Середина земли - Артур Кинк
Едва теплящаяся вода, тусклые энергосберегающие лампы. Музыка из кафе внизу долбила в пол, шумные соседи орали будто у меня в номере. Зеркало в богатой рамке было треснутым, но такой непривередливый гость как я, везде найдёт плюсы. Вай-фай работал исправно, матрац жёсткий, как в казарме – мой любимый. А самое главное, вокруг жизнь. Вентиляция доносит из кухни кафе запахи китайское еды, за окном снуют машины с басистой музыкой и спортивными выхлопами, вокруг бухают, трахаются, выясняют отношения, поют песни, громко смеются.
Проверив шкафы, туалет и под кроватью, я включил телевизор без звука и принялся искать хоть каплю сведений о месте, где я был. Никаких упоминаний не было не по названию, не по примерным координатам, которые я высчитал. Андрея, чью фамилию я знал не было ни в одной социальной сети, либо он сидел под другим именем и фотографией. На какой платформе объявлений он сдаёт свой обветшалый дом я тоже не смог выяснить. Я перебирал в голове зацепки. Корректор функционального состояния Кольцова. Я вбил название в поисковик. На официальном сайте они стоили от шести тысяч за штуку, а вся информация, подтверждала мою критичную теорию. Очередной развод для лохов, что покупали циркониевые браслеты в двухтысячных, заряжали воду перед Кашпировским в телевизоре восьмидесятые и вступали в МММ в девяностые. Бабки-шептуньи, гадалки, БАДы, тренинги личностного роста, микрозаймы. Всё это одна опера. Но почему Антон сидит в первом ряду и активно хлопает? Закоренелый скептик, нигилист, атеист, который сам разводил доверчивых людей на покупку мебели с мусорки, сломанной техники и смеялся над любым проявлением невинной доверчивости.
Мне предстояло это выяснить, но завтра.
Я надеялся, что после всех этих пьянок, на жёсткой гостиничной постели мне ничего не присниться, но сон всё же был. Он не был кошмарным. Просто странным и сюрреалистичным. Я был в незнакомом городке, похожем на сотни других таких русских провинций. Только вокруг не было не машин, ни билбордов, ни неоновых вывесок магазинов. По погружённому в полную темноту городу шли толпы людей с факелами. Мужчины, женщины, дети, старики. Они выбегали из подъездов, вылезали из окон. Иногда в домашних тапочках, трусах или халатах. На ходу они братались с незнакомцами, зажигали огни и слившись в единый поток, шли. Из их болтовни, я понял, что они идут на площадь Ленина, которая опять же есть почти в каждом городе и даже в других странах. Изгонять кого-то. И я точно понял, что о политике не шло и речи. Это был крестовый поход, против чего-то сверхъестественного. Отвратительного и опасного. Дьявольского. Тёмного. Люди были испуганны и озлобленны. Администрация города и губернатор пытались убедить толпу в том, что «это», живёт среди них давно, что «это» было здесь задолго до появления человечества. Что «это» жило на земле ещё до того, как пещерный человек научился пользоваться палкой и камнем. Что «это» не тронет их, их жилища и их детей, если те сложат оружие и вернуться по домам. Но горожане были настроены воинственно. Даже местные церковники шли среди толпы, читали монотонные молитвы и благословляли каждого на освобождение их от бесовского отродья. Я один был без факела. Но каждый, кто проходил мимо благодарил меня, одобрял, осыпал наилучшими пожеланиями и пытался всучить источник огня. Толпа несла меня за собой. Я хотел выйти. Я видел край пустого тротуара, куда можно свернуть и уйти, но вновь и вновь оказывался в водовороте людей. Во дворах, где люди семьями выходили на эту битву, меня подхватывали, и я тащился с ними на центральную улицу, как телок на веревочке.
Станция болотная, 10 июля, 1824 год
«Я сделала вид, что легла спать, а когда покинул квартиру, переоделась в мужское платье, спрятала волосы и отправилась за ним. Я боялась, что он вступил в один из тех тайных союзов революционеров. И сначала, когда пробралась на их собрание, я так и подумала. Но, ни разу они не говорили о крестьянах, царе, о восстаниях на площади или беспорядках. Их темы оказались куда страшнее. Они говорили о каких-то небесных каналах, о поднизших и высших, подвысших и ещё каких-то. Я уже не помню тех странных названий и имён. Они говорили о каких-то тёмных богах, архангелах, Эштаре и Шэране, кажется так их звали, но я могу ошибаться. Они были словно культ. И те, кого объявила в розыск тайная полиция. Их портреты были по всему Петербургу, они тоже были там.
Когда Фёдора арестовали меня спрашивали о том куда он ходил, с кем общался, но я ничего не сказала о том, что увидела. Его обвинили в участии в запрещённых обществах. Вменяли преступления против империи и Царской семьи. А он будто с ума сошёл. Он радовался. Радовался тому, что попал в тюрьму и что со дня на день придёт приказ о расстреле. А потом вынесли приговор о выселке на станцию Болотную. На рудники. Он меня отговаривал, но я всё равно с ним поехала. И когда мы покидали город, мне было так страшно, а они все веселились, будто этого и ждали. На вторые сутки дороги Фёдор говорил, что видит Болотную во снах. Он говорил что-то о новом измерении, о их господстве наравне с надвысшими. Я думала это как-то связано с действиями союза. С восстанием. Но сны, они вышли за пределы. Он наяву смотрел их. Бывало, что уставиться в одну точку, свозь меня и глядит.»
Чита, 21 июля, 2016 г.
Меня разбудила уборщица, ругающаяся с кем-то в коридоре в восьмом часу утра и умывшись холодной водой я отправился на свои поиски.
Для начала я съездил в комендатуру и поставил приезд и уезд. Теперь я был почти самым свободным человеком. Чуть меньше, чем русский крестьянин, после реформы Александра, но всё же. Мне даже подумалось, что Антону лучше написать, про нашего крепостного, чем про чужеземного темнокожего раба. Или хотя-бы предложить ему провести аллегории.
Мой путь лежал в Забайкальский государственный университет. Заранее позвонив и представившись студентом уральского университета, который пишет по диплом по истории этого края, я назначил встречу. Я
