз едва не упал на ступеньках. Синицын тоже рванул наверх, а последним как всегда пополз «суперагент» Ежонков.
В изоляторе царил хаос. Новое пластиковое окно было высажено вместе с решёткой и частью стены. На полу в конце коридора валялся без признаков жизни потрёпанный Белкин. Дверь камеры Грибка оказалась грубо вынесена и покоилась помятая около недвижимого Белкина. Все, кто был сейчас на работе, сбегались на ужасающий гвалт и собирались в шумную толпу.
— Чёрт! — Смирнянский застрял на месте, потому что из камеры Грибка показалось оскаленное, перекошенное нечеловечьей злобой лицо их давнего знакомца Ярослава Семёнова. Семёнов тащил за шиворот вырывающегося, орущего Грибка.
— Стой! — Смирнянский выхватил пистолет и выстрелил, целясь в этого монстра, что уже не являлся человеком, потому что был изменён «ГОГРом» до состояния мутанта.
