Дин Кунц - Ночь Томаса
— Они только так выглядят.
— Ты про койотов? — не понял я. — Я-то думал, они именно такие.
Вместо того чтобы отступать от хищников в надежде найти незапертую калитку в заборе, Аннамария шагнула к ним.
С моих губ сорвалось нехорошее слово, означающее экскременты, но, надеюсь, я использовал самый благообразный синоним.
Спокойно, но решительно Аннамария заявила койотам:
— Вам здесь делать нечего. Остальной мир ваш… но не это место в настоящий момент.
Лично я не думал, что это удачная стратегия — говорить стае голодных хищников, что они выбрали неудачное время и сейчас их никак обслужить не могут.
Шерсть у них поднялась дыбом. Уши прижались к голове. Мышцы напряглись.
Эти ребята настроились на сытную трапезу.
Когда она приблизилась к ним еще на шаг, я ничего не сказал, но только по одной причине: боялся, что заговорю голосом Микки-Мауса. Однако последовал за ней, коснулся ее плеча.
Игнорируя меня, она продолжила разговор с койотами:
— Я — не ваша. Он — не ваш. Теперь вы можете уходить.
В некоторых регионах этой страны койотов называют волками прерий, что, конечно же, звучит красивее, но, даже если назвать их мохнатыми крошками, они не превратятся в игривых щенков.
— Теперь вы можете уходить, — повторила Аннамария.
И, что удивительно, уверенность, с которой держались хищники, исчезла. Шерсть опала, они перестали скалить зубы.
— Теперь, — настаивала Аннамария.
Больше не желая встретиться с нею взглядом, они смотрели кто направо, кто налево, словно не понимали, как попали сюда и почему проявили такую неосмотрительность, оказавшись в непосредственной близости от опасной беременной женщины.
Помахивая хвостами, опустив головы, виновато оглядываясь, с побитым видом они ретировались в туман, словно ранее это именно их провела Красная Шапочка, а теперь еще и эта история, вот им и не оставалось ничего другого, как засомневаться, а хищники ли они?
Аннамария позволила мне вновь взять ее за руку, и мы двинулись дальше.
— Значит, ты умеешь говорить с животными, — поразмыслив о произошедшем на моих глазах, нарушил я долгую паузу.
— Нет. Так только казалось.
— Ты сказала, что они не те, кем выглядели.
— А кто тот? — спросила она.
— Так кем же они были… помимо того, кем выглядели.
— Ты знаешь.
— Это не ответ.
— Всё в свое время.
— И это тоже не ответ.
— Другого сейчас не будет.
— Понимаю.
— Еще нет. Но поймешь.
— Я никогда не видел Белого Кролика, но мы провалились из этого мира в Страну чудес.
Она сжала мою руку.
— Этот мир и есть Страна чудес, молодой человек, как тебе хорошо известно.
Справа от нас, лишь изредка возникая из тумана, по краю каньона, параллельно нам, крались койоты, на что я и обратил ее внимание.
— Да, они могут быть настойчивыми, — заметила она, — но решатся ли посмотреть на нас?
Я какое-то время еще поглядывал на них и ни разу не увидел блеска желтых глаз. Смотрели они в землю.
— Если ты можешь справиться со стаей койотов, не уверен, что я действительно тебе нужен.
— Я не могу повлиять на людей, если они захотят пытать меня или убить. Против них я беззащитна, и, если они настроены решительно, меня ждут страдания. А койоты… они меня не волнуют, вот и тебе не стоит обращать на них внимания.
— Ты, похоже, знаешь, о чем говоришь, — кивнул я, — но койоты все равно немного меня тревожат.
— «Добродетель смела, а чистота бесстрашна…»
— Шекспир, да? — спросил я.
— «Мера за меру».
— Я не знаю этой пьесы.
— Теперь знаешь.
При всем моем восхищении бардом Эвона, мне представлялось, что чистоте следовало бы побаиваться этих крадущихся в тумане силуэтов, если она не хотела, чтобы ее прожевали и проглотили.
Глава 19
За несколько кварталов до Коттеджа счастливого монстра, куда мы направлялись, наши зубастые сопровождающие растаяли в тумане и более не возвращались, хотя я подозревал, что мы видели их не в последний раз.
Дом стоял отдельно от остальных, в конце узкой аллеи с потрескавшимся асфальтом, обсаженной огромными гималайскими кедрами, ветви которых прогибались под туманом, как под снегом.
С высокой крышей, мансардными окнами, обшитыми досками стенами, вьюнами, уходящими на крышу, большой коттедж словно сошел с романтических полотен Томаса Кинкейда.[25]
Как любопытные привидения, щупальца тумана приникали к окнам, заглядывали внутрь, будто хотели определить, пригодны ли комнаты для бестелесных жильцов.
Темно-янтарный свет пробивал эти фантомные призраки насквозь, вырываясь из дома через восьмигранные стеклянные панели.
Пока мы шли по аллее, я рассказал Аннамарии о Блоссом Роуздейл, у которой ей предстояло провести час или два. Сорока пятью годами раньше пьяный и злобный отец бросил шестилетнюю Блоссом, головой вперед, в бочку, где зажег мусор, спрыснутый керосином.
К счастью, девочка была в плотно прилегающих очках, а потому избежала слепоты и спасла веки. Даже в шесть лет ей хватило ума задержать дыхание, и этим она уберегла легкие. Она свалила бочку набок и выползла из нее, вся в огне.
Хирурги сохранили одно ухо, воссоздали нос (конечно, он лишь отчасти напоминал настоящий) и губы. Волос Блоссом лишилась навсегда. Лицо покрывали жуткие шрамы, убрать которые не было никакой возможности.
В начале прошлой недели, на прогулке, я наткнулся на Блоссом, когда она свернула на обочину, потому что у автомобиля спустило колесо. И хотя она настаивала, что может поменять колесо сама, я избавил ее от хлопот, потому что Блоссом не доросла и до пяти футов, на обожженной левой руке у нее остались только большой и указательный пальцы, да к тому же в любую минуту мог пойти дождь.
После того как запаска заняла место проколотого колеса, Блоссом настояла на том, чтобы я поехал к ней выпить кофе и съесть кусок ее бесподобного пирога с орехами и корицей. Свой дом она называла Коттеджем счастливого монстра, и, хотя жила Блоссом в коттедже и действительно была счастлива, от монстра в ней было не больше, чем в Инопланетянине Спилберга, которого она немного напоминала.
Потом я заглянул к ней еще раз, вечером поиграть в джин-рамми[26] и поговорить. Хотя она выиграла три партии из трех (десять очков оценивались в цент), дело шло к тому, что мы станем хорошими друзьями. Однако она не знала о сверхъестественной стороне моей жизни.
И теперь, открыв дверь на наш стук, Блоссом воскликнула:
— Ах! Заходите, заходите. Бог послал мне дилетанта-картежника. Еще одна молитва услышана. У меня будет «Мерседес».
— В прошлый раз вы выиграли у меня пятьдесят центов. Чтобы скопить на «Мерседес», вам придется выигрывать у меня каждый день в течение тысячи лет.
— Почему нет? — Блоссом закрыла дверь и улыбнулась Аннамарии. — Вы напоминаете мне мою кузину Мелвину… замужнюю Мелвину, не ту кузину Мелвину, которая старая дева. Разумеется, кузина Мелвина безумна, а вы, вероятно, нет.
Я представил дам друг другу, Блоссом помогла Аннамарии снять куртку, повесила ее на крючок.
— У кузины Мелвины проблемы с путешественником во времени. Дорогая, вы думаете, путешествие во времени возможно?
— Двадцатью четырьмя часами раньше я находилась во вчера, — ответила Аннамария.
— А сейчас вы в сегодня. Я должна рассказать о вас кузине Мелвине.
Взяв Аннамарию за руку, Блоссом повела ее в глубь коттеджа.
— Кузина Мелвина говорит, что путешественник во времени из десятитысячного года от Рождества Христова тайком наведывается к ней на кухню, когда она спит.
— Почему на кухню? — спросила Аннамария.
Я шел следом за ними.
— Она подозревает, что в далеком будущем у них нет сладких пирогов.
Коттедж освещали лампы от Тиффани с абажурами из цветного стекла и бра, абажуры которых Блоссом придумала и изготовила сама.
— У кузины Мелвины на кухне много сладких пирогов?
— Она постоянно их печет.
В гостиной на стене висело лоскутное одеяло удивительной красоты с очень сложным рисунком. Блоссом продавала одеяла в художественные галереи, несколько приобрели музеи.
— Возможно, ее муж ночью пробуждается от голода и совершает набеги на пироги, — предположила Аннамария.
— Нет. Мелвина живет во Флориде, а ее муж, Норман, в ракетной шахте времен холодной войны в Небраске.
Из буфета она достала банку с кофе, передала Аннамарии.
— Почему у кого-то может возникнуть желание жить в старой ракетной шахте? — спросила Аннамария, взявшись за приготовление кофе.
Блоссом как раз открывала жестянку с печеньем.
— Чтобы не жить с Мелвиной. Она пошла бы с ним куда угодно, но только не в ракетную шахту.
Щипцами для кондитерских изделий Блоссом перекладывала печенье из жестянки на тарелку.
