Дин Кунц - Чейз (Погоня)

— Мне это больше не требуется, — сказал Чейз. В первый раз он слышал, что Ковел защищается, и эта перемена ролей вызвала у него чувство торжества.

— Бен, я знаю, вы сердитесь из-за сказанного мною полицейским. В этом все дело, правда? — Он был уверен, что уже проанализировал ситуацию и аккуратно разложил ее по полочкам в своем исправно действующем мозгу.

— Отчасти, — сказал Чейз. — Но еще есть две причины.

— Какие же?

— Во-первых, ваши статьи.

— Статьи? — спросил Ковел, строя из себя дурака то ли умышленно, то ли от смущения.

— Вы прямо-таки прославили себя и лечение, которому меня подвергали, верно? В вашей статье для “Терапевтического журнала” вы выступаете в роли самого Зигмунда Фрейда, а то и Иисуса Христа.

— Вы читали мои статьи?

— Все, — сказал Чейз. Он чуть было не сказал “все пять”, но вовремя вспомнил, что две еще не опубликованы и существуют только в виде черновых записей.

— С чего вы взяли, будто речь в них идет о вас? Я нигде не называл настоящих имен.

— Мне подсказал ваш коллега, — ответил Чейз.

— Мой коллега? Другой врач?

— Да, — сказал Чейз. Он подумал: “А ведь это почти правда. Твой коллега, другой псих”.

— Послушайте, Бен, я уверен, что мы можем поговорить и устранить все недоразумения.

— Вы забыли о третьей причине, — перебил Чейз. — Я сказал вам, что не приду больше по трем причинам.

— Да.

— Да, — подтвердил Чейз. — Третья причина — самая главная, доктор Ковел. Вы эгоист, сукин сын и исключительно мелочный тип. Я не могу находиться с вами рядом и считаю вас до отвращения незрелым.

Он повесил трубку и счел, что день начался для него как нельзя лучше.

Позднее он уже не был так уверен в этом. Да, он сказал Ковелу именно то, что думал о нем, и действительно находил его гнусным типом. Но разрыв с психиатром каким-то необъяснимым образом означал для него еще более определенный отказ от прежней жизни, чем все предпринятые им действия. Прежде он пообещал себе, что, когда личность Судьи будет установлена и полиция получит исчерпывающее доказательство того, что он, Чейз, смог справиться с убийцей, он вернется к своему уединенному существованию на третьем этаже дома миссис Филдинг. Теперь, решив отказаться от наблюдения психиатра, он признавал, что уже не тот человек, которым был, и что бремя его вины стало намного легче. Это слегка обескуражило его.

В довершение утренних неприятностей, побрившись, умывшись и размявшись гимнастикой, Чейз сообразил, что его расследование зашло в тупик. Похоже, он побывал во всех местах, которые посетил Судья, но так ничего и не добился, только получил точное описание этого человека, от которого нет никакого проку, пока его не удастся привязать к определенному имени или найти место, где такого человека готовы опознать. Не ходить же ему по городу и спрашивать всех встречных подряд, не знают ли они типа с такой внешностью. Что еще предпринять? Он никак не мог этого решить.

Однако, позавтракав в блинной на бульваре Галасио, Чейз начал мыслить более ясно и оптимистично. У него еще оставалось два возможных источника информации, хотя неизвестно, что они ему дадут. Он может вернуться в таверну “Гейтуэй Молл” и поговорить с настоящим Эриком Бренцем — спросить, не знает ли тот человека, отвечающего описанию Судьи. Судья, используя имя Бренца, наверняка взял его не из телефонного справочника. Может быть, он знал Бренца или, что еще более вероятно, когда-то работал у него. И даже если от Бренца он ничего не узнает, можно вернуться к Гленде Кливер, девушке из справочного отдела “Пресс диспатч”, и расспросить ее обо всех, кто посещал ее кабинет в прошлый вторник, — он мог бы сделать это сразу, но побоялся показаться дураком или вызвать любопытство репортеров, сидевших в комнате.

Начал он с того, что решил позвонить в справочный отдел газеты, но, как выяснилось, его телефон закрыт для посторонних. Он подозревал, что такое возможно, и, отыскав в телефонной книге номер домашнего телефона девушки, набрал его; она подошла после четвертого гудка:

— Алло?

Чейз уже забыл, какой у нее тоненький и нежный, женственный голос, такой напряженный, что казался почти неестественным.

— Мисс Кливер, вы, наверное, не помните меня. Я был у вас на работе вчера. Меня зовут Чейз. Я вынужден был уйти, когда вы ходили за информацией для одного из ваших коллег.

— Я прекрасно вас помню, — сказала она. Он продолжал:

— Моя фамилия Чейз, Бенжамин Чейз, и я хотел бы встретиться с вами снова, сегодня, если это возможно.

Мисс Кливер минуту колебалась, потом спросила:

— Вы назначаете мне свидание?

— Да, — сказал он, хотя такая мысль вряд ли приходила ему в голову.

Она дружелюбно рассмеялась:

— Но вы как-то уж очень по-деловому говорите об этом.

— Выходит, что так, — согласился Чейз, боясь, как бы девушка не отшила его, и одновременно страшась, что она примет его предложение.

— И в какое время? — спросила она.

— Вообще-то я хотел бы сегодня. Вечером. Нет, я, конечно, понимаю, что нужно заранее...

— Прекрасно, — сказала она.

— Правда? — У него пересохло в горле, и голос звучал сдавленно.

— Да, — подтвердила мисс Кливер. — Есть только одна проблема.

— Какая же?

— Я затеяла на ужин фондю, уже порезала мясо и приправила его. Все остальное у меня тоже готово.

— Может быть, сходим куда-нибудь после обеда, — предложил Чейз.

— Признаться, люблю есть поздно, — сказала она. — Я вот что думаю: а не придете ли вы ко мне на ужин? У меня хватит мяса для двоих.

— Очень хорошо, — согласился он.

Девушка продиктовала ему свой адрес и сказала:

— Одежда повседневная. Жду вас в семь.

— В семь, — повторил он.

Она повесила трубку, а он остался стоять в телефонной будке, весь дрожа. Из глубины его памяти все отчетливее выплывало воспоминание об операции “Жюль Верн”: туннель, спуск, жуткая темнота, страх, решетка, женщины, винтовки и, наконец, кровь. Он ощущал слабость в коленях, сердце отчаянно колотилось. Почувствовав, что дурнота сейчас одолеет его, он привалился к стеклянной стенке будки и усилием воли заставил себя прогнать воспоминание. То, что он назначил свидание Гленде Кливер, никак не умаляло его вины за смерть тех вьетнамских женщин. Но в конце концов, прошло уже много времени и он достаточно каялся. Страдал в одиночку. К тому же это всего лишь невинное деловое свидание, попытка побольше узнать о Судье, а кроме того, быстро установив его личность и избавившись от него, Чейз сможет вернуться к своему прежнему замкнутому существованию даже скорее, чем предполагал. Нет, это не отступление, это уверенный шаг к тому, чтобы покончить, и побыстрее, с той жизнью, которую он ведет сейчас, и приблизить возвращение прежнего, отгороженного ото всех образа жизни, которого он и заслуживал за свои прегрешения.

Он вышел из будки.

День был исключительно жарким и влажным. Рубашка прилипла к спине, как отравленная туника.

По дороге в таверну “Гейтуэй Молл”, он трижды чуть не врезался в едущие впереди автомобили, так как его отвлекали воспоминания, которым прежде он давал волю лишь в кошмарных снах. Однако, страх, что он может изувечить другого автомобилиста и таким образом увеличить груз своей вины, быстро отрезвил его и заставил загнать тягостные мысли в глубь подсознания.

Приехав в торговый район, Чейз долго бродил по книжному магазину, а вскоре после полудня отправился по главной аллее в таверну. Барменша, которая обслуживала его, сказала, что Бренц должен прийти после двух. Чейз сел за угловой столик, лицом к двери, и стал ждать, то и дело прикладываясь к своему стакану.

Ожидание оказалось напрасным. Без четверти три появился-таки Бренц, в белом полотняном костюме и голубой рубашке, такой измятой, будто он спал в ней, и с удовольствием согласился выпить с Чейзом и поговорить, но, как выяснилось, у него никогда не служил человек, соответствующий описанию внешности Судьи; также он с ходу не припомнил знакомого или приятеля, который мог бы оказаться тем, о ком спрашивает Чейз.

— Вы же знаете, как это бывает, — сказал он. — Здесь каждый вечер толкутся разные люди. Даже завсегдатаи сменяются примерно каждые полгода.

— Понятно. — Чейз не мог скрыть разочарования. Он допил виски и встал.

— А зачем он вам? — спросил Бренц. — Он должен вам деньги?

— Наоборот, — ответил Чейз. — Я должен ему.

— Сколько?

— Двадцать долларов, — сказал Чейз. — Так вы не знаете его?

— Я же сказал, что не знаю. — Бренц повернулся вместе с табуретом. — А как это вы взяли у него взаймы двадцать долларов, не спросив даже фамилии?

— Мы оба были пьяны, — объяснил Чейз. — Окажись я трезвее, ни за что бы об этом не забыл.

— А будь он трезвее, наверняка не дал бы вам денег. — Бренц рассмеялся собственной шутке и взял со стойки свой стакан.