Дэниел Сильва - Исповедник
Со времени его последней операции – убийства французского промышленника в Париже – прошло девять лет. Многие в западноевропейских службах безопасности и разведки считали, что Леопард мертв, что его убили в ходе разборки с одним из прежних клиентов. Некоторые вообще сомневались в том, что он когда-либо существовал.
К тому времени, когда Эрик Ланге приехал в Цюрих, на город спустилась ночь. Он припарковал машину на одной весьма неприятной улочке севернее железнодорожного вокзала и пешком добрался до отеля «Сен-Готар», неподалеку от Банхофштрассе. Комнату для гостя зарезервировали заранее. Отсутствие багажа не удивило портье. Ввиду своего месторасположения и репутации тихого заведения отель часто использовался для деловых встреч, слишком конфиденциальных, чтобы устраивать их даже в кабинетах какого-нибудь частного банка. Ходили слухи, что в «Сен-Готаре» останавливался даже Гитлер, приезжавший в Цюрих для переговоров со швейцарскими банкирами.
Поднявшись на лифте в свою комнату, Ланге завесил шторы и немного переставил мебель. На середину комнаты он передвинул кресло, повернув его в сторону двери, а перед креслом поставил низенький круглый кофейный столик. На стол Ланге положил два предмета: небольшой, но мощный фонарик и пистолет. Потом сел в кресло и выключил свет. Темнота была полная.
В ожидании клиента Ланге попивал красное вино из мини-бара, оказавшееся не самого лучшего качества. Он никогда не встречался ни с курьерами, ни с посредниками. Если кто-то желал воспользоваться его услугами, то должен был набраться смелости предстать перед ним лично, показать свое лицо. Настаивая на этом, Ланге руководствовался не самомнением, а заботой о собственной безопасности. Он ценил себя дорого, так дорого, что нанять его могли только очень богатые люди, люди, искушенные в искусстве обмана и предательства, хорошо знающие, как заставить других расплачиваться за их грехи.
В 20.15, ровно в назначенное им время, в дверь постучали. Ланге взял в одну руку фонарик, в другую пистолет и позволил посетителю войти в темную комнату. Когда дверь снова закрылась, он включил свет. Луч фонарика уперся в маленького, хорошо одетого человека с обезьяньим клочком жестких седых волос. Ланге знал его: генерал Карло Касагранде, в прошлом шеф антитеррористической группы карабинеров, а ныне хранитель секретов Ватикана. Многие из бывших врагов генерала были бы счастливы оказаться на месте Ланге с пистолетом, наведенным на великого Касагранде, могильщика «Красных бригад», спасителя Италии. «Бригадисты» пытались убить его, но на время войны генерал ушел в подполье, жил в бункерах, скрывался в казармах. Не преуспев в охоте на него, террористы убили его дочь и жену. С того времени старый генерал уже никогда не был прежним, что, вероятно, и объясняло, почему он пришел сюда, в темную комнату цюрихского отеля, чтобы нанять профессионального киллера.
– У вас здесь как в исповедальне, – сказал по-итальянски Касагранде.
– Верно, – на том же языке ответил Ланге. – Можете, если хотите, опуститься на колени.
– Предпочитаю остаться на ногах.
– Досье у вас с собой?
Касагранде поднял дипломат. Ланге чуть сместил руку, так, чтобы гость из Ватикана увидел пистолет. Генерал делал все очень медленно, словно обращался со взрывчаткой. Он открыл дипломат, достал из него большой пакет из плотной бумаги и положил на стол. Ланге пододвинул пакет той рукой, в которой держал пистолет, и вытряхнул содержимое на колени. Чуть погодя он поднял голову.
– Я огорчен. Рассчитывал, что меня попросят убить папу римского.
– Вы бы и это сделали, да? Убили бы вашего папу?
– Он не мой папа. Но на ваш вопрос отвечаю – да, я бы убил его. И если бы наняли меня, а не турка-маньяка, Поляк умер бы тогда на площади Святого Петра.
– Мне остается лишь благодарить Господа, что КГБ не воспользовался вашими услугами. Одному Богу известно, сколько грязных дел вы совершили по их заказу.
– Вы говорите о КГБ? Думаю, они ни при чем. Полагаю, вы тоже так думаете, генерал. КГБ, конечно, не питал к Поляку теплых чувств, но они не были настолько глупы, чтобы убивать его. Насколько мне известно, вы считаете, что заговор с целью убийства папы родился в недрах самой церкви. Потому-то результаты вашего расследования так и остались засекреченными. Перспектива явления миру личностей истинных заговорщиков выглядела слишком опасной для всех заинтересованных сторон. Куда удобнее указать пальцем в сторону и возложить вину, пусть даже не имея на то доказательств, на Москву, чем назвать подлинных врагов Ватикана.
– Времена, когда мы устраняли разногласия, убивая пап, закончились со Средневековьем.
– Пожалуйста, генерал, не надо. Такие заявления недостойны человека вашего интеллекта и опыта. – Ланге бросил досье на столик. – Связь между этим человеком и профессором-евреем слишком очевидна. Я не возьмусь. Найдите кого-нибудь другого.
– Другого такого нет. И у меня нет времени на поиски приемлемого кандидата.
– Тогда это обойдется вам подороже.
– Сколько?
Пауза.
– Пятьсот тысяч. Авансом.
– Вам не кажется, что это чересчур?
– Нет, не кажется.
Касагранде сделал вид, что раздумывает, потом кивнул.
– Я хочу, чтобы вы, убив его, обыскали офис и уничтожили все материалы, имеющие отношение к профессору и книге. Я также хочу, чтобы вы доставили мне его компьютер. Привезите все в Цюрих и положите в тот же депозитный сейф, где оставляли материалы из Мюнхена.
– Перевозить компьютер только что убитого человека – не самое безопасное для убийцы занятие.
Касагранде посмотрел на потолок.
– Сколько еще?
– Дополнительно сто тысяч.
– Договорились.
– Я возьмусь за дело, когда деньги поступят на мой счет. Есть какой-то крайний срок?
– Это нужно было сделать вчера.
– Тогда вам следовало прийти ко мне двумя днями раньше.
Касагранде повернулся и вышел из комнаты. Эрик Ланге погасил фонарик и еще долго сидел в темноте, допивая вино.
Касагранде шел по Банхофштрассе, отворачиваясь от подувшего с озера холодного ветра. Как бы ему хотелось опуститься на колени и рассказать о своих прегрешениях какому-нибудь священнику, облегчив душу покаянием. Но сделать это он не мог. По правилам Учреждения его исповедником мог быть только член братства, а учитывая особенный характер работы генерала, в исповедники ему был назначен не кто иной, как сам кардинал Марко Бриндизи.
Выйдя на Тальштрассе, Касагранде прошел еще немного по тихой улочке с молчаливыми строениями из серого камня и современными административными зданиями и остановился наконец перед неприметной дверью. Латунная табличка на стене рядом с ней гласила:
БЕККЕР & ПУЛЬ
ЧАСТНЫЕ БАНКИРЫ
ТАЛЬШТРАССЕ, 26
Генерал нажал кнопку звонка и, подняв голову, посмотрел в рыбий глаз камеры наружного наблюдения, потом отвернулся. Через несколько секунд замок щелкнул, и Касагранде вошел в небольшую прихожую.
Герр Беккер уже ожидал его. Чопорный, суетливый и лысый, Беккер даже в тщательно скрываемом от посторонних глаз мире банкиров имел репутацию человека абсолютно благонадежного. Произошедший обмен информацией был короток и сводился к ненужной формальности. Касагранде и Беккер вели дела на протяжении нескольких лет и хорошо знали друг друга в лицо, хотя швейцарец не имел ни малейшего понятия ни о том, кто такой Касагранде, ни о том, откуда у него деньги. Даже при обычном разговоре генералу приходилось напрягать слух, чтобы расслышать голос банкира, говорившего едва ли не шепотом. Следуя за Беккером по коридору к хранилищу, Касагранде как ни старался, так и не уловил звука его шагов по полированному мраморному полу.
Они вошли в помещение без окон и практически без мебели, если не считать высокого стола. Герр Беккер оставил посетителя одного, но быстро вернулся с металлическим ящиком.
– Когда закончите, оставьте его на столе, – сказал банкир. – Если что-то понадобится, я за дверью.
Швейцарец вышел. Касагранде расстегнул пальто и снял подкладку, под которой находились пачки денег – та самая любезность, оказанная Роберто Пуччи. Итальянец переложил пачки в металлическую коробку.
Закончив, Касагранде позвал герра Беккера. Маленький швейцарец проводил его до двери и пожелал приятного вечера. Возвращаясь по Банхофштрассе, генерал поймал себя на том, что повторяет заученные наизусть и такие утешающие слова покаянной молитвы.
10
Венеция
Ранним утром следующего дня Габриель вернулся в Венецию. Он оставил «опель» на автостоянке возле железнодорожного вокзала и на речном такси доехал до церкви Святого Захарии. Как обычно, не сказав ни слова коллегам, реставратор поднялся на подмостки и скрылся за пологом. После трехдневного отсутствия они – он и Дева Мария – встретились как чужие, но с неспешным течением часов мало-помалу начали снова привыкать друг к другу. От нее исходило ощущение покоя, а полная концентрация, необходимое требование такого рода работы, понемногу отодвинула проблему расследования смерти Бенджамина в дальний уголок сознания.
