Анна Белкина - G.O.G.R.
Синицын не назвал имени Генриха Артеррана. Причина была проста: Синицын его не знал. Генрих Артерран отрекомендовался так: «Мистер Смит», и Синицын знал этого «верхнелягушинского чёрта» только под этой фамилией.
— Смит… — процедил Смирнянский, раздумывая над рассказом Синицына. — Никогда про такого не слышал. Ежонков? — осведомился он у «суперагента» СБУ.
— А я-то тут причём? — развёл короткими руками Ежонков. — Я, вот, тоже — не знаю! Наверное, этот ваш голубец — никакой не Смит!
— А кто?? — надвинулся на Ежонкова Недобежкин, не дав тому договорить.
— Дед Пихто и конь в пальто! — обиделся Ежонков. — Я что, ясновидящий, что ли?
— Ежонков, — фыркнул Смирнянский. — Ты же в СБУ. Все эти «Гогры», насколько мне известно, по твоей части. Ты должен всех этих «мистеров Смитов» в лицо знать. А ты?
— Может мне ещё на Луну полететь?? — взвился Ежонков, подскочив со стула. — Я вам не вышибало тупорылое! Моя работа — умственная! Я — профайлер, то есть, психиатр и специалист по гипнозу! А бегать и стрелять — это уже не моя забота!!
— Ежонков, ты орёшь на всё отделение! — заметил Недобежкин. — Если не замолчишь — сейчас выйдешь отсюда!
— Да ну тебя! — прогудел Ежонков и отвернулся туда, где у дальней стенки ковырял в носу Грибок-Кораблинский.
Кораблинский покинул стул, который выделил для него Недобежкин, и уселся на пол, скукожив костлявую спину. Он что-то тихо бубнил на собственной «радиоволне», ничего и никого вокруг себя не слышал, не видел, и знать не желал. Только один раз за всё время повернул он свою «буйну голову» и излаял на собачьей ноте:
— Есть давай!
— Да щас! — отпарировал сие требование Недобежкин, увлечённый Синицыным и его похождениями.
— Ой, вы, голуби мои-и!!! — заорал тогда Грибок, вскочив на ноги. — Белокрылые-иии!!!
— Да уберите вы его! — взмолился Недобежкин, чувствуя, как от избытка информации опухает его голова. — Достал!
— Ба-а-а!!! — «ответил» ему Грибок.
Смирнянский похохатывал, Ежонков молчал, а Пётр Иванович в данный момент занимался тем, что успокаивал врача Ивана Давыдовича. Последний только что позвонил по экстренному телефону и сейчас вываливает на закалённые в боях уши Серёгина всё, что наболело у него за долгий сегодняшний день. За две минуты разговора Серёгин узнал, что «в больнице нет ни дня покоя», что «постоянно врываются бандиты», и что «они здесь всё разгромили». Пётр Иванович уже всё это знал от Синицына — да, в больницу ворвались двое, они пытались похитить Григория Григорьевича с Кораблинским. Недобежкин тоже об этом знал — и теперь, скрипя мозгами, соображал, куда бы этих двоих пристроить, чтобы спасти от вездесущего «ГОГРа». От «ГОГРа» спасти невозможно — даже если засадить обоих в следственный изолятор — «прилетит» Ярослав Семенов и утащит…
— До каких пор это будет продолжаться?? — вспищал в телефонной трубке взвинченный фальцет Ивана Давыдовича, временно оглушив Серёгина на одно ухо. — Меня тут скоро в могилу сведут!!! Вот, сегодня чуть не застрелили! Позовите мне немедленно вашего начальника, а то я депутату напишу!!!
Объяснения и извинения Серёгина на психующего психиатра не действовали. Пришлось Петру Ивановичу приглашать Недобежкина к телефону. Милицейский начальник схватил трубку в кулак и рявкнул туда, как грифон:
— Сколько надо — столько и будет! Это — ваша работа!!!
Хлопнув трубкой о раскалывающийся от напора телефон, Недобежкин огромными солдатскими шагами направился к поющему песни Грибку. Грибок стоял, как Киркоров на сцене, и орал во всё горло:
— Единственная моя!!! Звёзды падают в моря!!! И, срывая якоря!!! Прочь летит душа моя-яяяя!!!
Грибок не был ни пьяный, ни наркотиков не принимал — просто после того, как в обезьяннике у Мирного его побили рокеры — он чуть-чуть тронулся умом. Недобежкин хотел схватить его за шиворот и собственноручно выдворить из своего кабинета в изолятор, уже протянул руку, но Грибок внезапно «наступил на горло собственной песне», хлопнулся на пол и монотонно загудел:
— Статья сто двадцать третья, пункт шестой… — да, теперь ясно, каким образом он смог взвинтить врача Ивана Давыдовича до состояния неврастении.
— Р-рр, — зарычал Недобежкин, сдвинув брови. — Уххь!
— Васёк, — мирно и ласково позвал Смирнянский. — Иди сюда. Мы с тобой ещё кино про Росси не досмотрели.
— Про Росси? — это подал голос Синицын, что сидел на стуле для посетителей в своём потрёпанном костюме бомжа.
— Про Росси, про него родимого, — кивнул Смирнянский. — Кстати, из твоего архива.
— Из… моего? — изумился Синицын. — Но… я не занимался Росси.
— Не занимался, говоришь? — осведомился Смирнянский, включая компьютер Недобежкина без его разрешения. — Тогда садись поближе — кино посмотришь!
Синицын пожал плечами и подвинулся к монитору компьютера. Пётр Иванович, освобождённый от необходимости беседовать с психиатром Иваном Давыдовичем, тоже подсел к остальным.
Кино было не рядовое. Снято явно скрытой камерой, которую кто-то подсунул на книжную полку в некоем солидном личном кабинете. Виден был добротный, кажется, дубовый письменный стол, кожаное кресло с высокой спинкой, заполненный книгами книжный шкаф, шкура белого медведя на полу. Из левого нижнего угла монитора вдвинулся в кабинет некий пожилой господин, украшенный пышными седыми усами, завёрнутый в вишнёвый шёлковый халат.
— Росси, — шепнул Смирнянский. — Ишь, как прогуливается!
Росси не спеша вплыл за свой дубовый стол и грузно поместил своё весомое тело в кожаное кресло. Устроившись поудобнее, он что-то невнятно буркнул искажённым электронным голосом, что-то, похожее на «ББУХ!».
— Звукозапись ни к чёрту! — пробурчал Смирнянский. — Да нам в принципе звук и не нужен…
Из нижнего левого угла явился второй господин — тоже солидный, но помоложе, в сером костюме, с редкими волосами, старательно зачёсанными на достаточно заметную лысину. Второй приблизился к столу Росси и на минуту повернулся к камере лицом. Его глаза смотрели сквозь прямоугольные очки.
— Мильтон, — подсказал Смирнянский.
— Это не Мильтон, — возразил Серёгин. — Мы с Сидоровым…
— Видели настоящего Мильтона? — перебил Смирнянский, нажав на «Паузу». — Настоящий — вот. Видишь, он с Росси разговаривает? А тот, я не знаю, кто. Вы же там фоторобот делали? Что, потерял?
— Нет, — прогудел Серёгин, зная, что да, фоторобот Мильтона куда-то запропастился. — Стойте! — вдруг подпрыгнул он. — Он на компьютере у Карандаша остался!
— Тащи! — распорядился Недобежкин.
Пётр Иванович пошёл к Карандашу, и через несколько минут вернулся, неся в правой руке заветную бумагу. Грибок Кораблинский до сих пор лежал на полу и монотонно твердил свои любимые статьи УК, изредка подёргивая руками и подсучивая ногами.
— Вот, — Пётр Иванович положил фоторобот Мильтона из Донецкого филиала «Росси-Ойл» на стол начальника.
— Этот? — фыркнул Смирнянский. — Хм… Где-то я его видел… Хм… — он задрал голову в потолок, стараясь, наверное, там прочитать собственные мысли.
— Эй, это Смит! — внезапно определил Синицын, заставив всех заглохнуть и повернуться в свою сторону. — Точно, это он, Смит!
— Сми-ит?? — напустился на Синицына Ежонков. — А ну-ка, ну-ка!
— Что тут «ну-ка»? — проворчал Синицын. — Смит он и есть Смит. Нечего тут говорить. Он.
— Так, — это вмешался милицейский начальник, схватил ручку и подписал под маячившей на фотороботе физиономией огромными печатными буквами: «СМИТ». — Вы меня запутали. Что же тогда с Мильтоном случилось??
— А я не знаю, я не ясновидящий, — отказался Смирнянский. — Лучше смотри дальше, Васек, — он протянул руку и снова запустил воспроизведение.
Настоящий Мильтон интеллигентно присел в кресло напротив усатого Росси и что-то ему пробормотал. «ББУХ!» — снова услышали все, кто смотрел запись. И тогда, после того, как Мильтон «бухнул» — Росси наклонился под стол, а появившись, выложил некий свёрток.
— ББУХ! — сказал Росси, разворачивая тонкую голубую материю.
— ББУХ! — ответил ему Мильтон и протянул свою интеллигентную руку за тем, что лежало на развёрнутом голубом платке.
— Вот! — это уже сказал Ежонков, протянув свою пухленькую руку через плечо Смирнянского, он остановил воспроизведение и ткнул коротким пальцем в экран. — Видите? Что напоминает?
Недобежкин аж подпрыгнул, вглядевшись в не очень качественное, распадающееся на клеточки изображение. На голубом платке Росси лежал прямоугольный кусочек металла, «ключ», который открывает таинственные металлические двери в подземельях!
— Что и требовалось доказать, — довольно заключил Смирнянский. — Росси и его шестёрочки ползали по подземельям, а значит — были связаны с «ГОГРом»! И не говори, Синицын, что ты этого не знал!
