Джеймс Кэрол - Хищница
Как он ни старался не думать о блондинке, мысли продолжали крутиться вокруг нее. Она была тайной, а значит, его мозг не мог выйти из режима разгадывания. Так он был устроен. Его ум по-настоящему никогда не останавливался. В лучшем случае можно было рассчитывать только на некоторое замедление его работы. И даже разрешение задачи мало что давало. Потому что новые загадки появлялись в мгновение ока.
Уинтер закрыл глаза и в который раз представил себя в кафе. Запах жареного мяса. Элвис, шум нагревателя. Отражение блондинки в окне. Она идет к нему между стойкой и столами, подходит к его столу. Они обмениваются парой фраз, повар приносит завтрак, она хватает его и вонзает нож в глаз. Уинтер проиграл эту последовательность в замедленном темпе. Он слышал ее тихие шаги, наблюдал за ее походкой. Он обдумал каждое сказанное слово, надеясь найти скрытый подтекст, разгадать ее код. Но ничего не прояснялось.
Тогда он снова рассмотрел каждое звено в последовательности событий. Ему казалось, что он уже подобрался к моменту, когда в расследовании наступит перелом. Просто он пока не представлял, каким он будет. А может, он просто принимал желаемое за действительное.
И снова в его голове захлопнулась дверь кафе, незнакомка ушла в ночь, а сам он остался ни с чем. Сегодня он постарается хотя бы немного выспаться, а завтра у него в голове прояснится и он сможет разгадать это дело. Сон обычно творил чудеса в обострении мыслительных способностей.
Он достал из чемодана чистую одежду и разложил ее на кровати: белье, пара «левайсов», футболка с психоделическим изображением Джона Леннона в период работы над альбомом «Сержант Пеппер». Он разложил одежду на кровати так, будто человек, который был в нее одет, внезапно испарился. Только носки были аккуратно скручены и лежали на подушке. Он никогда не распаковывал чемодан, потому что не задерживался нигде дольше, чем на две недели. Не было смысла развешивать одежду по шкафам, если через несколько дней снова нужно будет куда-то ехать.
Уинтер направился в душ, включив максимально холодную воду. Он хотел смыть с себя всю усталость. Вытеревшись, он наконец почувствовал себя человеком. Не полностью, но хотя бы с виду. Быстро одевшись, он улыбнулся игривым вариациям третьей части моцартовского концерта.
Он жил в мире, который его воображение мечтало разрушить. Время от времени ему нужно было напоминать себе, что в этом же самом мире существовали светлые стороны, в нем происходили чудесные и необъяснимые вещи. В этом мире жили Леннон, Моцарт и Хендрикс и многие другие замечательные музыканты. Возможность слышать этот мир их ушами, пусть даже недолгие мгновения, наполняла его оптимизмом.
Одеваясь, он присвистывал в тон музыке, сочиняя свои собственные вариации и гармонии, наслаждаясь моментом. В самые черные моменты его жизни музыка всегда была рядом. Концерт подошел к завершению, и в номере установилась блаженная тишина. Уинтер погрузился в нее на несколько секунд, а затем выключил компьютер и отправился на назначенную встречу.
28
Уиллоу-авеню шла параллельно Мейн-стрит. На ней стояли большие дома. Вероятно, они были ровесниками городу. Уинтер дошел до места за десять минут, успев выкурить одну сигарету. Достав из кармана записку Грэнвилла Кларка, он развернул ее и прочитал. Приглашение на ужин значилось в самом низу листа, и сформулировано оно было старомодно и очаровательно.
Уинтер удостоверился, что он подошел к нужному дому, поднялся по ступенькам к входной двери и позвонил в старый железный колокольчик. Где-то в глубине дома эхом отозвался одинокий звонок. В коридоре послышались шаги, и дверь распахнулась. Тусклый свет смягчал остроту черт лица Кларка. Одет он был в твидовые брюки и простую белую рубашку с расстегнутой верхней пуговицей. Он жестом пригласил Уинтера войти и закрыл дверь.
– Надеюсь, вы не против китайской еды на вынос, – сказал Кларк.
– Только за. Мне сходить забрать ее?
– Нет, не нужно. У меня договоренность с Ли. Он знает, где я живу. Если не он, то его сын. Даю ему пару баксов, и он приносит еду мне на дом. Я никогда особо не готовил, это была вотчина Джоселины.
Уинтер приподнял бутылку «Спрингбэнка», которую ему презентовали в полиции Нью-Йорка.
– Не знаю, принимаете ли вы лекарства, но решил захватить бутылочку на случай, если вы захотите выпить.
Кларк улыбнулся:
– Пойду принесу пару стаканов. Вам со льдом?
– Мне – нет.
– Правильно. Тех, кто в односолодовый лед кладет, надо расстреливать.
Уинтер засмеялся и пошел за Кларком на кухню. В его доме все было почти такое же старое, как в «Мертл-хаус», но была важная разница: здесь все было настоящее. Возможно, дом купил отец Кларка, и это семейное гнездо передавалось по наследству, как и «Газета». Кларк достал из шкафа пару стаканов и поставил их на антикварный дубовый стол. Уинтер налил две хорошие порции. Один из стаканов он подал Кларку, они чокнулись и выпили за здоровье.
– Хороший, – сказал Кларк, причмокивая губами.
– Неплохой, – ответил Уинтер.
– Что вам заказать?
– Полагаюсь на ваш выбор, вы явно эксперт в этом вопросе.
– Можно и так сказать. Уже думаю, не купить ли мне акции этого заведения. Проблема одна – не доживу до процентов.
Кларк усмехнулся и надел очки. Взяв телефон, он по памяти набрал номер и сделал заказ. Ему не пришлось ни представляться, ни сообщать адрес. Уинтер посмотрел на плиту и подумал, что вряд ли он хоть раз воспользовался ею после смерти Джоселины. Кларк завтракал в кафе, ужинал доставкой от мистера Ли. А в промежутке ему достаточно было съесть сэндвич. Аналогичной диеты придерживался и Уинтер. Сытный завтрак, сытный ужин и регулярные перекусы в промежутках, чтобы поддержать уровень сахара.
Они прошли в гостиную. Каждый шаг гулко отдавался от поверхности деревянного пола. В комнате было уютно. Одну из стен полностью занимали книжные полки, заполненные настолько, что книги чуть ли не выпадали на пол. Чего здесь только не было – от классики до всякого мусора. Библиотека была не показушной, владельцы явно любили читать.
Кларк заметил взгляд Уинтера и прокомментировал:
– По большей части здесь книги Джоселины. Она любила читать. – И, усмехнувшись, добавил: – Мой вклад здесь – только туалетное чтиво, триллеры. Джоселина очень меня ругала, говорила, что я свои мозги превращаю в кашу.
Кларк замолчал, и Уинтер догадался, что бы он сказал, если бы мог. Он сказал бы, что отдал бы все, чтобы провести с Джоселиной еще один день, даже если бы весь этот день она его за что-нибудь пилила. Уинтер подошел к шахматной доске, разложенной на маленьком кофейном столике. Как и в офисе, здесь тоже игра была начата, но не закончена. Уинтер присмотрелся и понял, что это та же самая игра.
– Вы играли с Джоселиной?
– Все время.
– И это была ваша последняя игра?
Кларк кивнул.
– Ваши белые или черные?
– Черные.
– Она бы вас очень быстро обыграла. Вы знаете? В пять ходов.
– Да, знаю, – усмехнулся он. – Она всегда выигрывала.
Уинтер кивнул на доску:
– Давайте сыграем. И не волнуйтесь, я верну фигуры туда, где они стояли.
Кларк выразительно взглянул на него.
– У меня хорошая память.
– Насколько хорошая? Фотографическая?
– Никогда не любил ярлыки, – поморщился Уинтер.
На секунду показалось, что Кларк сейчас переключится в режим профессионала-журналиста. Но вместо этого он начал переставлять фигуры в стартовые положения.
– Проигравший платит за ужин?
– Да, отлично.
Кларк спрятал по пешке в кулаках, Уинтер указал на левый. Черные. Кларк сел и сделал первый ход Е2-Е4. Уинтер ответил, поставив свою пешку на Е5. Поначалу все складывалось достаточно скучно.
Через двадцать ходов зазвонил дверной звонок. Скорее всего, пришел сын мистера Ли. Кларк пошел открывать, а Уинтер от нечего делать изучал доску. Судя по всему, намечалась ничья, и она его полностью устраивала. При желании он мог поставить мат в девять ходов. Если не вводить в действие слона, то Кларк сможет поставить мат в шесть ходов.
Игра закончилась ничьей, и Уинтер потянулся за кошельком. Пустые тарелки были отодвинуты в стороны, палочки аккуратно лежали сверху. Комната наполнилась ароматом китайской еды.
– Спрячьте деньги, – сказал ему Кларк.
– У нас же был уговор – за ужин платит победитель. Поскольку была ничья, предлагаю разделить счет.
– Вы поддавались, – прищурившись, сказал Кларк. – Это хороший ход – свести игру к ничьей. Но вообще, если бы я выиграл, я бы сильно призадумался.
Уинтер молчал.
– Вы же умнее среднего, так?
Отрицать это было бессмысленно, поэтому Уинтер просто ничего не говорил. Он был не единственный в комнате, кто был умнее среднего. Хоть Кларк и бежал последний круг жизни, ум его был в полном порядке. Он снова расставил фигуры в стартовую позицию.
– Предлагаю сделать так. Мы снова сыграем, но на этот раз вы не поддаетесь.
