Дэвид Розенфелт - Жизнь взаймы (в сокращении)

— То есть о чем?

— Как справиться с твоей потерей. С твоей, не с моей.

— Ричард, я хочу помочь тебе найти Джен. Может быть, потому, что я рассматриваю ее как суррогат Джули, может быть, потому, что ты мне дорог, а может быть, я просто хочу восстановить справедливость. Какая разница почему.

— Элли…

— Если тебе это не нравится, прогони меня. В противном случае расскажи мне все, что произошло без меня.

— Мне это нравится, — сказал я. — Мне это очень нравится.

Я рассказал о встрече с Ласситером и с типом, который за мной следил, передал, что сказал Марк Кук о лазере.

— Так сейчас он может слышать, о чем мы говорим?

— Марк поставил генераторы белого шума, которые каким-то образом защищают от лазера. Ну, как «камень, ножницы, бумага».

Элли пошла на кухню и стала готовить нам завтрак, хотя и намекнула, что не очень-то умеет готовить. Я тоже пошел на кухню.

— Крейг Лангл сказал: вероятно, то, что со мной происходит, вообще не имеет отношения к Джен, а скорее к статье, над которой я работал.

— О Ласситере?

— Наверное. Видимо, я подобрался слишком близко.

Она покачала головой.

— Впиши в свой перечень того, чего не может быть, еще и это.

— Почему?

— Потому что на месте Ласситера, если бы ты грозил помешать чему-то для меня важному, я бы не стала заморачиваться, выстраивая такую сложную конструкцию, — улыбнулась она невинно и сладко. — Я бы просто прострелила тебе голову.

Я улыбнулся в ответ.

— Да, ты у нас нежный цветочек.

Филипп Гарбер сказал, что у него очень плотное расписание: пациенты, лекции. Но тем не менее согласился встретиться со мной в шесть часов и чего-нибудь выпить.

Тот факт, что он так быстро пошел на контакт, причем вне своего кабинета, свидетельствовал о двух вещах. Во-первых — он не считает меня пациентом, а во-вторых, считает таким первостатейным психом, что хочет играть ключевую роль в описании моего сумасшествия, которое в будущем войдет в историю.

Мы встретились в клубе на Восточной Семьдесят второй улице между парком и Лексингтон-авеню. Я нашел его только по адресу; на здании не было таблички. Но на мой стук тотчас открыли дверь, а при упоминании имени Гарбера пропустили без вопросов.

Бар был темный, и в смысле количества света, и в смысле цвета дерева, которое было везде: на полу, на стенах, на потолке. Все говорило о богатстве, и не возникало сомнений, что даже деревья, для этого использованные, росли в самом престижном месте леса. Казалось, Гарбер и сам несколько смущен роскошью окружения.

— Место не слишком дешевое, — улыбнулся он, когда мы пожали друг другу руки. — Но здесь тихо, и можно поговорить.

Мы заказали напитки. Он предложил мне попробовать «темную и яростную» смесь рома «Гослинг» с имбирным пивом по новоанглийскому рецепту. Страшное дело.

— Это частный клуб? — спросил я.

Он кивнул.

— Он был открыт семьдесят лет назад богатыми членами университетского братства. Члены клуба — их потомки.

— Вы — один из этих потомков?

— Мой дед был президентом братства. Каждый год хочу прекратить свое членство, но потом чувствую, что это было бы изменой предкам.

— Вы можете использовать это в своей практике. Покажете мне условное рукопожатие?

— И не надейтесь. А чем еще я могу вам помочь?

— Я занимался Шоном Ласситером. — Именно Гарбер сказал, что я говорил о Ласситере на сеансах, о которых забыл. — Я обнаружил нечто интересное, и мне нужна ваша точка зрения.

Он молча ждал продолжения. Психиатр всегда остается психиатром, даже когда пьет темный и яростный коктейль.

— У меня есть сведения, что его компания проводит испытания лекарства от болезни Альцгеймера в одной больнице в Ардморе.

— Там, где вы потеряли свою Дженнифер, — вставил он.

— Именно. Я полагаю, вы не в курсе?

— С чего бы я был в курсе?

— Ну, вы эксперт по проблемам памяти.

— По проблемам памяти нет экспертов. Моя специальность — подавленная память, и с Альцгеймером это не имеет ничего общего. Но даже если это лекарство каким-то образом связано с моими научными занятиями, на ранних стадиях испытаний их результаты обычно не публикуют, а я полагаю, они еще в самом начале.

— А нет ли у вас возможности узнать подробности?

Он хотел ответить, но замялся, замолчал. Молчание становилось неловким, и я сказал:

— Если вы не хотите ввязываться…

— Если использовать термин из вашей профессии, мне не хотелось бы становиться действующим лицом этого материала.

— Я понимаю. Но я уже не ваш пациент, хотя когда-то и был.

— А не могли бы вы поточнее сформулировать, что именно вы хотите знать?

— Все, кроме меня, забыли Джен. Я думаю, Ласситер мошенник, и я, видимо, расследовал его деятельность. Он ненавидит меня. А сейчас он занимается проблемами памяти. Слишком уж много совпадений, чтобы я мог не обращать на них внимания.

Он слегка покачал головой.

— Лекарства, воздействующие на память, как бы ни были они совершенны, все же не могут уничтожить все физические следы человека.

Я задал вопрос, который волновал меня больше всего:

— А могут они создавать воспоминания?

— Не до такой степени, как у вас; и рядом нет. Воспоминания бывают ложными, но это самообман вашего мозга, мозг сам их продуцирует, причем непреднамеренно. — Итак, он захлопнул дверь, но в самом конце приоткрыл щелочку:

— Я поспрашиваю потихонечку.

— Спасибо.

Я заказал еще один темный и яростный, и мы выпили за это.

Доктор Харолд Гейтс удивил Кентриса.

Чтобы договориться о встрече, понадобилось довольно-таки много времени, и Кентрис думал, что Гейтс его избегает. Думал, что получить от него какую-то информацию будет нелегко. Оказалось, что это не так.

— Меня интересует ваше сотрудничество с компанией «Биодин» под руководством Шона Ласситера.

— Похоже, это многих интересует, — сказал Гейтс. — Здесь был журналист Килмер с этим же вопросом.

— Я не журналист, — ответил Кентрис.

— Могу я спросить, почему это вас интересует?

— Это имеет отношение к моему расследованию.

— Слишком общо, — заметил Гейтс.

— Иначе и быть не может. Ваше сотрудничество с мистером Ласситером…

— Вы же понимаете, что такого рода информация является конфиденциальной, и мы даем соответствующим правительственным агентствам только те сведения, которые они запрашивают.

— Утечка информации не в моих интересах, и у меня нет лишнего времени. Если нужно вызвать вас повесткой в суд, я вызову.

Гейтс пожал плечами.

— Хорошо. Что вы хотите знать?

— Начнем с предмета вашего сотрудничества.

— Мы проводим испытания амлизина, лекарства, которое создала компания мистера Ласситера. Испытания вступили в последнюю стадию.

— Насколько длительны эти испытания?

— Весьма длительные и разносторонние.

Гейтс стал рассказывать, как проходят испытания. В них участвует двести пятьдесят человек: половина принимает экспериментальное лекарство, половина — плацебо.

— И каковы результаты? — спросил Кентрис.

— Понятия не имею. Мы не мониторим результаты по мере поступления; у нас другая методика. Мы получаем весь объем данных, потом анализируем их.

— Я хотел бы посмотреть, какими данными вы располагаете.

Гейтс помолчал.

— Вы же не поймете, на что смотрите.

— Не в первый раз.

— Есть некоторые ограничения…

— Не люблю ограничений.

— Тем не менее, если вы с ними не согласитесь, вам придется вызывать меня повесткой в суд и терять на этом целый день.

— Что за ограничения?

— Имена принимающих участие в испытании изменены по причинам приватности. Вы должны обещать, что не станете разглашать то, что узнаете.

Кентрис с минуту поразмышлял.

— Согласен, — сказал он. — Но я оставляю за собой право делиться полученной информацией с партнерами по расследованию.

Гейтс согласился. Сорок пять минут ушло на то, чтобы подобрать материалы, и Кентрису принесли их в отдельную комнату.

И впрямь он почти ничего не понимал. Но можно привлечь к этому делу множество других людей, которые понимают. И на данный момент он приятно удивлен относительной легкостью, с какой Гейтс согласился сотрудничать.

Это не значит, конечно, что Гейтс чист.

10

Если Робби Дивайн и разорится, то уж точно не на одежде.

Согласно ежегодному рейтингу журнала «Форбс», Робби, как известно, стоит больше миллиарда долларов. Но даже в своем кабинете на Уолл-стрит он всегда сидит в кедах и джинсах, причем купленных в «Таргет» либо в «Уолмарт». И довольно-таки давно.

Я познакомился с Робби лет пять назад, когда брал у него интервью для двух статей о фондовом рынке. Его репутация в биржевых кругах была чрезвычайно высока; он был человек-легенда. Когда я позвонил, он пригласил приходить прямо сейчас.