Р. Скотт Бэккер - Нейропат
Хотя Томас слушал внимательно и даже задал несколько уточняющих вопросов, беспокойство и укоры совести так и бурлили у него в голове. После многих лет преподавательской работы он обнаружил, что может слушать и даже отвечать на вопросы студентов, будучи сосредоточен на чем-то совершенно другом. Вплоть до самого развода он никогда не понимал, что эта рассеянность, или, вернее, сосредоточенность на ином, может стать настолько конструктивной. Сколько шпилек в адрес Норы он отпускал, объясняя на занятиях то или иное основополагающее психологическое понятие!
Спецагент Саманта Логан говорила, а он слушал, не переставая обмозговывать происходящее.
Для чего лгать?
Чтобы выгородить Нейла?
Но зачем? У парня не только поехала крыша, но он еще и трахался с Норой… Трахнул его. Теперь-то зачем его выгораживать?
Когда-то в Принстоне они с Нейлом шутки ради взяли напрокат «Экзорциста», рассчитывая хорошенько повеселиться. Но фильм до смерти напугал обоих, хотя ни один из них не верил в Бога, демонов и даже в священников, способных вытворять такое. Выкурив несколько косяков и рассмотрев все противоречия, они совместными усилиями выработали понятие, которое назвали «эффектом экзорцизма»: разрыв между знанием и приведением в норму. Оба знали, что одержимость бесом это чушь, но с тех пор состояние ужаса вошло у них в привычку, стало нормой. Как обнаружил впоследствии Томас, значительная часть лечебной психологии противилась «эффекту экзорцизма».
Значительная часть того, что значило быть человеком.
«Мой самый близкий друг…»
Он выгораживал Нейла, следуя привычке. Чертовой привычке.
И все же, даже поняв это, он продолжал слушать, как Сэм бойко излагает факт за фактом. Благожелательно. Вежливо. Когда затор в движении заставил ее замолчать, чувство справедливости едва не заставило его выложить все начистоту.
«Просто скажи ей! — внутренне возопил он. — Скажи: Саманта, я солгал… Ваш подозреваемый объявился у меня вчера вечером».
Однако вместо этого он сказал: «Сволочное движение».
Непонятно как, но им все же удалось выехать на Уэстсайдское шоссе. Когда они неторопливо ехали вдоль Гудзона, Томас не сводил глаз с другого берега, где в лучах дряхлеющего солнца лежал угрюмый Джерси. Казалось невероятным, что всего несколько столетий назад этот берег служил границей просвещенной цивилизации. Границей знания. Он буквально видел их, голландцев и англичан, вглядывающихся в изумрудные дали между деревьями, напоминавшими колонны храма в Карнаке.[24]
Сколько людей сошло с ума? Сколько, подобно Нейлу, отреклись от всего, что они знали, и приняли сначала пути, а затем и ужасы того, что лежит по ту сторону знания?
«Нейл в роли Куртца, — скривившись, подумал он. — Я в роли Марлоу…»[25]
Насколько это лестно?
«Не очень, — понял он мгновение спустя. — Совсем даже нет».
— Вам одним удалось опознать Нейла, — услышал себя Томас как бы со стороны, — потому что он этого хотел.
— Что вы имеете в виду? — спросила Сэм.
— Помните, вы сказали, что мозг Гайджа вспомнил Нейла, хотя сам Гайдж так и не вспомнил его. Я ни в коей мере не считаю себя нейрохирургом, но мне кажется, что намного проще отключить все механизмы узнавания, нежели выборочно.
— И что вы хотите этим сказать?
— Что Гайдж — составная часть доводов Нейла. Он пытается что-то сказать…
— Что-то сказать? Но что именно?
— Полагаю, вы читали заявление Гайджа?
— Всего каких-то сраных раз пятьдесят.
Непонятно почему, но всякий раз, когда она употребляла бранное слово, это глубоко волновало его. Вероятно, потому что все отрочество он гонялся за цыпочками, которые только и делали, что бранились. Или, по крайней мере, пытался.
Любой человек всегда старается понять, что представляет из себя незнакомец, с которым ему довелось столкнуться. Томас предполагал, что спецагент Логан выросла в рабочей семье. Атеистка. Уравновешенная. Она рано осознала свою сексуальность и, возможно, отдала цвет своей юности соседскому пареньку, когда была еще подростком. Подобно этому пареньку, она принадлежала к поколению «порноинтернета», той волне лишенных сексуальной чувствительности мальчишек и девчонок, которые считали развратные разговорчики неотразимо притягательным и наикратчайшим путем к достижению статуса взрослого человека. Отсюда был один шаг до половой распущенности, которая воспринималась как развлечение, чему открыто завидовал отец Томаса и что разрушило все выводы психологии касательно сексуальной активности подростков.
Это была женщина, отгулявшая свои девические вечеринки, целеустремленная и готовая пойти наперекор принятым условностям, циничная и решительная; она использовала средства, данные ей свыше, — и к черту всякие традиции. Это была роль, которую она выбрала из личностного каталога, предлагаемого современным обществом. И все же ей была присуща сдержанность в поведении и чистосердечная озабоченность, противоречившие напускной браваде. Легкий привкус наивного идеализма. По непонятной причине быть хладнокровным и добросовестным никогда не казалось комфортным. Все равно что сшитые дизайнером джинсы и здоровый образ жизни.
— Гайдж не припоминает какие-либо ссылки на спор? — спросил Томас.
— Нет. Но мы его и не спрашивали.
— Значит, существует такая вероятность…
Она испытующе посмотрела на себя в зеркальце и надела темные очки:
— Есть только один способ это узнать.
Как выяснилось, Гайдж жил в Бересфорде, в Верхнем Уэстсайде, напротив Центрального парка. Когда они направились к входу в здание, Томас поймал себя на том, что вытянул шею, как какой-нибудь деревенщина, заинтригованный неравным браком между индустриальным размахом и мотивами итальянского Ренессанса. Когда Сэм махнула своим значком, швейцар только пожал плечами так, словно был хиромантом, столкнувшимся с еще одной чрезвычайной неизбежностью. В наши дни людей ничем не проймешь.
— И далеко можно зайти с такой штукой? — язвительно поинтересовался Томас, пока они шли по роскошному вестибюлю.
Сэм улыбнулась и снова стала рыться в сумочке в поисках благотворительной мелочи: ящик с эмблемой ЮНИСЕФ[26] стоял на столике между лифтами.
— Не далеко, но достаточно, — ответила она, держа в одной руке монеты, а другой нажимая на кнопку вызова лифта.
Воздух благоухал — Томасу представились жены богатеев, которые с утра до вечера ходят по магазинам. Изучая свое кривое отражение в латунной двери поднимающегося лифта, он задумался над тем, уж не насмешка ли над жильцами изречение «Fronta Nulla Fides»,[27] начертанное на украшенном завитушками полу. На установленном в лифте экране мелькали клипы Си-эн-эн, посвященные самым животрепещущим событиям: от хаоса в Европе до гражданской войны в Ираке и последних деталей по делу Костоправа. Было обнаружено еще одно тело с вырванным позвоночником — на сей раз в Квинсе. Трансляция с места преступления. Томас подумал, что таким образом у зрителя должна создаваться иллюзия присутствия.
Мужчина, встретивший их у входа в пентхауз, был невысокого роста, с бочкообразной грудью, воспаленными глазами и темной густой бородой; такие бороды всегда заставляли Томаса думать о волосатых спинах их обладателей. На мужчине были джинсы, подтянутые намного выше пояса. Томас моментально признал в нем одного из тех парней, которые слишком долго крутятся перед зеркалом, втягивая живот, и никогда не носят рубашки навыпуск.
— Здравствуйте, мистер Гайдж, — поздоровалась Саманта.
— Здравствуйте, агент Логан.
Томас поднял брови. Он не был уверен, что последует далее, но уж явно не полное узнавание.
— Я никогда не забываю голоса, — заявил Гайдж, словно читая его мысли. — Если бы не это, я сказал бы, что вижу ее впервые в жизни.
— Но вы видели меня, — сказала Саманта.
— Ну, если вы уверены, — пожал плечами Гайдж и перевел взгляд на Томаса. — А вы? Я видел вас прежде?
— Нет, мистер Гайдж. Меня зовут Томас Байбл.
Гайдж осторожно кивнул.
— Доктор Байбл — преподаватель психологии из Колумбийского университета, мистер Гайдж. У него к вам несколько вопросов.
— Ответьте прежде вы. Он терапевт или судебный врач?
— Иногда большой разницы нет… Но я не шарлатан, если вы это имели в виду. — Томас помолчал, облизнул пересохшие губы, — Я — друг Нейла Кэссиди.
С лица Гайджа исчезло всякое выражение.
— Пожалуйста, прошу, — сказал он.
Через облицованную мрамором прихожую они проследовали за мистером Гайджем в роскошную гостиную в эгейском стиле, выдававшую помешанность владельца на богатстве и великолепии. Монументальная комната была поделена на «уголки интимных знакомств». Но эффект — если таковой и предполагался — разрушали раскиданные повсюду дешевые поделки. Мистеру Гайджу определенно нравился его маленький блошиный рынок…
