Барбара Майклз - Ведьма
– Тебе следовало начать значительно раньше, – ответила Эллен. – Я выучилась этому, еще не умея толком разговаривать.
На этот раз засмеялась одна Джойс.
– Держу пари, вы и будущее умеете предсказывать.
– Я не захватила с собой хрустальный шар.
– А по руке? Давайте, я посеребрю вам ручку. Уронив четвертак в подол Эллен, она протянула узкую мозолистую ладошку.
– Не очень-то ты щедра, – посетовала Эллен. – Маловато посеребрила.
– Ну пожалуйста.
Улыбнувшись, Эллен глянула в смеющееся лицо Джойс. Ее вздернутый нос украшало целое созвездие веснушек, зеленые глаза горели лукавством, локоны вспыхивали начищенной медью – она напоминала симпатичного игривого котенка. Но когда Эллен взяла протянутую руку, ей показалось, что солнце, до сих пор ярко светившее, забежало за тучку.
Джойс понимала, что все это лишь шутка, но остальные... Возникшее напряжение должно было насторожить Эллен. Она чрезвычайно осторожно относилась к играм в мистическое, считая, что они могут нанести вред неокрепшим умам. Но в темном дверном проеме, где, как волк в своем логове, затаилась миссис Грапоу, возникло неясное движение – и Эллен решилась.
– Вижу, вижу, – произнесла она нараспев, склонившись над ладонью. – Ты собирала ягоды. Черную смородину?.. Нет, погоди... сейчас скажу... это... да, это была... малина!
Взрыв дружного смеха снял напряжение.
– Ну же, дальше! – умоляла Джойс.
– Тебя ждет долгая жизнь и счастливое замужество, – сказала Эллен, притворяясь, что рассматривает линии на перепачканной ягодным соком руке. – Вернее, два замужества... нет, три... и дети... четыре, пять, шесть, семь...
– Хватит, – засмеялась Джойс. – Этого еще долго ждать. Вы не могли бы предсказать что-нибудь поближе?
Она по-прежнему улыбалась, но в зеленых глазах застыла немая просьба, которой Эллен не могла противиться.
– Вот, вижу, как ты наряжаешься, – продолжила она, вглядываясь в ладошку. – Какая ты хорошенькая!.. Розы в волосах... белые розы... Ты собираешься на танцы... А рядом с тобой какой-то парень. Не могу разобрать его лица, но он высокий и светловолосый. Одет в джинсы...
Она ничем не рисковала. Конечно же, Джойс обязательно отправится танцевать. И если она и не думала прикалывать розы, то теперь обязательно украсит ими волосы. Уголком глаза Эллен видела, что Стив подался вперед, как будто пытаясь разглядеть на ладони картинку, которую только что описали. Джойс залилась румянцем.
– Спасибо, – сказала она.
Самые смелые наперебой бросились к Эллен:
– Теперь мне!
– Нет, мне!
Эллен понесло. Она предсказывала поездки за границу и красавцев-брюнетов, сгорающих от любви, и письма с радостными новостями. Время от времени ее пророчества вызывали бурное веселье. Когда она пообещала Алану Бейтсу, что он станет выдающимся врачом, компания застонала от смеха. Этот юноша в массивных очках показался Эллен интеллектуалом, но, очевидно, товарищи были иного мнения о его умственных способностях.
И вдруг чья-то рука резко возникла перед самым носом, так что Эллен даже отшатнулась.
– Теперь мне, моя очередь! Скажите же мне что-нибудь. Что-нибудь хорошее.
Эллен снова вздрогнула от тревожного предчувствия. Она едва узнала голос Пруденс – таким резким и настойчивым он был. Глаза девочки лихорадочно горели. Эллен ласково сжала пухлую короткопалую ладошку.
– Лапушка, это же просто шутка, – мягко произнесла она. – Ты же понимаешь, на самом деле я вовсе не...
– Скажите! Пожалуйста!
Эллен неохотно уступила.
– Вижу тебя в белом платье, – медленно начала она. – И фате. Ты выходишь замуж.
– За кого? Как он выглядит?
Кто-то хихикнул. Это лишь усилило сочувствие Эллен: от насмешек сверстников страдания Пру должны были становиться еще невыносимее.
– Ну, он высокий... И широкоплечий... А волосы у него...
– Светлые? – умоляюще прошептала Пруденс. – Светлые?
– Светлые.
Что еще она могла ответить? Проще размахивать запретным стаканчиком мороженого под носом у пятилетнего ребенка. Пруденс глубоко вздохнула. Глаза ее затуманились.
– Мне пора, – сказала Эллен, поднимаясь. Игра утратила для нее интерес. Даже поддразнивать миссис Грапоу казалось неуместным на фоне маленькой трагедии Пру. Она была отчаянно влюблена в Стива, но не имела и малейшего шанса рядом с искрящимся обаянием Джойс. Эллен абсолютно точно могла сказать, с кем Стив пойдет на танцы.
Выехав со стоянки, она помедлила, занеся ногу над педалью газа. Отсюда ей хорошо была видна вся компания, живописно расположившаяся на веранде. В их волосах: каштановых, русых, черных, огненных локонах Джойс и соломенной гриве Стива – горели солнечные лучи. Ребята что-то увлеченно обсуждали – наверное, ее предсказания? У Эллен защемило сердце. Она почувствовала тоску по молодости – не только собственной, но по той, что совсем недавно скрашивала ее жизнь своим присутствием.
«Боже, – изумленно подумала она, – я скучаю по своим детям».
Эллен последний раз глянула в зеркало на веранду: среди пестрой стайки ребят чернела ворона. От вида миссис Грапоу у Эллен окончательно испортилось настроение. Что она вещает там, на крыльце? Если это цитата, Эллен заранее могла предсказать ее содержание.
* * *Когда Эллен пообещала лавочнице прийти в церковь, она сделала это не ради отговорки. Любопытство ее настолько разгорелось, что удержать от посещения службы теперь могло разве что землетрясение. Она провела пол-утра, пытаясь вообразить, какие догматы может исповедовать религиозная секта с таким названием.
Но, в любом случае, решила Эллен, Вселенская Церковь Гнева Господня должна поощрять пуританские наклонности, и оделась соответственно: в строгое серое платье спортивного покроя, с длинными рукавами. Правда, уже садясь в машину, она пожалела об уступке ортодоксальному вкусу: день обещал быть жарким. На небе не было ни облачка, даже легчайшее дуновение не нарушало знойного спокойствия воздуха. Когда Эллен добралась до города, платье липло к спине, а тонкие нейлоновые чулки казались ей плотными шерстяными брюками. Наверняка в церкви нет кондиционера. Люди, поглощенные мыслями о гневе Божьем, должны верить, что страдания телесные очищают душу.
На изумрудном фоне травы маленькая белая церквушка казалась легкой и умиротворенной – даже строгость ее линий не производила на этот раз тягостного впечатления. Эллен с огорчением поняла, что опоздала. Очевидно, служба здесь начиналась раньше традиционного часа. Чувствуя, как по спине струится пот, она заспешила по тропинке, приободренная звучным пением, доносящимся изнутри.
Церковь была переполнена, и Эллен распростилась с надеждой незаметно проскользнуть на заднюю скамью. Отыскать свободное место оказалось нелегко, и ей пришлось долго красться по проходам, прежде чем удалось присесть на краешек где-то в середине зала. Пение не прекращалось, но все завертели головами, с любопытством рассматривали ее.
Слишком смущенная, чтобы взглянуть на священника, Эллен потупила глаза и принялась искать сборник церковных гимнов, но обнаружила нечто более ценное в этой обстановке: старомодный веер из пальмовых листьев. Подобных вещиц она не видела с самого детства – с тех пор, как навещала бабушку в Мидуэсте. Чрезвычайно обрадованная находкой, Эллен энергично принялась обмахиваться. В церкви оказалось даже жарче, чем она ожидала. Окна были наглухо закрыты (похоже, они не отворялись с того самого момента, как здание было возведено), и от побеленных стен так и несло жаром, как из топки. Оглядевшись, Эллен подумала, что никогда еще не видела такого угнетающе унылого помещения: ни картин, ни портьер, ни резьбы на колоннах или спинках скамеек. И очень тесно: яблоку негде упасть, а ведь прихожан собралось всего-то не больше семидесяти.
Пение закончилось, и воцарилась тишина. Потом голос с кафедры объявил:
– Псалом шестнадцатый, братья и сестры.
Эллен подняла глаза.
Первое слово, пришедшее ей на ум при виде священника, было «недоделанный». Казалось, что пастора, невысокого и тощего, на скорую руку слепили из остатков, которых явно не хватало на полноценного человека. Слишком жидкие волосы, слишком мелкие черты узенького личика – вся его сила, похоже, ушла в голос. Скрипуче-пронзительный, он что-то смутно напомнил Эллен, хотя что именно, она так и не смогла сообразить.
Дребезжащее пианино заиграло знакомую мелодию, и Эллен с готовностью собралась запеть. Ей нравились церковные гимны, их бравурные ритмы, создающие забавный контраст с проникновенным лиризмом стихов. Но после первых же строчек она поняла, что слова какие-то другие. Прислушавшись к пронзительному сопрано соседки слева, Эллен ужаснулась. Кто сочинял подобные тексты? Трудно решить, что в них было хуже: хромающий размер, убогие натянутые рифмы или сам смысл этих, с позволения сказать, «шедевров» религиозной мысли.
