Бумажные самолёты - Максим Кощенков
Птицы стаями поднимаются к небу, окрашенному солнцем в тёмно-алый, и скрываются за горами. С востока надвигается ночь, погружая Йосемити в непроглядную тьму.
Кэрри замедляет шаг, и я пытаюсь проследить за её взглядом, направленным… прямо на наш полыхающий дом.
Я не верю своим глазам. Всё выглядит, как в кино: повсюду носятся люди с полными вёдрами воды, набранной из ручья, земли и песка; отовсюду доносится крик, словно кто-то подставил мне к уху мегафон. Наш коттедж, где мы ещё сегодня делили душевую, объят пламенем от первой до последней ступеньки.
И где-то там, в огне, доживает свои последние минуты моё несчастное расследование. Две папки с бумагами, десяток фотографий, одна утерянная жизнь, мои бессонные ночи… И вот я вижу, как всё это сгорает к чертям собачьим. Лучше бы Эль-Капитан рухнул прямо мне на голову, чем дело Эмили превратилось в горстку пепла.
— О, боже.
Я смотрю на Кэрри — её глаза полны ужаса.
— Что ты делала в метро несколько дней назад?
— Что, прости?
Её по-детски наигранное удивление вызывает отвращение. Она осознанно увиливает от ответа, но у неё ничего не выйдет: мышеловка с треском захлопнулась. Пора перестать рыпаться и посмотреть правде в глаза.
— Что тебя туда привело?
— Я уже объясняла, — настороженно отвечает она. — Я хотела вернуться в отель и поразмыслить над делом Эмили. Какое это вообще имеет дело?
Я заставляю себя поверить её словам, но чутьё подсказывает, что меня водят за нос. Слишком много указывает против неё. Машина, куртка, дым. Я прокручиваю в голове эти слова, связывая их невидимой нитью. Но что, если ответ не лежит на поверхности? Что, если зло уходит корнями в недалёкое прошлое?
Каролина была первой, кто заявил об убийстве. Она — а не друзья, не очевидцы и не родители погибшей. Их не связывала ни одна капля крови. Вместо весомых оснований считать произошедшее убийством у неё были только смутные представления, основанные на собственных догадках. Разве что у неё действительно была информация, что Эмили убили. Может, она просто хотела забросить удочку, на которую я должен был клюнуть? Может, она хотела, чтобы расследование пошло в нужном пути?
Но кое-где мы сделали поворот не туда — и это заставило Каролину импровизировать. Ночь, убийство, скрытый мотив — прекрасный антураж для фильма ужасов, который бы обеспечил мороз по коже. Она хотела создать образ разгуливающего по городу маньяка, чтобы снять подозрения с Майка, но забыла про очевидное: любой прохожий может оказаться убийцей, в том числе — её сын. Подозрения касательно Ника ещё не отменяют подозрения касательно Майка. Похоже, на допросе он сказал лишнего — что-то, что я пропустил мимо ушей, но что до смерти напугало Каролину. Может, если бы я как следует переслушал его показания, то нашёл бы зацепку?
А потом она нашла в прачечной окровавленную простыню — разве в отелях такого класса нет ни одной горничной? Огромное пятно давно должны были заметить — максимум на следующее утро. Кроме того, полночь — не самое подходящее время для стирки. Отговорка Каролины о необходимости выстирать джинсы с кофтой именно тогда, потому что на следующий день нас должны были выселить, начинает звучать нереалистично. В моём кошельке было достаточно, чтобы снять номер и на день, и на два. Ей не нужно было никуда торопиться. Так для чего же был этот трюк с простынёй? Чтобы подкрепить в моём сознании идею об убийце.
Тем более, кое-кто был у Майка на примете. Кое-кто, кто, по его мнению, заслуживал наказания.
— На тебя напали на глазах у целой толпы, и никто не знает, кто тебя столкнул?
Кэрри вздрагивает, как от пощёчины.
— На нападавшем была маска.
Либо она инсценировала нападение, чтобы создать образ маньяка-убийцы и намеренно вести меня по ложному следу. Иначе как объяснить, что ни один из свидетелей в метро как таковым свидетелем и не является? Как объяснить, что каждый второй разводил руками, а третий — отказывался говорить?
— Ты в чём-то меня подозреваешь? — настороженно спрашивает она.
Мне не хочется этого делать. Но всё сводится к тому, что каждый шаг Кэрри продуман до мелочей.
Всё, что было до «нападения», и всё, что было после, — это два разных расследования. Первое пошатнуло алиби Майка, второе — укрепило. Но какой ценой?
Не бывает никакого иммунитета к боли. Если Кэрри повредила ногу, когда упала на рельсы, то должна была поехать в больницу, чтобы как минимум сделать снимки. Страховка бы без проблем покрыла ей диагностику.
К тому же у невинного человека не возникает желания спрятаться в горах, за сотни миль от места преступления. Если Кэрри — хотя бы косвенно — не причастна к гибели Эмили, она бы повернула назад лишь в одном случае.
Она знала, кто убийца.
Но она очень хотела, чтобы им оказался кто-то другой.
— У меня есть все основания, — вырывается у меня, и над нами повисает тишина.
— Вот как, — говорит она, опуская голову.
— Не пойми меня неправильно, но ты ведёшь себя подозрительно. Сначала ты хотела помочь, а потом, когда мы начали приближаться к разгадке, вдруг решила скрыться…
Она усмехается.
— От кого я это слышу!
Я замираю.
— Что ты имеешь в виду?
Кэрри молчит, но кажется, что слова, не сказанные вовремя, вот-вот разорвут ей глотку. Покраснев от обиды и злости, она выпаливает:
— Почему именно ты взялся за расследование?
Потому что это моя грёбаная работа.
В моих глазах ясно читается протест: я не обязан ничего ей объяснять. У неё нет компетентности задавать мне такие вопросы. Погоны на её плечах — чужие. Но, раз уж мы заговорили начистоту, я решаю признаться:
— Мне обещали вернуть звание сержанта, если я займусь этим делом. Но я понятия не имел, что ты была знакома с Эмили. Я и имени-то её не знал, пока ты не подъехала!
— По-твоему, это совпадение?
— Это и есть совпадение!
Мне хочется закричать от злости. Полицейская куртка, полицейская ручка и двадцать лет опыта в чёртовом полицейском участке ещё не дают ей право обвинять меня в том, чего я не делал!
— Зачем ты следил за мной?
— Извини?
— В тот день, когда меня толкнули на
