Мария Эрнестам - Гребень Клеопатры
Они долго молчали. Постепенно в машине стало теплее. Мари стянула ботинки и стала растирать онемевшие ступни руками. Дэвид заметил это и рассмеялся. Нормальным смехом. Он снова был с ней. В Раундстоуне они притормозили у одного из пабов и заказали горячее рагу с пивом. Они сели у камина и болтали о своем ресторане, пока не согрелись. Про Карну Дэвид больше не вспоминал.
Теперь, глядя на скульптуру, Мари пыталась понять, сколько лет прошло с тех пор. Четыре года? Пять? Она не могла вспомнить. Знала только одно: ей никогда не забыть того, что Дэвид говорил о Боге. Прошло немало времени, прежде чем она поняла, что именно он имел в виду. Вот почему Мари не могла отказать Эльсе Карлстен. Она приняла решение. Вернуться в Ирландию. Ее место там. В ресторане «Русалка».
Глава тринадцатая
Анна направлялась к отцу с определенной целью. Гонорар, который они отказались обсуждать с Мари и Фредериком, поступил вчера. Ситуация казалась абсурдной.
Прежде чем выйти из кафе, Анна оглядела своих постоянных посетителей. «Фристаден» позволял им отвлечься от обыденной скуки и хоть немного порадоваться жизни. Бритта, торгующая картинами на рынке, в своих вечных вельветовых штанах. Филипп, алкоголик с трясущимися руками. Готфрид и Бэла. Ее любимые посетители. Похожие как две капли воды, они отличались только тем, что один всегда пил только черный кофе, а другой — только с молоком. Иногда ей казалось, так оно и бывает: добро и зло вместе образуют совесть. Ее совесть. Что она подсказывает? Можно ли ей доверять?
Анна крепче сжала руль и мысленно взмолилась, чтобы с папой все было в порядке. Полмиллиона крон — и он снова выздоровеет и будет радоваться жизни. Ей самой деньги не нужны. Как только они будут потрачены, можно представить, что все это было кошмарным сном.
Ее молитвы оказались напрасны. Грязная, вонючая квартира. Никаких следов присутствия социальных работников. Отец впервые не вышел на порог встретить ее и обнять. Он сидел в гостиной перед чашкой остывшего кофе и недоеденной булочкой.
— Так вот и сижу, — сказал он печально и, помолчав, добавил: — Бывали времена и получше.
Анна бросилась к нему, обняла, сжала его руки.
— Девочка моя, у меня такая тяжесть в груди. И со стулом тоже проблемы. Не хочу вдаваться в подробности.
Отец устал от жизни. Это было заметно его по глазам, немытым волосам, неприбранному виду. Анна, пытаясь скрыть шок, принялась за уборку. Слава богу, она сообразила взять продукты из кафе и наполнила ими холодильник. На неделю папе хватит. Они поели вместе, и лицо его порозовело. Потом он попросил вывести его на прогулку.
Оказавшись на улице, он глубоко вдохнул и сказал, что каждая такая прогулка кажется ему последней. А потом сразу попросил простить его за эти слова. Взял дочь под руку, пожаловался, что «ему в последнее время очень одиноко», и тут же добавил, что ничего от нее не требует.
— Я справлюсь. Я всегда справляюсь. А у тебя как дела? — спросил он, чтобы сменить тему разговора.
Анна мысленно отругала мать и сестру за то, что они отказались заботиться о папе, и коротко рассказала о «Гребне Клеопатры», не упоминая о заказе Эльсы. Поколебавшись, она сообщила о решении Фандиты пожить на барже у Грега. Папа сжал ее руку, зная, как тяжело ей приходится с дочерью.
— Он хороший парень, Грег. Он о ней позаботится. Не переживай! — Голос отца прозвучал, как в прежние времена, когда он был здоров. Анна подозревала, что он переживает из-за ее разрыва с Грегом, но не хочет вмешиваться в их отношения.
— Не волнуйся за меня, — попросила она, обнимая отца на прощание. Ее визит подбодрил его: он даже вышел в прихожую попрощаться. Наверное, это и заставило ее наконец решиться. Жизнь за жизнь. Другого выбора у нее нет.
Через пару дней она, Мари и Фредерик сидели в кафе и занимались делами фирмы. Проблемы у клиентов оказались не такими уж и сложными. Мари проверяла бухгалтерскую отчетность гостиницы для собак, а Фредерик мастерил полку для обуви. Анна разрабатывала схему питания и гимнастику для общества страдающих излишним весом. С режимом питания проблем не было, но вот с гимнастикой… Для нее самой единственным упражнением всегда было максимум достать бутылку вина с полки. Может, предложить им зарядку лежа в постели в качестве здоровой альтернативы..
Все трое работали молча, и Анну так и подмывало крикнуть, чтобы нарушить гнетущую тишину. Раньше они с Фредериком и Мари могли обсуждать все на свете. Но после истории с Эльсой друзья предпочитали молчать. Фредерик резко похудел, у Мари в глазах появился какой-то нездоровый блеск. «Как у ангела мести», — подумала как-то Анна и тут же ужаснулась этим мыслям. Мари? Да она и мухи не обидит. Хотя… она ведь воткнула ножницы в руку шефу… Нет! Анна гнала крамольные мысли прочь.
Они не сговариваясь решили считать смерть Ханса Карлстена естественной, и никто не порывался это оспаривать. И хотя Эльса считала иначе, они не разубеждали ее, чтобы не вызывать ненужных подозрений. И все же боялись — как убедиться, что это она убила мужа, так и узнать, что это сделал кто-то из них. Друзья молча согласились с тем, что Эльса считала их убийцами ее мужа, приняли от нее деньги и не хотели ничего обсуждать.
Как-то раз Мари спросила Анну, будет ли Эльса молчать о том, что ей удалось разузнать в больнице. Она познакомилась с разговорчивым кардиохирургом, и он сообщил, что вскрытие тела Ханса Карлстена не выявило следов насильственной смерти. Хотя сам он считал, что вскрытие теперь производят не так тщательно, как раньше.
Анна чувствовала, что долго не выдержит, ей хотелось выговориться. Она отложила в сторону блокнот с идиотским заголовком «Полезная утренняя прогулка» и отшвырнула ручку. Это резкое движение заставило Мари и Фредерика посмотреть на нее.
— Я больше не могу! Мы не правы! Надо было сказать Эльсе, что мы этого не делали! Объяснить, что ее муж умер естественной смертью, и мы не заслужили никаких денег. Я решила промолчать и принять деньги ради папы. Если его не положить в клинику, он умрет. У меня нет выбора — никто из родственников не хочет мне помогать. Я вижу в этом руку судьбы. Может, это не случайно произошло именно с нами? Может, Господь решил таким образом помочь нам с папой…
Фредерик и Мари посмотрели на нее удивленно, но она уже не могла остановиться:
— Это преступление — обманывать бедную женщину. Да и у налоговой инспекции могут возникнуть вопросы. Наверное, мне суждено отправиться прямиком в ад. Я всегда жила, не думая о других. Мое кредо: живи как хочешь, только не причиняй никому вреда. И я не считаю, что мы причинили зло Эльсе. Наоборот, мы помогли ей начать новую жизнь, взять инициативу в свои руки. Поэтому я решила, что мы имели право принять от нее деньги. Я готова помогать ей во всем, но деньги я возьму. Вам это кажется ужасным? — Она вопросительно уставилась на друзей.
Мари ответила первой.
— Нет, не кажется, — тихо произнесла она. — И если тебя это утешит… то я все время думаю о том же самом. Мы получили деньги за работу, которой не делали. Но мы готовы помочь Эльсе. Фредерик посоветует ей, как правильно распорядиться наследством. Я помогу с продажей дома и с перевозкой вещей. К тому же она сама хотела нам заплатить. Ей так легче. И на жизнь у нее останется вполне достаточно денег.
— Ты не представляешь, как я рада это слышать! — воскликнула Анна, чуть не расплакавшись от облегчения. — Я боялась, что вы меня возненавидите, будете считать паразиткой. Эгоистичной и аморальной, как говорит Фандита. Вы и моя семья мне очень дороги, и было бы ужасно, если бы вы подумали, что я хочу прикарманить эти деньги…
— Прекрати! — прервал ее Фредерик. — Ради бога, Анна! Я знаю тебя много лет. Да ты готова отдать нищему бродяге последнюю рубашку и пустить в дом первого встречного, если ему негде переночевать. Господи Боже мой! Здесь и сейчас, там, через стенку, пенсионеры едят и пьют за полцены. Ты — самый добрый человек в мире, и мы все это знаем. А еще знаем, как сильно ты любишь своего отца. Тебе не надо ничего нам объяснять! Да, мы все в шоке от того, что случилось, и это вполне естественно. Не каждый день заказывают убийство! — Фредерик пытался пошутить, но шутка вышла не слишком веселой.
— Но ты ведь тоже об этом думаешь, Фредерик, — прошептала Анна. — Я вижу, как ты исхудал. Что ты думаешь о деньгах? Ты их…
Он не дал ей закончить.
— Да, я их приму, — коротко ответил он. — Как и ты, я много думал об этом и должен признать: это невыносимо. Мы сидим тут в кафе и обсуждаем смерть. Причем смерть насильственную. Философ из меня никудышный. Но я тоже пришел к выводу, что мы помогли Эльсе начать новую жизнь, и если она хочет нам дать денег, пусть даст. А мы сделаем все возможное, чтобы помочь ей обрести счастье и покой. Я знаю, как потрачу свою долю.
