Люк Босси - Манхэттен по Фрейду
— Довольно! — произнес Фрейд резким тоном. — Поиграли, и хватит!
Жестокое выражение исчезло с лица Юдифь. Ее руки повисли вдоль тела.
Кукла хочет, чтобы ее ласкали.
— Вот уже много лет вы боретесь за Грейс, — сказал Фрейд. — Вы больше не можете справляться в одиночку.
Он медленно подошел к молодой женщине. Та не шевелилась.
— Время передать эстафету.
Фрейд уверенно протянул к ней руки. Вместо ответа она повалилась вперед, как тряпичная кукла. Фрейд подхватил ее и почувствовал, как безвольно тело молодой женщины в его объятиях. Запах ее духов вновь опьянил его. Собрав все свои силы, Фрейд поднял ее и осторожно положил на кушетку и сел рядом, потрясенный ее покорностью не меньше, чем нападением.
Через минуту девушка открыла глаза. Это были растерянные глаза Грейс. Ее взгляд скользнул по лицу Фрейда, потом по собственному телу.
— Мое платье измято… Ребра болят… — Она подняла взгляд на Фрейда: — Сколько меня не было?
— Всего несколько минут, — ответил Фрейд.
— Что она сделала? — быстро спросила Грейс. — Что она со мной сделала?
— Она была в панике.
Верный своему желанию говорить правду, Фрейд подробно рассказал Грейс о том, что произошло. Она в ужасе смотрела на него.
— Во мне есть эта жестокость? — еле слышно спросила она.
— Во всех нас есть жестокость, — проговорил Фрейд. — Жизнь — это попытка обуздать ее.
Грейс судорожно сжала его руку:
— Но эта… Юдифь не сдерживается. Она пыталась вас задушить. Доктор, что, если… Моего отца..
Ее голос задрожал, и Фрейду показалось, что он увидел, как вспыхнули золотые прожилки в ее глазах.
А что, если это она его убила?
15
— Странгуляция! — воскликнул Карл Юнг. — И вы говорите, ей известно о сексуальном значении этого действия?
Фрейд кивнул.
Они сидели в охотничьем зале «Астории». Фрейд заметил, что на всех картинах были изображены охотники, преследующие животных. Удивительно подходящий антураж для рассказа о жестокости, который он только что закончил.
— Это было сильнейшее проявление классического комплекса кастрации, — сказал он. — Грейс упрекает отца за то, что он произвел ее на свет, лишив при этом пениса. Она идентифицирует меня с ним и душит, чтобы тоже кастрировать.
— Я встречался с подобным у одной пациентки, — заметил Юнг. — Во время первой брачной ночи она, потеряв девственность, исступленно стиснула руками шею мужа… — Юнг провел пальцем по болезненному следу на шее учителя и прибавил: — Я почти завидую…
— Уверяю вас, сеанс был далеко не веселым, — сказал Фрейд. — Грейс старается усвоить все, что я рассказал ей за два дня. Поставьте себя на ее место. Во-первых, у нее есть двойник. Во-вторых, этот двойник то и дело полностью завладевает ею. В-третьих, он крайне жесток…
— А самое главное, — сказал Юнг, не дав Фрейду закончить, — ее случай оказался гораздо более сложным и интересным, чем можно было ожидать от американской пациентки!
Фрейда шокировала бесчувственность Юнга, но он тут же вспомнил, что и сам мечтал о том же — заняться лечением необычного заболевания, чтобы доказать успешность своего метода.
— Она потеряла мать, — продолжал Юнг. — И раздвоилась, словно гидра, замещая «отрезанную» голову, символизирующую ее родительницу…
Фрейду не хотелось пускаться вслед за Юнгом в теоретические изыскания. Столкновение с мягкой, растерянной Грейс и безудержно агрессивной Юдифью потрясли его больше, чем он ожидал, и признавать этого он не хотел.
— Главное, — сказал он, — чтобы Грейс согласилась продолжать лечение. Но она все больше боится Юдифи. Она даже подозревает, что Юдифь убила ее отца…
— Не так уж глупо, — заметил Юнг.
— Это не мое дело, — сурово произнес Фрейд. — Моя задача — вытащить наружу эдипов комплекс Грейс. У нее налицо какая-то сексуальная травма. После смерти матери она, несомненно, захотела символически занять ее место рядом с отцом, но процесс замещения встретил серьезное психологическое препятствие.
Юнг фыркнул и пожал плечами.
— У вас, кажется, другое мнение? — спросил Фрейд с легким раздражением.
— А что, если Юдифь просто вами манипулировала? — сказал Юнг. — Вдруг ее неуместные появления — ловушка, чтобы отвлечь внимание? Быть может, она боится только того, что вы обнаружите — Августа Корда убила она.
— Прекратите, — с досадой сказал Фрейд. — К чему все это?
— Вы должны одержать верх над этой обольстительницей. Нужно, чтобы она вас боялась, а для этого необходимо получить информацию, единственной обладательницей которой она считает себя.
— Пока у меня только один серьезный след — сон, который она мне рассказала, — вздохнул Фрейд.
— О небоскребе Зингера?
— Да.
— Почему бы нам его не посетить? — предложил Юнг. — Идя по следу Грейс и ее отца, мы, возможно, найдем какую-нибудь информацию, которая поможет интерпретировать сон. Вы ведь уже с успехом проводили подобные расследования.
— Не можем же мы просто так туда заявиться, — сказал Фрейд, разводя руками.
— Я попрошу Анну Лендис найти нам гида.
— Вы снова виделись? — Фрейд был неприятно удивлен.
Он совершенно забыл о молодой женщине. Хоть и заметил, что Юнг сделался более покладистым, и должен был догадаться, что психологически тот находится в фазе приручения.
— По моему совету, — сообщил Юнг, — ее муж уехал лечиться в мормонскую общину, где будет совершенно лишен алкоголя. Анна скучает и развлекается, показывая мне город, который знает как свои пять пальцев.
— Вас она теперь тоже неплохо знает…
— Наша встреча сделала ее счастливой. Да и меня тоже, — признался Юнг, не замечая иронии Фрейда. — С первой ночи мы почувствовали себя глиняными фигурками, слепленными друг для друга каким-то неутомимым богом-ремесленником.
— Несомненно, Дионисом, — усмехнулся Фрейд.
— Не смейтесь. Иногда мне кажется, что я совершенно забываю о Карле Юнге, родившемся 26 июля 1875 года в местечке Кессвиль в Швейцарии, и становлюсь другим человеком, который ищет священный источник..
— Вы расскажете мне об этом?
— Разумеется. Вы и сами видите, как люди лихорадочно и беззаботно стремятся к сильным ощущениям, словно играют в саду в прятки с ребенком. Наши иссушенные души потрескались от солнечного жара, как земля, слишком долго лишенная влаги. Иногда она…
— Умоляю, остановитесь, — прервал его Фрейд. — Я хотел бы избежать рассказа in extenso[9] о ваших любовных забавах!
— Знаете, — сказал обиженный Юнг, — именно из-за того, что мы избегаем обсуждения главного, собрания нашего Общества психоанализа стали такими скучными.
Фрейд испепелил его взглядом.
— И мне не так повезло, как вам, — добавил Юнг. — Я не провожу все послеобеденное время с самой красивой сиротой на Манхэттене.
Удар попал в цель.
— Зовите вашу Анну, — вздохнул Фрейд. — Когда она найдет нам гида, пройдемся по Бродвею. По дороге у вас будет время, чтобы объяснить мне, вследствие какого бессознательного импульса вы увлеклись женщиной, которую зовут так же, как одну из моих дочерей…
— Сто восемьдесят семь метров в высоту. Выше, чем пирамида Хеопса. Выше, чем Мемориал Вашингтона. Выше, чем шпили Кёльнского собора!
— Выше, чем Эйфелева башня?
— Нет, доктор Фрейд, но Эйфелева басня бесполезна. Она красива, но не движет вперед прогресс.
Близнецы Джон и Брайен Флагг, племянники архитектора Эрнста Флагга, по проекту которого был построен небоскреб Зингера, и друзья Анны Лендис, оказались приятными молодыми людьми. Они беспрестанно улыбались «великим венским докторам мозга», как назвал накануне Фрейда и Юнга иллюстрированный журнал «Харперс базар».
Младший, Брайен Флагг, шепелявил.
Маленькая группа шла пешком от самой гостиницы и теперь оказалась в нескольких сотнях метров от небоскреба. Отсюда Фрейд и Юнг уже могли восхититься его сорока семью величественными этажами.
— Ну вот и башня Певца, — сказал Юнг, взглянув на Фрейда.
Джон и Брайен переглянулись. Джон набрался смелости и решил поправить доктора.
— «Зингер» — это название компании, — сказал он.
— Свейные масынки, знаете? — добавил Брайен.
— Разумеется, но мой коллега имел в виду другое, — ответил Фрейд.
Братья Флагг непонимающе пожали плечами, но переспрашивать не стали. Подойдя к подножию небоскреба, все одновременно подняли глаза. Башня стремительно взмывала над соседними зданиями, накрытыми ее тенью, и исчезала в головокружительной выси: купол и шпиль были скрыты облаками.
— Фасад выполнен во французском стиле, — восторженно объяснял Джон. — Наш дядя учился в парижской Школе искусств!