Дымовое древо - Джонсон Денис
Подъехало джипни[23] из Кармена, облепленное пассажирами, и сбросило их, как гигантскую шкуру. На нём, вероятно, и прибыл из Дамулога мэр.
Люди проходили мимо дверей кафе, заглядывали в окна, но внутрь не вошёл никто. За другой столик уселся в одиночестве беззубый пьяный старик и замурлыкал себе под нос какую-то песенку. Несколько другая музыка исходила с заднего двора, где стайка детворы на корточках кучковалась вокруг безбатарейного радиоприёмника, какие были в ходу в армии США. Лучше всего ловилась станция из Котабато. Передавались американские попсовые мелодии месячной давности. Маленьким слушателям заходили на ура что горячие эстрадные ритмы, что слезливые баллады.
В кафе вошёл низенький и пузатый мэр Дамулога Луис – улыбаясь, прихлопывая и играя свою собственную свиту. Он подсел к ним и оценил обстановку.
– Вы их расспросили? – сказал он по-английски.
– Нет.
Перейдя на себуанский, Луис обратился к Салилингу – самому старшему, человеку с копьём:
– Вот эти люди, которые нашли мертвеца у реки Пуланги…
– Да.
– Мы велели им поискать обувь. Прислали рисунок. И этикетку от рубашки. Прислали рисунок.
Салилинг сказал:
– У них только кости. И кольцо с пальца.
– На левой руке? Золотое?
– Они не говорили.
– Вот на этой. На левой.
– Ну а зубы они смотрели? У него в зубах были металлические коронки. Вы им сказали? – Он ткнул пальцем себе в рот и спросил Кариньяна:
– У вас такие есть? Можете им показать?
Кариньян широко разинул рот и продемонстрировал троим дату коренные зубы – зрелище, похоже, пришлось старейшинам по вкусу.
– Нашли у него в зубах металл? – допытывался мэр.
Салилинг ответил:
– Мы поищем такие зубы. Но в нашем барангае[24] есть проблема, о ней-то мы и хотим поговорить.
– Я не дату вашего барангая. Это вы там дату. Это не мой пост, это ваш пост.
– Нашей школе нужен ремонт. Крыша защищает от солнца, но не от дождя.
– Денег просит, – пояснил мэр Кариньяну по-английски.
– Я умею и по-себуански, – сказал Кариньян.
– Знаю. Просто нравится говорить так, чтобы эти мусульмане ничего не поняли. Я-то сам христианин, сэр. Адвентист седьмого дня. Не католик, конечно. Но перед лицом этих мусульман все мы одна семья.
– А этот пропавший миссионер тоже ведь адвентист седьмого дня, верно?
– Да. Большое горе для всего Дамулога.
– Дайте этому человеку пятьдесят песо.
– Думаете, у меня найдётся пятьдесят песо? Я же не богач какой-то!
– Скажите ему, что заплатите позже.
Луис спросил Салилинга:
– Сколько стоит отремонтировать школу?
– Двести.
– Могу дать двадцать. Не сейчас. Через неделю.
– Доски стоят дорого. По меньшей мере сто пятьдесят за доски.
– У меня есть в Дамулоге доски. Если вам доски нужны, так досками я вам помочь могу.
– Досками и деньгами.
– Двадцать пять деньгами.
Салилинг о чём-то поговорил с остальными дату. Луис взглянул на Кариньяна, но священник покачал головой. Он не был знаком с их диалектом.
– Десять досок длиной хотя бы в десять футов, – сказал Салилинг по-себуански. – Да потолще.
– Да.
– Сколько вы выделите средств?
– Сорок – это потолок. Я серьёзно.
– Пятьдесят.
– Ну ладно. Пятьдесят песо деньгами и десять толстых досок. Через неделю.
Дату засовещались. Пришла хозяйка кафе, сгорбленная, встревоженная женщина, и принесла две булочки для священника, а также металлическую ложку, хотя он уже съел свою порцию, загребая пищу пальцами, как и все остальные. Будучи уверена, что белые люди предпочитают хлеб вместо риса, хозяйка всегда отправлялась на рынок, если в городке появлялся Кариньян.
Салилинг сказал:
– Будет славно, если вы подождёте недельку. Нам прямо сейчас нужно возвращаться в Тандай, а потом за холмы, к реке Пуланги.
– Так до реки они ещё не доходили! – сказал Луис по-английски.
– Я понял.
– Эти мусульмане такие медлительные. Наше время им тратить только в радость.
Миссионер пропал ещё до сезона дождей. Весть о найденном трупе пришла больше месяца назад.
Дату Салилинг сказал:
– Встретимся здесь через две недели. Либо мы придём в Дамулог. Принесём ответ, а вы привезёте древесину и деньги.
– Не через две недели – через одну, прошу вас! Миссис Джонс уже заждалась. Бедная миссис Джонс!
Старейшины заговорили между собой на своём наречии.
– Нет, – ответил дату, – за неделю не получится. Дотуда далеко, а людям с реки Пуланги доверять нельзя. Они не мусульмане. И не христиане. У них иные боги.
Кариньян сочувствовал миссис Джонс, жене миссионера. У него мелькнула мысль: «Может, пойти с ними вместе и доставить тело обратно в Дамулог?»
Луис сказал:
– Я согласен идти с вами, но не дальше Тандая, если только пойдём мы оба. А что до переправы через Пуланги – нет уж, увольте. Мне не хочется умирать. Хочется прожить подольше.
– Ладно.
– Вы отправитесь с ними, отец?
– Да.
– Сами?
– Если я пойду с ними, значит, уже не сам.
Уговорились: дату найдут Луиса в Дамулоге через две недели. Луис заказал бутылку «Сан-Мигеля».
– Люблю католические столовые, – сказал он своим собеседникам. – В нашей, адвентистской, пива не достать. Вредно для здоровья.
Хозяйка поспешила принести им закуску – мясо из большой стеклянной банки. По обеим сторонам от входа в кафе сгрудились горожане и глазели на них с открытыми ртами.
– Могу раздобыть авокадо, – предложила хозяйка Кариньяну. – Приходите к нам обедать, сделаю для вас авокадовый молочный коктейль.
Священник перекусил отбивной из мяса карабао, присыпанной специями, но, тем не менее, с невероятно сильным душком. Он кивнул в знак того, что оценил вкус по достоинству, и вот для него уже вынесли целую тарелку. Нет, мясо-то было неплохое. Но послевкусие от него слишком уж отдавало запахом карабао. Сборище за дверью голосило: «А-тес, а-тес, а-тес!».
И вышел Иуда, пошёл и удавился.[25]
– За всех помолюсь, – крикнул им священник.
Салилинг встал и грозно двинулся на назойливых зевак. Топнул босой ногой, тряхнул копьём. Толпа отхлынула на пару шагов.
Хозяйка принялась вяло расталкивать старого пьянчужку за соседним столиком, вопя что-то невнятное. Он же, кажется, не отдавал в этом отчёта.
– Глядите-ка, ваши прихожане хотят исповедаться, – заметил Луис.
И низринулся Иуда с высокого места, и когда низринулся, расселось чрево его, и выпали все внутренности его.[26]
Кариньян задавался вопросом, имеют ли эти люди, заботящиеся лишь о том, как бы выжить, хоть какое-то понятие о чувстве вины. Все эти заскорузлые существа, словно вытесанные из красного дерева, которые приковыляли сюда ради исповеди. Он ушёл вместе с остальными дату, отпихнувшими сельчан прочь с дороги.
– Пойду помолюсь. Каждый должен молиться. Молитесь святым угодникам на Небесах!
Ему предстояло идти с двумя дату в их барангай под названием Тандай. Туда не ходили джипни, туда, начиная с определённого места, не было даже дороги. Придётся пешком. Кариньян понял только то, что люди, у которых хранятся останки миссионера, живут у реки Пуланги. Как долго туда добираться, оставалось только гадать. Дату сказали – двадцать пять километров, но с его стороны было глупо об этом спрашивать, ибо откуда бы им знать точное расстояние? Из вежливости они предоставили примерное время: двухдневный пеший переход. Дату настаивали на том, чтобы выйти немедленно – так они смогут добраться до Тандая уже к ночи.
Они шли вместе до полудня и достигли Магинды. Там дату любезно одолжили для него лошадку, не крупнее пони, с деревянным седлом на спине. Замыкая вереницу из трёх стариков, лядащая животина тащилась под весом Кариньяна несколько километров к подножью холма под барангаем Тандай, потом пришлось спешиться и взбираться по тропке за ней, а тем временем над изгибами невысоких гор уже спускались сумерки.
