Дерек Картун - Летучая мышь
Отъехав с милю от дома — двигались мы по шоссе на полной скорости — мы увидели, что навстречу тоже стремглав катит "мерседес 230". За ту малую часть секунды, когда мы поравнялись, я успел заметить, что в машине четверо и передний пассажир, обернувшись, говорит с теми, что были сзади. Он был черноволос, остальных я не видел.
— Кого-нибудь рассмотрел, Гарри?
— Только водителя. Молодой, похож на иностранца. Хотя тут все иностранцы.
— Верно. Жалко, номер заметить не удалось.
— Где уж там! На туристов ребята не похожи. Может, просто едут себе транзитом.
— А куда? Там же тупик.
— Похоже, мы вовремя ноги унесли, а? — усмехнулся Гарри.
ГЛАВА 14
Из Тулузы прямо в Лондон улететь невозможно. Париж исключается. Следующий международный рейс из Тулузы — в Барселону, самолетом "Иберии". Оттуда доберемся до Лондона. Я взял билет в кассе, а Гарри заказал по телефону. Наемный "фиат" пришлось бросить — пусть сам о себе позаботится. Мы с Гарри держались как незнакомые и, когда объявили рейс, я только кивнул ему издали и поспешил на выход. До Барселоны лететь сорок пять минут. Я попросил у стюардессы расписание всех рейсов, подобрал удачный вариант самолет на Лондон отправлялся через сорок минут после нашего прибытия в Барселону, и попросил её заказать места на этот рейс по радио.
На следующее утро уже из Лондона я позвонил Изабел в Париж. Относительно автомобиля, принадлежавшего алжирцам, она дала мне полный отчет. Он числился за неким акционерным обществом "Луна", на бульваре Клиши, дом 288. Отправившись по этому адресу на такси, Изабел обнаружила запертую дверь с проржавевшей табличкой — и все, никаких признаков жизни. В местной мэрии сообщили, что "Луна" учреждена в 1952 году четырьмя владельцами. Изабел сказала, что Артур пытается что-нибудь о них разузнать. Деятельность фирмы обозначена невнятно: распространение и презентации. Насчет Жюля Робертона, биржевого маклера, пока ничего не известно, добавила Изабел.
— Ну и Бог с ним. Он пока не нужен.
В самолете я с помощью биржевых сводок в газете успел сделать подсчет: по текущим ценам у Брокани было ценных бумаг примерно на шестьдесят тысяч фунтов стерлингов. Недурно для того, кто зарабатывает на жизнь кровельными работами.
Эндрью Пабджой в тот день пребывал в особо мерзком настроении. Другими словами, кривил физиономию и возражал на каждое слово. Как только я вошел, он перебросил мне через стол номер "Стандарта". На первой странице красовалась одна из иносказательных статей, понятных десятку посвященных и ещё двум десяткам, которые что-то подозревают: после чтения подобной статьи их подозрения переходят в уверенность. для всех остальных эдакие материалы — сущая тарабарщина. Посвящалась статья возможному кризису в англо-советских отношениях вследствие усиления деятельности английских служб безопасности. Упоминался недавний визит советского посла в министерство иностранных дел и в шестом абзаце как бы случайно промелькнула многозначительная фраза о некоем нарушении правил, а вслед за тем намек на вероятный отзыв советских дипломатов.
На той же странице внизу подверстана фотография: независимый член парламента Энтони Сэвидж в аэропорту Хитроу на пути домой из Югославии. Вышеупомянутый десяток проницательных читателей мог бы, пожалуй, связать одно с другим, остальным это и в голову не пришло. Я перехватил взгляд Пабджоя:
— Этот подонок Киллигрю опять ввязался, — сказал он. Я помолчал, подождал, что последует дальше.
— Паршивая ищейка, — продолжал шеф. — Рыщет повсюду, и чего он наскреб, скажи на милость? Никчемный член парламента, который всерьез полагает, будто Андропов так прямо и позакрывает психушки, если ему о них скажут. Совершает, видите ли, большой восточно-европейский вояж, не различая оттенков красного цвета, присущих тамошним странам. Заглядывает к товарищам из Варшавы, оттуда в Москву, распространяется там насчет английской выжидательной политики, покуда его водкой не накачали и так далее. Черт бы с ним, но Киллигрю весь последний год его пас, а этот недоумок установил контакты с парой-другой третьих секретарей посольств и передавал им копии протоколов заседаний парламентских комитетов. Ничего в этом особенного нет, — разве что передавал он их через дупло в третьем от входа дубе в Ричмонд-парк или где там ещё эти русские умельцы придумали.
— Вообще-то, — сказал я, — Киллигрю этим и обязан заниматься.
— Вообще-то, — повторил Пабджой с кислой миной, — Киллигрю превышает свои полномочия и действует через наши головы.
— Да кому это повредило, кроме самого Сэвиджа?
— Беда в том, что правительство теперь просто обязано принять меры, раз уж пресса сочла своим долгом оповестить всю страну. А русские отплатят нам той же монетой. И парочка лучших моих сотрудников вылетит из Москвы, получив под зад коленом. А где мне взять им замену, а, Кэри? Когда работать никто не хочет и не умеет?
Я изобразил лицом нечто вроде сочувствия.
— Какого черта, — продолжал Пабджой, — нам не дают действовать спокойно, как подобает цивилизованным разведчикам? Зачем подымать трезвон по поводу каждого третьестепенного шпиона?
— Действительно — зачем?
— Поговорю-ка я с кем-нибудь из русских, — задумчиво сказал Пабджой. С Геннадием, скорее всего. Может, уладим как-нибудь. Но Киллигрю такую кучу расшевелил, черт бы его побрал…
На том я и ушел, а когда полчаса спустя он меня снова вызвал, в его кабинете восседал Хенк Мант — раскинулся в кресле с блаженным видом.
Минут двадцать я отчитывался — пришлось ввести американца в курс дела, ничего не скрывая: изложить историю Марка Сегюра и объяснить, как я вышел на Бракони. Пока я говорил, Эндрью Пабджой помалкивал, вертя в пальцах карандаш и только потом задал вопрос:
— А к Маршану имеют отношение все эти дела?
— Маршана подозревали в предательстве. Маршан часто бывал в Конше заметьте, столь занятой человек находил время для визитов в такую дыру. В Конше жил Бракони — человек, располагавший не соответствующими его статусу коммуникациями. Во время войны он был знаком с Маршаном. То есть, мы установили, что министр был связан с заведомым шпионом.
— Мое мнение, Чарли, — попыхивая трубкой, произнес Хенк, — что такая связь неспроста. Хотя у нас и нет пока доказательств, что они лично встречались.
— Людей вешали и с меньшими уликами, — возразил я.
— Ну уж нет, — сказал Пабджой, — Только не у нас в Британии.
Я почувствовал раздражение:
— Вы хотите сказать, что не верите, будто Маршан был связан с Бракони?
— Я хочу сказать, что мой отчет министру не прозвучит достаточно убедительно.
— Согласен с Эндрью, — поддакнул гость. — Нужны дополнительные данные.
— Конечно, нужны. Я и собираюсь их добыть, — сказал я.
— Каким образом?
— Просмотрю документы гестапо и военной разведки — куда, кстати, ваши военные подевали их, когда забрали из Лиона?
— Они в Берлине. В Целендорфе — там находится специальный центр. Только, знаешь, у Барбье мало нашлось интересного.
— Не очень я этому верю, но неважно. Могу я познакомиться с тем, что хранится в Целендорфе?
— Рад буду помочь. Я свяжусь с нашим представителем.
— Кто там у вас, все ещё Уолтер Бейли?
— Он самый.
— Я его знаю, разыщу на месте.
— Он мог бы тебя встретить в аэропорту.
— Вот еще! Каждая собака в Берлине знает, чем занимается старина Уолтер. На публике с ним лучше не появляться.
— О кей, — сказал Хенк, — Было бы неплохо посмотреть эту штуку в Конше. У нас есть люди, которые в этом здорово разбираются.
— Подождем, что Гарри скажет. Пусть будет первооткрывателем.
Пабджой по внутреннему телефону попросил Пенни, чтобы она пригласила Гарри. И первым делом, когда тот пришел, спросил, нужна ли помощь.
— Спасибо, нет.
— Уверен?
— Вполне.
— А то наши американские друзья готовы…
— Не надо, спасибо.
Получилось несколько неловко, и Гарри попытался смягчить свой отказ:
— Я знаю ребят из американского спецподразделения. Если что — я с ними свяжусь. Но у нас и свои специалисты неплохие.
— Когда будет готов полный отчет?
— Денька через три-четыре.
— Отлично, — сказал Хенк, Но мои люди всегда рады оказать услугу, не стесняйтесь к ним обратиться.
— Спасибо, — повторил Гарри уже в дверях, — ничего нам не надо.
Когда ушел и Хенк, Пабджой сказал:
— Надо бы Вавра попросить послать кого-нибудь в этот Конш.
— Если он этого не сделал до сих пор, то теперь уже там делать нечего, — я вспомнил "мерседес" на дороге. — Разве что мы выразим таким образом готовность к сотрудничеству.
— Ладно, я с ним поговорю потом, — сказал Пабджой.
В тот же вечер я позвонил Отто Фельду.
— Возвращаюсь завтра в Париж, — сказал я ему, — Надо бы повидаться. Может, позавтракаем вместе?
