Андрей Бондаренко - Войпель. Сентиментальный триллер
– Мур-р-р, – зайдя на кухню, мечтательно муркнул Кешка: – «Обойдусь, пожалуй, без излишней экзотики. Это я тушёную лосятину имею в виду. А рыбку и грудинку давай. Сниму, так и быть, пробу…».
– Вот и замечательно…. Эти блюдечки – твои. Которое с парусным корабликом – под рыбу. А это – с бодрой пятнистой коровой – под мясные продукты, ясен пень. Под сметану же я тебе потом что-нибудь подходящее подберу.
– Мяу? – мол: – «Сметана? Это очень даже хорошо. Не откажусь, право слово…».
– Куплю-куплю, – улыбнувшись, заверил Сергей. – В обязательном порядке. Не сомневайся, Кеша.… А эта прозрачная пластиковая плошка – под воду. Наливаю…
Через пять минут котяра приступил к трапезе.
«Аккуратно, бродяга, ест», – одобрительно прокомментировал внутренний голос, слегка зацикленный на бытовой чистоплотности. – «По крайней мере, с чувством собственного достоинства и без излишней жадности. Да и кусочков-недоедков не разбрасывая по полу…. Странность странная, братец, наблюдается. Создаётся устойчивое впечатление, что мы с тобой прекрасно понимаем этого кота. Практически каждый его «мырк» и «мурк»…. Как такое может быть, а?».
– Не знаю, – усмехнулся Сергей. – Но, действительно, понимание присутствует. Однозначно и без всяческих сомнений…
– Мяу-у, – оторвавшись от поглощения оленьей грудинки, посоветовал Иннокентий, мол: – «Не парься, путник мнительный. Всё путём…». – А через пару секунд дополнил: – Мур-р-р?
– Ну, да, конечно. Как это я запамятовал? Надо же и кошачий «туалетный» вопрос решить. Сейчас всё устрою…
Он вышел на улицу и зашагал к перекрёстку Шипкинского и Будапештской.
«Чистоплотный какой, понимаешь», – похвалил справедливый внутренний голос. – «Это я про кота Иннокентия, ясный осенний вечерок…. А подозрительная машина с иностранными номерами так до сих пор и стоит у нашего подъезда. Не нравится мне она, честное и благородное слово. Почему – не нравится? Просто ощущения такие, что, согласись, немаловажно…. Братец, может, пивка выпьем? Ну, очень хочется. Очень-очень…. Свидание? Так потом можно будет мятную жевачку активно пожевать. Сразу, типа, две пластинки…. Нет? Решил поиграться в «хорошего и правильного мальчика»? Ладно, твои дела. Было бы, что называется, предложено…».
Он, перейдя дорогу, купил в ближайшем зоомагазине туалетный лоток, кошачий «наполнитель» и килограммовый пакет с сухим кормом «для крупных пожилых котов». С кормом – это вездесущий внутренний голос насоветовал, мол: – «Явно пожилой. Потому что мудрый. В том плане, что истинная мудрость, она, как всем хорошо известно, только с возрастом приходит…».
А в обычном продуктовом магазине Сергей приобрёл большую банку сметаны и три телячьи почки.
Купил, вернулся домой, определил сметану и почки в холодильник, а после этого поместил лоток, предварительно засыпав в него гранулированный «наполнитель», на полу ванной комнаты.
– Мяу, – пообещал Кешка, мол: – «Всё понял, путник. Чай, не тупее тупых. Не подгажу. В том плане, что буду гадить только в эту пластиковую штуковину…».
После этого Сергей занялся сборами, то бишь, подбором подходящей – для предстоящего свидания – одежды. Вернее, этим делом они занялись вдвоём. Сергей извлекал из шкафа вещи: рассматривал их, встряхивал и старательно разглаживал – за неимением утюга – ладонями. А кот, устроившись на широком подоконнике, давал дружеские советы:
– Мур-р-р, – мол: – «Драные джинсы, футболка под кожаной курткой и видавшие виды кроссовки? Нет, путник, не годится и не катит. Это, конечно, по молодёжному, но слегка, извини, по плебейски…». – Мяу-у, – мол: – «Чёрные брюки «со стрелками», светлая рубашечка, начищенные остроносые ботиночки и тёмное короткое пальтишко «а-ля матросский бушлат»? Нормальный такой вариант, без дешёвого выпендрёжа. Целиком и полностью одобряю. То, что старенький очкастый доктор прописал…». – Мр-р-р, – мол: – «Модный галстук «в полосочку»? Бред бредовый и горячечный. Вид у тебя в нём будет – официальный до стойкой тошноты. Словно бы собрался делать официальное предложение…». – Мяу-у-у, – мол: – «Ты, чудак законченный, и на это готов? Рановато, родной. В том плане, что рановато – до пошлого неприличия. Пообщайся, для начала, с барышней. То, да сё…. Опять же, у тебя и кольца в коробочке нет. Как можно делать официальное предложение руки и сердца – без симпатичного колечка? Никак, ясные сливки средней жирности…». – Мр-р-р-р, – мол: – «Так что, галстук отменяется. Отложи-ка его в сторону. И не спорь со мной, пожалуйста, модник хренов…».
Наконец, Сергей полностью собрался-экипировался.
«Что это наш разговорчивый усатый приятель замолчал?», – насторожился мнительный внутренний голос. – «Не «мырчит» больше, понимаешь. Не урчит и не муркает…. Где он, вообще? Ага, всё там же, на подоконнике. Только развернулся к нам с тобой пушистым хвостом и, позабыв о делах текущих, внимательно смотрит на «купчинский Коллизей». А теперь правую переднюю лапу поднял и плавно водит ей возле оконного стекла. Словно бы сигнализируя кому-то…. Ну, и пусть себе дальше медитирует. Не будем, пожалуй, отвлекать. У каждого из нас, как известно, свои причуды, странности и шустрые тараканы в голове. Уходим тихо. Практически по-английски…
Он, купив в цветочном магазине букет белых и жёлтых хризантем, закурил и неторопливо зашагал по Будапештской улице – к давнему заветному месту.
Что ещё за место такое? Так, ничего особенного, заброшенная баскетбольная площадка возле их «двести пятой» школы.
Тут такая история. Когда-то – очень-очень давно, ещё до приснопамятной горбачёвской Перестройки, – баскетбол в Советском Союзе был очень популярен. Как же иначе – после легендарной победы нашей баскетбольной сборной на Олимпийских играх 1972-го года в немецком Мюнхене, когда на последней секунде матча легендарный Александр Белов забросил американцам (после дальней передачи Ивана Едешко), победный мяч? Поэтому рядом с «двести пятой» школой – в семидесятых годах прошлого столетия – и возвели именно площадку для игры в баскетбол…. Но Время шло. Вернее, летело, бежало и даже – иногда – неслось вскачь. И вскоре (относительно, конечно), на смену баскетбольным героям былых лет пришли иные кумиры. В частности, футбольные. И, в конечном итоге, перед главным входом «двести пятой» школы оборудовали футбольное поле (уменьшенное по размерам, конечно), а про старенькую баскетбольную площадку постепенно и плотно забыли…. Ещё у этой площадки имелись две безусловно-положительные особенности. Для молодёжи – положительные, естественно. Во-первых, площадка располагалась «с угла» – относительно школы. Поэтому из школьных окон (если, понятное дело, из них не высовываться), мало что на ней и рассмотришь. Во-вторых, за баскетбольной площадкой рос – в несколько рядов – высокий и густой кустарник, отделявший её от «сетчатого» забора соседнего детского садика. А в этом самом кустарнике (кажется, боярышника), находилось несколько самодельных скамеек, словно бы изначально предназначенных для влюблённых парочек. Из серии: – «Располагайтесь и, не опасаясь посторонних нескромных глаз, целуйтесь-обнимайтесь всласть…».
Стемнело и похолодало. Вдоль Будапештской зажглись-загорелись светло-жёлтые уличные фонари.
«Как-то не особо людно сегодня», – отметил осторожный внутренний голос. – «К чему бы это, а? Впрочем, ничего странного – после массового убийства гопников и утопленного «наркотического» павильончика, я имею в виду. А по всему Купчино, наверняка, уже вовсю гуляют зловещие слухи о желтоглазых зубастых монстрах, обожающих разрывать мирных обывателей на составные части. Вот, народ и сторожится. Ничего хитрого…. Ох, братец, напрасно ты назначил нашей Оле встречу возле заброшенной баскетбольной площадки. Напрасно, ей-ей. Больно уж укромное и безлюдное место. Даже на помощь – ежели что – никого не дозовёшься, сколько не зови. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно…. И вообще, надо было встретить девушку возле её подъезда. Да и выгулять от Души – по хорошо-освещённым улицам и проспектам. В здешнюю приличную кафешку, например, сводить. А ты, шалопай, даже номером Ольгиного мобильника не поинтересовался. Раздолбай легкомысленный и законченный. Учишь тебя, морду одноглазую, учишь. Всё без толку…».
Он перешёл на перекрёстке через улицу Димитрова и направился, лавируя между типовыми пятиэтажками, вглубь квартала: именно там – между Альпийским переулком и улицей Димитрова – и располагалась родная «двести пятая» школа.
Вокруг было очень тихо, безлюдно, прохладно и откровенно темновато. Под подошвами ботинок задумчиво шелестели-хрустели опавшие разноцветные листья, некоторые из которых были покрыты тоненьким слоем инея.
