Джек Керли - Послание
– Решена. Сегодня ночью муравьи в моих штанах исключаются, – сказал я.
– Вы ч-ч-что-то сказали про ваш-ши ш-штан-ны? – Ее произношение из неустойчивого превращалось в невнятное.
– Так, ничего. Короткий комментарий по энтомологии.
– Этим-м-мологии? Это как появляются слова, верно?
Ее глаза начали слегка косить – реакция на размытость изображения. После нескольких секунд изучения часов на руке Эйва вдруг подскочила как ужаленная.
– Мне время спать. Должна бежать. – Она попыталась идти, но покачнулась, – У-у-упс, – сказала она, останавливаясь. – Ножка уже спит. – Она нагнулась и сделала вид, что массирует икры.
– Нужно сказать, очень хорошенькая ножка, – сказал я.
Она криво ухмыльнулась.
– Спасибо. У меня есть еще одна, точно такая же.
Она снова покачнулась. Если она окажется в машине, придется звонить копам острова Дофин, чтобы они остановили ее. Быстро отрезвить ее я не мог, зато мог подтолкнуть в противоположном направлении.
– А может, еще по одной? – предложил я. – Легенькой-легенькой, на дорожку?
– Нет. Я все… – Но по глазам было видно, что она взвешивает эту идею.
– Ну, пожалуйста, еще по одной со мной, – сказал я. – Присядьте, дорогая.
– Дорогая? – эхом откликнулась она, когда я пошел на кухню. Еще через минуту я принес водки с тоником, чтобы довести ее до кондиции. Туда же я хорошенько выжал лайм, надеясь, что цитрусовый вкус скроет крепость. Эйва уже прошла стадию прихлебывания напоказ и осушила треть стакана одним глотком. Она повернулась в мою сторону, и ее глазам потребовалось какое-то время, чтобы сфокусироваться.
– Карш-шон, вы только что назвали меня «дорогая»?
– Да, Эйва, назвал.
– Пчму? – сказала она, превратив это слово в сплошные согласные.
– Это показалось мне уместным.
Эйва поднялась и, покачиваясь, направилась ко мне. Она наклонилась в мою сторону, и я подумал, что она потеряет равновесие до того, как ее губы встретятся с моими. На вкус она напоминала духи с лаймом. Губы у нее были холодные, но язык теплым, и мы стояли, обнявшись, в то время как ее руки гладили меня по спине и растирали ягодицы. Сквозь водку и лайм я чувствовал ее жар. Мы кое-как, шатаясь из стороны в сторону, зашли в слабо освещенную спальню. Я усадил Эйву на кровать, и она стала покусывать меня между ухом и шеей. Несмотря на обстоятельства, я чувствовал, как в теле беснуется зверь.
– Подожди, дорогая, – сказал я. – Я только приму душ. Но сначала принесу твой напиток.
– О господи, поспеш-ш-ши, пож-ж-жалуйста, – сказала она. Интересно, что она при этом имела в виду – душ или выпивку? Я принес ей еще один термоядерный заряд водки.
Я присел на сиденье унитаза и дал холодной воде в душе стечь несколько минут, прежде чем залез под струи. Через пятнадцать минут, когда я вернулся, Эйва уже раскинулась на кровати и похрапывала. Укрывая ее покрывалом до подбородка, я случайно коснулся теплых губ и не убрал руку. До сих пор я видел две Эйвы Даванэлле: первая была безрадостным, задумчивым призраком, настороженным и готовым зло огрызнуться; вторая – ослепительная изысканность, сплошная улыбка, остроумие и любезность, спокойный смех. Неужели обе были мифами из одной бутылки? Если так, то где между этими крайностями настоящая Эйва Даванэлле?
Может быть, это женщина, которую я видел из кабинета Уиллета Линди в коридоре морга: кулаки крепко сжаты, лицо белое от ужаса конфликта и предстоящей борьбы?
Я, должно быть, испытывал чувство злости и предательства, но не по отношению к женщине, которая своим дыханием сейчас согревала мою руку, а к самому себе. Моя эгоистическая потребность понять противоречия и противостоять им завела туда, где мне не хватало знаний и не имелось решений. Я не мог понять ситуацию, но поскольку она встретилась в моей жизни, уже и не мог со спокойной совестью развернуться и отступить.
Или все-таки мог? Ни один из этих вариантов не вел к успеху.
Еще двадцать минут я смотрел на спящую Эйву, затем пошел на веранду и принялся наблюдать за движением звезд, пока их шепот не утомил меня. И я отправился спать.
Глава 12
Однажды я нашел Медведя на коленях перед унитазом: он засунул пальцы глубоко в рот и старался вызвать рвоту, которая вывела бы из желудка алкогольные токсины. В 6:30 я проснулся примерно от таких же звуков, которые раздавались из-за двери моей ванной.
Я осторожно постучал.
– Эйва? С тобой все в порядке?
– Дай мне еще несколько минут, – ответила она. – Я… я плохо себя чувствую.
Приглушенный стон. Снова звук рвоты. Я сунул ломтики хлеба в тостер на случай, если ей нужно будет что-то бросить в желудок. Прошло еще минут пять, прежде чем дверь открылась; алкогольное сияние прошлого вечера сменилось крахмальной бледностью, которую я видел в морге. Глаза были красными и слезились. Лоб покрыт испариной. Я распахнул окна и впустил в дом шум залива.
– Я… хм… мне так неудобно, – сказала она. – У меня, наверное, грипп или что-то подобное. Думаю, поэтому напитки ударили мне в голову. – Трясущимися пальцами она заправила пряди волос за уши.
– Ты вчера просто отключилась.
– Грипп, – объяснила она. – Это началось еще на работе.
– Понятно.
– Хм, а мы… то есть…
– Мы были образцом пристойности. Ты устала, и я отвел тебя в спальню. Сам лег на диване. – Я надеялся, что воротник скрывает засосы, которые она оставила у меня на шее, пока я укладывал ее.
Она испытала видимое облегчение, и плечи ее расправились.
– Мне жаль, что я выгнала тебя с кровати. Я… я плохо помню. Но я ведь выпила всего два бокала?
Она пыталась восстановить провал в памяти.
– Ну, может, три, – сказал я. – Ты уверена, что это грипп?
– Я… Что ты имеешь в виду?
– У меня сложилось впечатление, что ты уже немного выпила перед приездом сюда.
– Что? – Показное удивление. Кто? Я?
Я пожал плечами.
– Такое впечатление.
– Ты хочешь сказать, что я явилась к тебе пьяной? – Критическая точка разговора. Я заметил, как на ее лицо возвращается естественный цвет.
– Я только хочу сказать, что ты прилично надралась для пары легеньких напитков, Эйва.
– Возможно, они не были такими легкими, как я просила.
Никто не защищается лучше, чем уличенный алкоголик. Голос ее окреп, дрожь в руках исчезла.
– А я думал, это грипп, – сказал я.
Ее взгляд просветлел. Она посмотрела на меня горящими глазами.
– Возможно, это тоже сыграло свою роль. Возможно, ты мне что-то подмешал. Возможно, ты…
– Возможно, это я подбросил тебе запас водки в машину.
Глаза ее сделались размером с блюдца.
– Так ты лазил ко мне… – На ее лице была написана борьба чувства вины и злости, победила злость. – Я считаю, что ты настоящий ублюдок, – прошипела она, хватая со стола сумочку. Когда она промчалась мимо, я заметил неуверенность походки и почувствовал острый запах пота, блевотины и еще чего-то приторного. Дверь с грохотом захлопнулась, а еще через несколько секунд я услышал звук вздымаемого колесами песка, когда ее машина отъезжала от дома.
Еще не подойдя к серванту, я уже прекрасно знал, что обнаружу в нем. Я покрутил бутылку с водкой и увидел, что она необычно пузырится. Когда я открутил пробку, раздался характерный шипящий звук. Разбавлена водой. Я заглянул в корзину для мусора в ванной и нашел спрятанный на дне смятый картонный парафинированный стаканчик. Пахло из него соответственно, и теперь уже нетрудно было восстановить развитие событий сегодня утром. Она проснулась со страстным желанием выпить, взяла в ванной одноразовый стаканчик для полоскания рта, на цыпочках пробралась к бару в серванте и налила себе водки. Потом заменила отлитое в бутылке водой и вернулась в ванную выпить и поблевать, пока поглощенного алкоголя стало достаточно, чтобы поймать кайф. Когда открылась дверь, она уже была более-менее в норме, если можно так сказать: озноб проходит, глаза открываются, затуманенное сознание проясняется. В настоящий момент она добивает водку из-под сиденья своей машины. Как говорится, поправляет пошатнувшееся здоровье. Зверь по имени «необходимость опохмелиться» был мне хорошо знаком. Он не кусает, он поглощает человека целиком – и ничего забавного в этом, поверьте, нет. Я дал Эйве двадцать пять минут, после чего позвонил ей домой. Никто не ответил. С тревогой в сердце я выдержал еще пять минут и перезвонил:
– Алло? – прощебетала она. Слишком громко, но уже любезно и контролируемо. Опять выпила, но теперь она, по крайней мере, была уже дома. Я мысленно поблагодарил того, кто нажимает на рычаги в этом мире, и аккуратно повесил трубку.
Мы с Гарри ехали в сторону центра города, чтобы побеседовать с женщиной, которая знала Дэшампса как лично, так и с профессиональной точки зрения. Я был в подавленном состоянии и лежал на заднем сиденье, крепко прижав руки к груди, – просто скорбная мумия какая-то.
