Айдар Павлов - Время Полицая
– Че?
– Не надо, я же все сделаю! Зачем?
– Где сегодня была, сучара, бл? – спросил вдруг Полицай.
– В как… каком смысле где? – Из головы бедной девушки вымело не только то, где она сегодня была, но и то, где она теперь: – … В каком смысле?
– В натуре, – ответил Полицай. – Короче, я те сто раз звонил – тя не было, че за херня?
– Мне? Звонил? – Она попыталась вспомнить, где была днем. Безуспешно. Ни прошлого, ни будущего больше не существовало, существовал лишь этот амбал с херней в правой руке и резиновым жгутом в левой: – Звонил? Мне? – бестолково повторилась Ольга: – Когда?
– Че ты тама гнусишь? Че базаришь?! – разозлился Полицай и щелкнул ее плеткой по животу.
– Поли!!!
– Я сто раз звонил, сучара, бл!! – уперся он. – Где была, нах?!! Где ныкалась?!! Наколола, блн?!! Кого ты накалываешь, краля, блн?!!!
Короче, он уже сам не понимал, что несет, его интересовала только эрекция: он стегал обнаженное тело до тех пор, пока правая пятерня не почувствовала созревшую мозоль.
Наконец, все созрело, молодые с грехом пополам совокупились, Полицай налил себе очередной стакан, выпил и сел в кресло с таким видом, будто Ольга у него по-прежнему и по горло в долгах. Ведь она так и не дала путного ответа на вопрос: где была днем, лишь парилась, да телилась.
Но от барского гнева до милости – один шаг.
– Сюда иди! – позвал Полицай, немного успокоившись.
Она подошла. Он усадил Ольгу на колени и погладил покрасневшие от порки плечи.
– На первый, типа, раз прощаю, бл, – заявил Полицай.
– О, Поли! – Благодарность Ольги не знала пределов. – Как ты меня напугал! Клянусь тебе, что…
– Но если я еще раз типа, замечу, – перебил он, сдавив двумя пальцами тонкую шею подружки, чтобы та не расслаблялась: – непорядок, типа, или че ты где-то западаешь конкретно, я тя убью, сучара, в натуре, я тя и в Африке достану, бл. Я те ни хера плохого не хочу, бл, а че ты мне не стараешься, а, бл?… Не слышу?
Пальцы Полицая, перекрывшие Ольге доступ кислорода, милостиво разжались, глаза девушки вернулись в орбиты, она получила возможность вздохнуть и тот час же ответила: да, мол, буду стараться, типа, из кожи вон вылезу, лишь бы угодить тебе, солнышко мое.
Однако через день она решила, что благоразумнее будет порвать отношения с Полицаем, – так ему и сказала. А он ответил, что шуток не понимает. Ну, вообще. Тогда она заявила, что не шутит, а он ей:
– Ты, краля, блн, слышь сюда: если я, нах, застукаю тему такую, что тебя дома нет, я тя приволоку, сучара, бл, за кудри, пристегну к батарее – посрать не сможешь сходить без моего разрешения, нах, не дай божок! – И по обыкновению добавил: – Я тебя и в Африке достану, Олюшка.
Так и жили. А что делать? Жить-то как-то надо. Полицай практически замуровал партнершу по любовным оргиям в четырех стенах загородной виллы, и ей стоило немалого труда убедить крутолобого кавалера, что походы в магазин за той же вареной колбасой требуют определенной свободы и времени.
– Или ты добиваешься, чтобы я умерла с голоду, Поли? – спросила она.
– Да, нах, – кивнул он. Правда, потом оттаял: – Ну, хрен с ним, типа, ходи в магазин, нет базара. Утром, блн, с девяти до полдесятого.
Добрый Полицай! "Хрен с тобой, типа, погуляй полчасика".
– До десяти, – настояла Ольга, аргументируя тем, что могут быть очереди.
– Я те капусту даю, нах? – удивился Полицай. – На хера я те капусту даю? Бери жратву там, где нема очереди.
Позже он вновь уступил и разрешил Ольге отсутствовать дома с девяти до десяти утра. То есть, своего она добилась. Полицай не был таким уж жестоким человеком, как это может показаться, умел иногда баловать.
Что привязывало несчастную Ольгу, да и не только ее, к Полицаю, понять постороннему человеку невозможно. Надобно хотя бы сутки-другие походить в шкуре тех, кого он приручал. Дело в том, что мировоззрение здорового существа весьма отличается от мировосприятия его жертв. Этот действительно незаурядный человек каким-то невидимым биоэнергетическим полем, а может, просто одним присутствием, перекраивал сознание ближних людей до идиотизма. Он не умел убеждать – он убеждал. Такое либо дано, либо нет. Он показывал ледышки голубых глаз, в момент замораживающие мозги собеседника с эффективностью абсолютного нуля по Фаренгейту, и говорил:
– С девяти до десяти, бл. – Это означало, что Ольга, пусть даже отстояв едва ли не до конца часовую очередь за вареной кобасой (теоретически, разумеется, – на практике таких очередей не бывает, да и с очередями она не сталкивалась, и все же) в последний момент выскочит из нее и, проклиная медлительность продавщицы, как ошпаренная, полетит к дому. К десяти. И обязательно успеет.
А гениальный парадокс заключался в том, что Полицай так ни разу и не проверил ее присутствия на хате по телефону. Ему достаточно было сказать – результат складывался сам по себе. Он не старался никого убеждать – это происходило помимо его воли, с первого взгляда: пришел – увидел – убедил.
И если уж он попросил у тебя тридцать тысяч, например, баксов, то найди их, цыпа. Должен ты или нет, если да, то сколько, – разбираться будешь потом. Сначала – капуста. И ни дай божок, тебе помереть, не расплатившись, – Полицай тебя и в аду достанет, и в Африке…
Понятно, какое ликование пробрало Ольгу, получившую право на развод.
Далее. Обыкновенному человеку трудно также представить степень растерянности Полицая, обнаружившего исчезновения должника – убийцы двух его пацанов. Тогда как легкий беспорядок в расположении невинных гномиков на полке серванта вызвал в его душе столь мощную взрывную волну, что Пола сразу потянуло на нетрадиционный секс, что уж говорить о канувших в бездну тридцати тысячах, без вести пропавших коллегах и перевоплотившейся квартире "Вади Полоцкого". Он привык ставить вещи на свои места точным и безответным ударом. Но вот, вещь пропадает. Она не сидит жертвенным барашком, не ждет, потупив взор (к чему очень даже привык избалованный Полицай), – она отстреливается, валит друзей, а его самого оставляет в дураках… Ночью со второго на третье декабря в духовной жизни Полицая воцарился мрак, религиозные устои порядка и незыблемые законы силы пошатнулись, и это было страшно. И в первую очередь для ближайшего окружения. Для фирмы.
14
Той же ночью со второго не третье, невольный папа Полицая (и за что ему так?), он же президент фирмы Романов Илья Павлович много потел и размышлял. Благо, было над чем.
Леня отзвонился ему в одиннадцать вечера, признался, что психоэмоциональное состояние Пола вызывает опасения, и рассказал, как они едва не вломились на какую-то совершенно левую хату. Короче, Пола не понять ни с какого бока, и, вполне вероятно (не хотелось бы, однако приготовиться не помешает) Лазарев и друган его Зубило лежат, обнимая друг друга, в лесу под Выборгом с перерезанными горлами, расчлененные и обескровленные, – видать Полицаю братки чем-то не угодили. Такая версия.
Прикидывая, насколько жизнеспособна такая версия, Романов старший несколько раз вылезал ночью из-под одеяла, ходил кругами по дому, трижды вставал под прохладный душ и дважды заглядывал в розовую комнату, где на розовой королевской кровати, укрытая розовым одеялом, с открытым ртом спала Олеся. Он смотрел в ее детское овальное личико, обрамленное вьющимися волосами, чтобы унять преследующие его кошмары. От дочери исходила благодать, свойственная растениям, воде, голубому небу…
Перерезанные глотки, конечно, глупость несусветная, тем не менее, до того осязаемая, что если б не это, то, пожалуй, что-нибудь покруче выкатило бы.
Не будь Пол его сыном, Илья Павлович давно бы уже залепил его затылок пулями. Но это дитя! Из того же материала, что Олеся… О, мрачная шутка природы, два произведения плоти из одного семени: святая как младенец и беспомощно-непригодная как трава дочь, а рядом – дикий как преисподняя и неутомимый как акула сынок.
Старые или недавние счеты имелись у Пола с Лазаревым и Зубило? Подозревали ли братки о том, что Пол точит на них зуб? Ведь, несмотря на то, что один из них – дебилок, а второй – молчун, оба – достаточно опытные ребята, чтобы не погореть так запросто в деле, как это получается из мычания Полицая. Но ничего более правдоподобного придумать он не смог…
«Итак, – подвел черту Романов старший, – сынок сводит счеты с Лазаревым и Зубило и списывает жертвы на счетчик тормоза-должника без крыши Вади Полоцкого. Способ, которым он это делает, отвечает лучшим образцам чернухи, которую он смотрит вечерами по видику. Все сходится. Трупов-то нет. Значит, в лесу под Выборгом, – вздохнул Илья Павлович и признался себе, что со вчерашнего дня уже не контролирует Полицая. – Вот, если б выслать Пола в отпуск, за границу, – мечтал он между четырьмя и пятью часами ночи: – Как бы было хорошо…»
