Красота красная - Аранца Портабалес
– Тут не на что ссылаться. Врачебная тайна – это чересчур. Я повторюсь: тебе следует самому заняться этим делом. Это попытка самоубийства. Ты специалист.
– Ты что, не слушал меня? Я друг Тео Алена. Мы вместе учились до курса университетской ориентации. Я присутствовал на их с Сарой свадьбе. Черт, они даже пригласили меня на ужин в честь Ночи Святого Хуана к себе домой в день убийства. И не поехал я только потому, что находился на конгрессе в Мериде. Знаешь, кому позвонил Тео, когда нашли девушку? Мне. Я не могу заниматься этим делом.
– Строго говоря, ничто не мешает тебе лечить эту женщину.
– Эту женщину, как и остальных пятерых человек, находившихся в том доме в Ночь Святого Хуана, подозревают в убийстве. Фактически, если верить газетам, после попытки самоубийства она является основной подозреваемой. Я друг семьи. Ты все еще не понимаешь, что должен сам о ней позаботиться?
– Думаешь, это она?
– Что за вопрос, черт возьми! Я знаю близнецов Сомоса много лет. Лия – художница. У тебя не хватит месячной зарплаты, чтобы купить ее картину. Как творческая личность, она немного эксцентрична, всегда немного не в себе и в прошлом страдала депрессией. Но там что-то поддающееся контролю. Разумеется, я не верю, что она убила девочку. Но в том доме было всего шесть человек. И один из них сделал это.
– Если я займусь этим делом, можешь гарантировать, что на меня не будут давить или вмешиваться в лечение? Я имею представление, с чем связываюсь. Меня ждет много работы.
– Без вариантов, Бреннан. Ты берешься за дело или ты за него берешься. Нет другого врача, способного вылечить Лию.
– В нашей больнице их полно.
– Коннор…
– Ладно. Но ты садишься со мной и рассказываешь все, что знаешь о Лии Сомосе, ее прошлом, ее отношениях с сестрой и зятем. Рассказываешь все о тех депрессиях, которые, по твоим словам, поддаются контролю. И ничего не замалчиваешь. Ясно?
– Ничего?
– Ничего.
– Тогда я скажу тебе правду.
– Какую правду? Ты что-то скрывал от меня?
– Ничего я от тебя не скрывал. Если бы я что-то знал, сказал бы уже полиции. Правда состоит в том, что я не верю в ее невиновность. Не могу избавиться от мыслей, что внутри ее что-то не так. Не знаю… возможно, какой-то надлом в сознании. С тех пор как это случилось, я не могу перестать думать, что, возможно, именно она взяла нож и перерезала горло племяннице. Не знаю почему, но я думаю об этом. Мне кажется, это сделала она, поскольку это единственно возможное объяснение. Я считаю, это была она, да, но ты не заставишь меня повторить это ни перед кем.
Врачебная тайна
– Доктор Бреннан, вас спрашивает какой-то мужчина.
– Пациент? Пусть подойдет около двух.
– Говорит, что он полицейский.
Только этого не хватало. Коннор выругался себе под нос. Ему захотелось снять трубку и набрать домашний номер Адриана, чтобы тот приехал. В конце концов, он обещал позаботиться о прессе и полиции.
– Пригласите его, пожалуйста.
В ожидании визитера Коннор обратил внимание на лежавшую на столе папку и почти машинально перевернул ее так, чтобы наклейка с именем пациента была обращена вниз. Накануне вечером он брал домой историю болезни Лии Сомосы. Содержание его разочаровало. В записях имелись данные лишь о нескольких консультациях Адриана: депрессивная картина разрешилась обычными для подобных случаев лекарствами. Ничего примечательного, даже попытки самоубийства. Да и с момента госпитализации они так и не заставили ее говорить.
– Доброе утро, я Санти Абад, инспектор полиции.
Мужчина вошел без стука. Он оказался моложе, чем предполагал Бреннан. На самом деле, коротко стриженный и одетый в ветровку и джинсы, он не походил на полицейского.
– Доброе утро, инспектор. Входите. Я знаю, зачем вы пришли, но боюсь, что не смогу вам помочь.
– Я еще ни о чем вас не просил.
– Да, но думаю, вы собирались допросить Лию Сомосу. Полагаю, вам сообщили, что я ее лечащий врач. И если это так, мне придется попросить вас подождать, пока моя пациентка не будет в состоянии пообщаться с вами.
– И можно ли узнать, когда это случится?
– Тогда, когда я, и только я, посчитаю это целесообразным. И имейте в виду: до тех пор, пока я не буду уверен, что разговор с вами не нарушит эмоционального равновесия Лии Сомосы, он не состоится.
Пока говорил, Коннор заметил, что у полицейского на внутренней стороне запястья есть татуировка. Маленький якорь.
– В том доме находилось шестеро. Только один из них мог убить Ксиану Ален. – Полицейский достал из кармана куртки мобильник, скользнул по экрану указательным пальцем и протянул доктору. – На тот случай, если вы не в курсе, что сотворили с девушкой.
Он водил пальцем по экрану, показывая фотографию за фотографией. Коннор посмотрел на изображение девушки. Она ничком лежала на полу комнаты. Казалось, она плавает в большой луже крови. На следующем кадре девушка была перевернута, глаза распахнуты, а лицо залито кровью. Красный еще сильнее подчеркивал бирюзовый оттенок ее радужки. Совсем недавно Коннор видел такие глаза. Такие же синие. Такие же глубокие. Такие же мертвые. На следующем снимке девушка, уже чистая, лежала на носилках.
Коннор отвел взгляд от мобильного.
– Вам не стоило этого делать. Полагаю, что снимки находятся под грифом «секретно». Не нужно сидеть здесь и ожидать, что я подвергну риску жизнь своей пациентки, пожалев девушку, для которой уже ничего не могу сделать. Лия Сомоса лишь чудом жива. Ее просто вовремя обнаружил зять. Я не допущу, чтобы ее жизни вновь угрожала опасность.
– Она перерезала себе вены, да? Похоже, ваша пациентка очень любит кровь и лезвия.
– Я не намерен ничего вам об этом рассказывать. Хочу напомнить…
– Врачебная тайна. Не волнуйтесь. Тео Ален уже рассказал нам, что нашел ее в ванной своего дома.
– Ну если вы в курсе, тогда не задавайте мне вопросов. – В голосе Коннора проскользнули нотки агрессии.
– Эта женщина находится под подозрением в убийстве. Я собираюсь допросить ее, и вы не сможете мне помешать. Я это знаю. Вы это знаете. Давайте не будем терять время.
– Да, я не в силах вам помешать. Но когда придет время, я смогу составить отчет, определяющий вашу несостоятельность. Тем самым будет доказана неправомерность ваших действий. Полагаю, вы не захотите, чтобы тень нарушения основных прав человека, в отношении которого ведется расследование, омрачала ваши действия.
– Никакого нарушения не будет.
