Кристиан Мерк - Под маской молчания
— Вообще-то я о вас уже слышал, — сообщил он, бросив косой взгляд на вернувшуюся Арабеллу.
— Ладно, Стефано. Закрыли тему. — Арабелла поставила на стол ведерко с охлажденным шампанским и положила несколько ложек.
Стефано пожал плечами. Анника полусонным движением опустила на стол поднос с крохотными кофейными чашечками и уселась на диван.
— А что? Студент-отличник. Сама говорила.
— Стефано!
— Ваша сестра спасла мне жизнь, — сообщил Виктор.
— Ну, это ее специальность.
— Ску-учно, — проскулила с дивана Анника.
— А ваша специальность, если не секрет?
Лицо Стефано сохраняло дружелюбную нейтральность.
— Если верить моей сестре — безделье. До тех пор, пока ей ничего не надо. Но для нее я могу сделать все, что угодно.
Арабелла опустила чашку на блюдце:
— Стефано! Ты очень остроумен.
— Мир, мир! Сдаюсь.
Он встал, положил руки на плечи Арабеллы и запечатлел на ее щеке братский поцелуй. Анника тоже зашевелилась. Стефано кивнул ей. Она подхватила одеяло и направилась к лестнице. Стефано схватил руку Виктора и очень крепко сжал ее:
— Мы на третьем этаже. Остальной дом в вашем распоряжении. Включая винный погреб.
Арабелла хлопнула брата по спине, и он направился догонять Аннику. Потом Арабелла снова оказалась у него на коленях, так же как и при их первом поцелуе. Только вчера? Мысли путались. Позавчера? Она схватила ложку и воткнула ее в ведерко с охлажденным шампанским.
— Хочешь в винный погреб? — спросила она, наклонив его голову назад и касаясь губ.
Его взгляд выхватил адмирала, представленного зрителю уже не целиком: жестокие турки лишили храброго защитника Республики рук и ног. Виктор крепче обнял Арабеллу.
— Ты хочешь в мой погреб… — прошептала она. — Погоди. Закрой глаза.
Он послушно сомкнул веки и почувствовал на губах что-то холодное и сладкое. Вслед за этим его рта коснулись губы Арабеллы. Ореховое мороженое во рту таяло вместе с остатками последних сомнений.
33
Виктора разбудила скатившаяся на его плечо слеза.
— Что с тобой? — забеспокоился он.
Она покачала головой и вздохнула.
— Из-за меня?
Рассвет уже разбудил первых ласточек, пробовавших горло в гнездах под карнизами. Утренний свет смешивался с оранжевыми отблесками городских огней, подсвечивающих кровать под балдахином и треснувшее зеркало в резной дубовой раме. Полуосыпавшаяся лепнина потолка напоминала пасть чудовища с обломанными зубами.
— Нет. Брат.
Она всхлипнула. Рыцарь-защитник встрепенулся в Викторе и обнажил меч.
— Он тебя бьет?
— Нет. Но мы все время ругаемся. — Она снова вздохнула и нахмурилась. — У нас проблемы…
— Я слышал часть спора. Он назвал тебя сентиментальной. Что он имел в виду?
Арабелла поджала губы:
— Что ты слышал?
— Да почти ничего. Что он не может принимать решения единолично. Какой-то Мак… Макензен. Арабелла, что…
— Его убьют. Забьют до смерти, если я не продам дом. — Она зажмурилась и тряхнула головой. Виктор крепче прижал ее к себе, и Арабелла склонила голову к нему на грудь. — Когда Стеф тебя услышал, он думал, что это они. И хотел дорого продать жизнь. Он много играет. И проигрывает. Пришла пора расплачиваться.
Виктор вспомнил многочисленные замки. Атмосферу самозащиты, которую он приписывал ее слепоте.
— Значит, эти взломщики…
Арабелла кивнула и вздрогнула.
— А… полиция ничего не может сделать?
Арабелла откинула голову назад, выражая этим жестом мнение венецианцев о своей полиции.
— В первый раз они забрали несколько картин попроще. Потом взяли хорошие. А в следующий… — Она всхлипнула. — Эта клика старше дожей, они дают деньги и забирают тебя. Ты мне веришь?
— Верю.
Виктор смотрел на Арабеллу, но видел Карлу из ювелирной лавки, царапины на стене отеля, глаза Мейера.
— И что вы намерены предпринять?
— Он хочет продать дом. Вместе со всем содержимым. Немедля. Макензен — наш адвокат. Я собираюсь взять кредит, но Стеф не хочет ждать. Ему плевать на дом, на традиции. Но мне все это не безразлично.
Утро набирало силу. Виктор искал слова ободрения, но не находил их. Хотел было рассказать о своих ночных призраках, но почему-то сдержался, молча сжимая девушку в объятиях. Под окном пыхтели баржи, рычали катера, плескали весла. Она гладила его лицо, едва касаясь кожи пальцами.
— Вчера внизу, прежде чем меня поцеловать, ты на секунду отвлекся. О чем ты думал?
— Я смотрел на человека на потолке.
Арабелла улыбнулась и выдохнула какой-то неясный звук. Лицо стало строже и старше. Она важно кивнула:
— Бедный адмирал Брагадино. Дальний предок матери. Пятнадцатый век, войны с турками. Он сдался…
Она замолчала, как будто прислушиваясь к чему-то.
— Турки обещали отпустить пленных, но не сдержали слова.
— И всех убили?
— Изрубили всех, кроме него. Ему отрезали уши и нос и вывесили за борт. Потом с живого сняли кожу и сделали из нее чучело. Доставили в Константинополь. Венеция потом получила тело. — Небрежный жест рукой. — Он похоронен там, в церкви…
Виктор почувствовал себя неуютно. Слишком равнодушно повествовала Арабелла о своем незадачливом предке. Виктор опять вспомнил о собственном черном человеке.
— Твоему брату угрожает что-то подобное?
Она покачала головой:
— Они получат свои деньги. Макензен сегодня пришлет охрану. А нам пора вставать.
Виктор глянул на часы. Без пяти шесть.
Она поцеловала его в грудь:
— Институт перетасовал расписание. Ты выступаешь завтра в десять тридцать. Я протолкнула тебя вперед.
Виктор поцеловал ее, но сказать ничего не успел. Он услышал, как Анника тянет что-то о кофе, а Стефано недовольно ворчит, что еще шесть утра. Арабелла прижалась к Виктору и не двигалась, пока молодые люди не покинули дом.
— Не хочется, но надо, — решительно заявила Арабелла и оторвалась от Виктора. Он успел ее поцеловать и вспомнил о браслете.
— Давай встретимся днем.
— Не смогу, — вздохнула она. — Макензен…
— На полчаса. Это для меня очень важно.
— Ладно. В полдень в той же маленькой траттории.
— Вот и хорошо.
Она уже натянула футболку и джинсы.
— Ты опять меня разглядываешь.
Он встал и подошел к ней. Ее кожа покрылась пупырышками, хотя в комнате было тепло.
— Знаешь, со мной здесь происходят странные вещи. И я их не понимаю.
— Расскажи.
— Может быть, позже. Не хочу отягощать твоих вековых семейных проклятий.
Тень, скользящая по кровлям… загадочная фамилия Станкович… Позже он понял, почему не рассказал обо всем этом. Воспоминание о случайно подслушанном накануне разговоре остановило его.
Она еще раз обняла его и произнесла голосом Карлы Бальби:
— Над каждой семьей тяготеет проклятие, Виктор. Даже над твоей. Надо уметь жить со своими проклятиями.
34
Венеция издавна хорошо ладит со смертью. Смерть для ее граждан всегда представляла излюбленный повод для праздников, еще до того, как на островах выросли шикарные палаццо грандов. Здесь изобретались и совершенствовались новые методы пыток и убийств, тайных и явных. Статуи прославляли страдание как добродетель. Дно лагуны устилали человеческие кости, скапливаясь пирамидами и кружась в небольших хороводах. Но в наши дни публичные казни более не являются повседневной деталью городской жизни, и труп вне телеэкрана стал редким зрелищем. Если по весне сладковатая трупная вонь из канала щекочет ноздри, то, скорее всего, по нему дрейфует дохлая собака. Изредка карабиньери выуживают утонувшего по собственной неосторожности пьяницу.
Насильственная смерть, grand guignol[19] прошлых дней, утратила жутковатую привлекательность даже в качестве темы непринужденной застольной беседы.
Ансельмо, поглощенный своими повседневными заботами, заметил приоткрытую дверь при обходе коридоров пятого этажа. В гостиницу прибыли одиннадцать министров Европейского сообщества. Первая мысль — аккуратно прикрыть дверь. Вторую мысль вызвал запашок из номера. Металлический и органический, усилившийся, когда Ансельмо приблизил нос к щели.
— Хелло!
Возглас Ансельмо остался без ответа, в комнате лишь что-то хлопало, как будто птица крыльями. Ансельмо сжал губы и приоткрыл дверь пошире:
— Все в порядке? Есть здесь кто-нибудь?
Войдя, он увидел, что хлопают шторы на открытом окне.
— Это Ансельмо, — провозгласил он, подходя к окну и закрывая его. — Есть здесь кто-нибудь?
«Кто-нибудь» обнаружился у кровати. Руки его оказались задранными к голове, как будто труп хотел стащить с себя через голову что-то сильно мешавшее ему при жизни. На ковре лужа крови. Большая лужа. Ансельмо не стал тратить время на обследование тела. Подумал, сообщить ли сначала директору или сразу звонить в полицию. Отдернул руку от аппарата, вспомнив об отпечатках пальцев. Вышел и плотно закрыл дверь.
