Максим Шаттам - Душа зла
— Думаю, это все упрощает. Если никто другой, кроме вас и убийцы не знал про кислоту, а тут вы находите тело, на котором имеется эта характерная особенность, значит, можно не сомневаться, что это сделал именно он. То есть я хочу сказать… правда, я полагал, что Лиланд Бомонт был застрелен…
Бролен вздохнул. «Невероятно! — подумал он. — В наше распоряжение отдали аса дедукции. Настоящего мудака, наизусть знающего законы, но не способного ничего разглядеть в мутной воде!»
— Так и есть, — подтвердил Салиндро, — Лиланд Бомонт мертв и похоронен.
— Тогда кто же мог знать про кислоту? Полицейские? — спросил Бентли Котленд, явно гордясь тем, что участвует в расследовании с самых первых шагов.
Бролен начал догадываться, почему ему доверили Бентли Котленда. «Очередной папенькин сынок, которого сбросили с отцовским парашютом в то место, где ему все незнакомо и где он натворит много глупостей», — заключил инспектор.
— Ладно, сейчас не время для поспешных выводов, — бросил Чемберлен, обводя взглядом собравшихся. — Бролен, занимайтесь своей работой, Митс неотлучно будет у вас под рукой, как и Салиндро, кроме того, в вашем распоряжении будут патрульные полицейские, которые смогут прочесать любую местность. Джентльмены, я бы хотел, чтобы это дело было закрыто как можно скорее и, главное, чтобы мы не наделали ошибок: можно не сомневаться, что в этот раз пресса будет ходить за нами по пятам. Поэтому без глупостей.
Он посмотрел на окружного прокурора.
— Прокурор Глейт, хотите что-то добавить?
Глейт встал:
— Хочу поблагодарить всех за сотрудничество и пожелать вам удачи.
Его взгляд замер на Бролене. Затем он попрощался и вышел из кабинета. Остальные двинулись следом, и тут капитан окликнул Бролена.
— Да, капитан?
— Задержитесь на минуточку, мне нужно переговорить с вами с глазу на глаз.
Бролен подождал, пока все выйдут, и прикрыл дверь.
— Я знаю, что вы не хотите, чтобы этот Бентли был с вами…
Бролен кивнул и хотел ответить, но Чемберлен знаком остановил его и немного повысил голос:
— У вас нет выбора, как нет его и у меня. Бентли Котленд — племянник прокурора Глейта, потому-то он и был назначен на эту должность в столь юном возрасте.
Стало понятно, откуда проистекает эта фамильярность в отношениях между прокурором и его молодым помощником. Бролен с досадой кивнул, и капитан Чемберлен продолжил:
— Глейт определяет погоду в городе, говорят, он дергает за ниточки самого мэра якобы из-за истории с взяткой, которую тот получил во время муниципальных выборов. А ведь мэр — наш непосредственный начальник.
Чемберлен обошел вокруг стола и вновь остановился перед Броленом. Он положил руку инспектору на плечо:
— Все, о чем я вас прошу, потерпите несколько дней, таскайте его повсюду с собой, и, если он не сможет нормально высыпаться в течение недели, потому что будет присутствовать на вскрытиях и при детальной проработке обстоятельств убийства, он сам попросит дядю, чтобы тот отправил его обратно в кабинет.
Бролен молча сглотнул.
— У нас действительно нет выбора, поэтому я рассчитываю на вас, Бролен. — Чемберлен дружески похлопал его по плечу. — И умоляю, избегайте любой шумихи.
12
Профессор Томпсон постучал ручкой по черной доске.
— «Стокгольмский синдром» — это, если так можно выразиться, феномен парадоксального поведения, — пояснил он, указывая на нарисованную мелом схему. — Пример того, как может измениться отношение жертвы к насильно удерживающим ее преступникам. Назван в честь шведской столицы, где в 1973 году имел место захват заложников, в ходе которого заложники стали постепенно проявлять симпатию, а затем полное доверие к своим похитителям. Дошло даже до того, что в момент своего освобождения они стали, по сути, посредниками между полицией и похитителями, после чего отказались подавать заявления и свидетельствовать против них в суде. Наконец, и это очень показательно, одна из жертв несколько лет спустя вышла замуж за своего похитителя.
Аудитория была потрясена этой невероятной историей, которая могла бы показаться абсолютно нереальной и смешной, будучи воспроизведенной в каком-нибудь фильме.
Джульет смотрела на доску, но совершенно не слушала преподавателя. Год назад она уже посещала этот учебный курс, и то, что говорил профессор Томпсон, с тех пор не сильно изменилось. Глаза Джульет словно заволокла пелена глубокой задумчивости, ее переполняли эмоции. Она ничего не слушала и не слышала. Ее снова захлестнула тревога, зародившаяся, когда она узнала о преступлении, похожем на те, что совершал Портлендский Палач. Лиланд Бомонт.
Он умер. Джульет прекрасно помнила, как обмякло тело убийцы, когда часть его черепа снесла пуля Джошуа Бролена. Наверняка пресса раздула весь этот шум в погоне за сенсацией, исказив правду. Явно окажется, что это преступление не так уж и похоже на те, предыдущие, как это стремятся обставить сейчас. Внимание журналистов вскоре переключится на арест убийцы, несчастного типа, даже отдаленно не похожего на Лиланда Бомонта. «Это в их стиле», — подумала Джульет.
Прошлую ночь Камелия провела у нее дома, дабы удостовериться, что Джульет не сильно шокирована свалившейся ей на голову новостью. А на самом деле? Удалось ли ей хотя бы чуть-чуть побороть нахлынувшее волнение?
Конечно нет. У тебя кровь стынет в жилах от простого воспоминания о Лиланде Бомонте. Признайся, тебе страшно, да, именно так!
Она заметила, как дрожит рука — так же, как дрожала ночью, когда в доме раздался какой-то треск: Джульет проснулась, Камелия спала. Порыв ветра ударил в западную стену дома, и больше ничего.
Профессор Томпсон продолжал с жаром читать свою лекцию. Джульет краем уха уловила, как он что-то сказал про «прямую и косвенную виктимизацию», даже не пытаясь вспомнить, что в точности означает этот термин.
«Я не должна была опять сюда приходить, — подумала Джульет, — я просто тупица! Хочу получить лицензию на психосоциальную практику, а при этом даже самой себе не могу поставить диагноз! Мне надо было остаться утром дома, как советовала Камелия».
Однако первое фундаментальное правило психоанализа она помнила прекрасно: нельзя подвергать анализу себя или своих близких, ибо в этих случаях невозможно достичь объективности.
«Поеду-ка я домой, заварю крепкого, горячего чаю и засяду за учебники, чтобы наверстать все упущенное, а вечером приму снотворное и крепко засну. А завтра все будет намного лучше».
В этот момент она ощутила в душе какое-то сомнение, словно что-то мешало ей договориться с собой, но она не поняла, что именно.
Вокруг все стали подниматься, Джульет даже не слышала, как закончилась лекция. Знакомый студент — его звали Томас то ли Блок, то ли Брок — улыбаясь, приблизился к ней.
— Я наблюдал за тобой во время лекции, и мне показалось, что Томпсон не сильно тебя увлек! — заявил он.
Джульет спрятала в сумочку девственно чистый блокнот и смущенно улыбнулась юноше.
— Мне показалось, ты не записывала то, что рассказывал Томпсон, — продолжал он. — Если хочешь, можем пойти в кафетерий, я покажу тебе свои записи.
Он казался искренним: внешность серфингиста, длинные белые волосы, матовая, золотисто-коричневая кожа, как у тех, кто все лето напролет проводит на пляжах Калифорнии. Он смотрел прямо, улыбался естественно, и в его облике было даже что-то приятное. Возможно, при других обстоятельствах Джульет и приняла бы его предложение.
— Ты очень милый, но нет, не нужно, — ответила она, накидывая ремешок сумки на плечо. — Я уже слушала этот курс в прошлом году, и теперь просто… кое-что уточняю и припоминаю.
Она направилась к выходу, где толкались и зубоскалили другие студенты.
— О'кей, я понимаю. Я пишу курсовую на тему «Стокгольмский синдром — пример парадоксального поведения» и, если хочешь, могу помочь тебе разобраться в некоторых нюансах…
Джульет остановилась и обернулась:
— Послушай… Томас. Я действительно тронута твоим участием, но сейчас не лучший момент. Не мог бы ты оставить меня в покое… Спасибо.
Повернувшись к нему спиной, она уже собиралась исчезнуть, когда он неожиданно бросил ей в спину:
— Это из-за вчерашнего ужасного убийства, так? Я знаю, что с тобой произошло в прошлом году, мне рассказывали и…
Застыв на мгновение с разинутым ртом, Джульет почти сразу пришла в себя.
— Нет, ты ничего не знаешь об этом! — гневно бросила она. — Отстань от меня!
Резко повернувшись, девушка быстро направилась к выходу в плохо освещенный коридор. Она чувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, и сжимала кулаки так сильно, что ногти впивались в кожу ладоней. Они что, не могут отцепиться, забыть про нее? Благодаря прессе, ходившей год назад за ней по пятам, к Джульет приклеилась «слава» жертвы похищения, и многие в университете узнавали ее в лицо; к счастью, этот интерес сошел на нет так же быстро, как и возник. Но неужели ей придется каждый раз чувствовать, как подкашиваются ноги, едва на память приходит случившееся? Все, чего она хотела, — успокоиться. И чтобы о ней забыли.
