Джеффри Арчер - Ни пенсом больше, ни пенсом меньше
Харви нравилось, как проходило прибытие в Саутгемптон. Он любил англичан как нацию, хотя и опасался, что никогда не сумеет понять их: создавалось впечатление, что они всегда готовы позволить всему остальному миру наступать им на любимые мозоли. После Второй мировой войны они потеряли свои колониальные владения, ни один американский бизнесмен не посчитал бы это достойным выходом из сложившейся ситуации. В конце концов, Харви отказался от попыток вникнуть в английский метод вести дела, когда увидел, что творилось во время резкого падения фунта стерлингов в 1967 году. Этой конфиденциальной информацией мог воспользоваться любой паршивый спекулянт в любой точке мира. Сам Харви ещё во вторник утром узнал, что Гарольд Вильсон готов девальвировать фунт в любой момент после семнадцати часов по Гринвичу в пятницу, когда Банк Англии закроется на выходные. В четверг об этом знали даже младшие клерки «Линкольн траст». И неудивительно, что за несколько последующих дней «Старая дама с Треднидл-стрит»[25] была изнасилована и ограблена приблизительно на полтора миллиарда фунтов. Харви частенько думал, что, если бы англичане оживили руководящие структуры своих финансовых организаций и внесли поправки в налогообложение, они стали бы богатейшей страной. Но вместо этого они превращались в нацию, которую, по утверждению журнала «Экономист», арабы могли бы купить за доходы от трехмесячной добычи нефти. Флиртуя с социализмом и сохраняя манию величия, британцы, похоже, обрекли себя на превращение во второстепенное государство. Но тем не менее они по-прежнему нравились Харви.
Он сошёл на берег с деловым видом. Харви так и не научился расслабляться, даже на отдыхе. Да, он мог позволить себе дня четыре не заниматься делами, но, если бы ему пришлось дольше остаться на борту «Куин Элизабет-2», наверное, он стал бы вести переговоры о покупке судоходной компании «Кунард». Как-то раз, на Аскоте, Харви познакомился с президентом «Кунард» Виком Мэтьюсом и был немало удивлён, слушая, как тот разглагольствует о престиже и репутации компании. Харви ожидал, что Мэтьюс похвастается балансом «Кунард», потому что, хотя престиж тоже был важен, сам он прежде всего сообщал другим, сколько он стоит.
Таможенный досмотр прошёл, как всегда, быстро. В европейских турне Харви никогда не возил с собой что-то серьёзное, что требовало бы декларирования. Поэтому после проверки двух чемоданов от Гуччи остальные семь пропустили без досмотра. Шофёр распахнул перед ним дверцу белого «роллс-ройса». Из Хэмпшира в Лондон автомобиль промчался чуть более, чем за два часа, что дало Харви возможность немного отдохнуть перед обедом.
Альберт, старший швейцар «Клэриджис», встал навытяжку и лихо откозырял, когда автомобиль замер у подъезда. Он давно знал Харви и понимал, что тот, как обычно, приехал на Уимблдон и Аскот. И теперь каждый раз, открывая дверцу лимузина, Альберт будет наверняка получать свои пятьдесят пенсов. Харви не видел разницы между десятипенсовыми и пятидесятипенсовыми монетками — той самой разницы, которая так понравилась Альберту с самого начала введения десятичной системы валюты в Британии[26]. Более того, по окончании Уимблдонского турнира, если американец выигрывал одиночные соревнования, Харви всегда давал Альберту пять фунтов. Какой-нибудь американец неизменно выходил в финал, Альберт же всегда ставил на его соперника и так или иначе выигрывал. И Харви, и Альберт любили азартные игры, только тратили на них разные суммы.
Альберт распорядился, чтобы багаж Харви отнесли в королевские апартаменты. В разное время года этот номер занимали король Греции Константин, принцесса Монако Грейс и император Эфиопии Хайле Селассие — все с намного большими правами, чем Харви. Но Альберт считал, что ежегодное пребывание в «Клзриджис» Меткафа было более гарантированным, чем этих высокопоставленных особ.
Королевские апартаменты занимают второй этаж отеля, куда можно попасть, поднявшись по роскошной изогнутой лестнице или в просторном лифте с диванчиком. Поднимаясь наверх, Харви всегда пользовался лифтом, но вниз спускался по лестнице. «Иногда полезно и по лестницам пройтись», — убеждал он себя. Сами апартаменты состоят из четырех помещений: небольшой гардеробной, спальни, ванной и изысканной гостиной с видом на Брук-стрит. Мебель и картины создают атмосферу викторианской Англии, и только телефон и телевизор нарушают эту иллюзию. Гостиная достаточно велика, чтобы в ней можно было устраивать коктейли или — в случае глав государств — званые вечера. Только на прошлой неделе Генри Киссинджер принимал здесь Гарольда Вильсона. Даже сама мысль об этом не давала Харви спокойно дышать, словно он приблизился к ним наяву.
Приняв с дороги душ и переодевшись, Харви просмотрел почту и телексы из банка. Ничего важного не было. Перед тем, как спуститься в ресторан, он ненадолго вздремнул.
В большом фойе играл обычный струнный квартет, музыканты которого напоминали беженцев из Венгрии. Харви даже узнал их. Он уже достиг того возраста, когда перемены раздражали. Администрация отеля, учитывая, что средний возраст их постояльцев был за пятьдесят, поступала соответственно. Метрдотель Франсуа провёл Харви к его излюбленному столику.
Харви заказал салат с креветками, бифштекс и бутылочку «Мутон Кадэ». Изучая содержимое тележки со сладостями, он не обратил внимания на четырех молодых людей, обедавших в алькове в дальнем конце зала.
От своего столика Стивен, Робин, Жан-Пьер и Джеймс отлично видели Харви Меткафа. В свою очередь, Харви, чтобы увидеть их, пришлось бы сначала согнуться пополам, а затем откинуться назад.
— Не совсем то, что я ожидал, — поделился впечатлением Стивен.
— Немного растолстел по сравнению с фотографиями в наших папках, — добавил Жан-Пьер.
— После всех наших тренировок трудно поверить, что перед нами настоящий Меткаф, — заметил Робин.
— Настоящий подонок, — произнёс Жан-Пьер, — и к тому же благодаря нашей глупости на миллион долларов богаче.
Джеймс промолчал. Он всё ещё был в немилости после бесплодных усилий разработать свой план и оправданий на их последней встрече. Хотя компаньоны вынуждены были признать, что, куда бы они ни приходили с ним, их везде отлично обслуживали. «Клэриджис» тоже не стал исключением,
— Завтра открытие Уимблдона, — произнёс Жан-Пьер, — интересно, кто выиграет первый раунд?
— Конечно, ты, — встрял Джеймс в надежде смягчить язвительные высказывания Жан-Пьера по поводу слабых усилий благородного лорда.
— Выиграть мы можем только твой раунд, Джеймс, если когда-нибудь увидим план.
Джеймс опять угрюмо замолчал.
— Хочется сказать, что, хотя Меткаф и крупный мужчина, по идее мы сможем реализовать твой план, Робин, — заметил Стивен.
— Если он не умрёт от цирроза печени раньше, чем нам представится эта возможность, — ответил Робин. — Стивен, а что ты теперь, когда увидел его, думаешь об оксфордской операции?
— Пока ничего не могу сказать. Вот прощупаю его в Аскоте, тогда станет ясно. Надо послушать, как он говорит, присмотреться к нему в обычной обстановке, настроиться на него. А все это невозможно, пока мы сидим за столиками в противоположных углах ресторана.
— А вдруг у нас нет времени в запасе? Возможно, завтра в этот же час мы будем знать все, что нам надо… а возможно, окажемся в центральном полицейском участке Вест-Энда, — сказал Робин. — Может, нас вообще снимут со старта, не говоря уж о получении главного приза.
Осушив большой бокал «Реми Мартен» V.S.O.P., Харви вышел из-за стола, сунув старшему официанту новенькую хрустящую фунтовую купюру.
— Вот гад какой! — с чувством произнёс Жан-Пьер. — И так противно, когда понимаешь, что он украл наши деньги, но просто унизительно видеть, как он их тратит.
Четвёрка собралась уходить: цель их экскурсии была достигнута. Стивен расплатился по счёту, методично прибавив сумму к списку текущих расходов. Затем, стараясь не привлекать к себе внимания, они по одному покинули отель. Только Джеймсу было трудно уйти незаметно: все — и официанты, и прислуга — говорили ему: «До свидания, милорд».
Харви прогулялся по Беркли-сквер, не заметив, как высокий молодой человек при его приближении юркнул в дверь цветочного магазина Мойзеса Стивенса. Харви не мог отказать себе в удовольствии спросить у полицейского дорогу к Букингемскому дворцу, просто чтобы сравнить его реакцию с реакцией нью-йоркского копа с кобурой на бедре, стоящего облокотившись о фонарный столб и жующего резинку. Как сказал Ленни Брюс, когда его депортировали из Англии: «Ваши свиньи намного лучше наших свиней». Да, Харви любил Англию.
Вернувшись около полуночи в отель, Харви принял душ и лёг в постель — на огромную двуспальную кровать с великолепными свежими льняными простынями. В «Клэриджис» для него не найдётся женщины, а если найдётся, то его теперешнее пребывание здесь станет последним разом, когда он смог поселиться в королевских апартаментах в период Уимблдона или Аскота. После пяти суток, проведённых на лайнере, спальня немного покачивалась, и она не успокоится ещё пару ночей. Но это обстоятельство не мешало ему спать, совершенно ни о чём не беспокоясь.
