Дин Кунц - Ночь Томаса
В 1950-е годы насильник-убийца охотился на молодых женщин в Магик-Бич. Затаскивал в каньон Гекаты и заставлял рыть неглубокие могилы.
Полиция поймала его (Арлиса Клирболда, учителя рисования средней школы), когда он избавлялся от восьмой жертвы. Светлые, вьющиеся волосы, смазливое лицо, губы, всегда готовые изогнуться в улыбке, сильные руки, длинные пальцы…
Из семи первых жертв две так и не обнаружили. Клирболд не пожелал сотрудничать со следствием, а собаки могил не нашли.
И когда мы с Аннамарией шагали по зеленой зоне, я больше всего опасался встречи с призраками жертв Клирболда. Справедливость восторжествовала — его казнили в Сан-Квентине.[24] Поэтому, скорее всего, они покинули этот мир. Но призраки двух женщин, тела которых не нашли, могли остаться, дожидаясь, пока их останки обнаружат и перенесут на кладбище.
С защитой Аннамарии и необходимостью нарушить планы желтоглазого дел мне хватало. Не мог я отвлекаться на помощь меланхоличным призракам убитых девушек, которые захотели бы отвести меня к своим могилам.
Опасаясь, что даже мысль об этих несчастных жертвах насильника привлечет ко мне их души, я попытался выудить из Аннамарии дополнительную информацию, пока мы осторожно продвигались сквозь непроницаемый туман.
— Ты всегда здесь жила? — шепотом спросил я.
— Нет.
— Так откуда ты?
— Издалека.
— Издалека, в смысле, из Оклахомы? Или из Алабамы? Может, из Мэна?
— Из куда более далекого места. Если я его назову, ты не поверишь.
— Я поверю, — заверил я ее. — Я уже поверил всему, что ты мне сказала, сам не знаю почему, хотя многого не понимаю.
— Тогда почему ты с такой готовностью мне веришь?
— Не знаю.
— Но ты знаешь.
— Знаю?
— Да. Знаешь.
— Хоть намекни. Почему я с такой готовностью тебе поверил?
— Почему кто-либо чему-либо верит? — спросила она.
— Это философский вопрос… или загадка-головоломка?
— Одна причина — доказательства, полученные опытным путем.
— Ты хочешь сказать… как я верю в гравитацию, потому что камень, подброшенный вверх, падает обратно на землю?
— Да. Именно об этом я и говорю.
— Ты не слишком щедра с доказательствами, полученными опытным путем, — напомнил я ей. — Я даже не знаю, откуда ты. Или твою фамилию.
— Ты знаешь мое имя.
— Имя — да. Но не фамилию.
— У меня ее нет.
— Фамилия есть у всех.
— У меня ее никогда не было.
Ночь выдалась холодной; дыхание паром клубилось у рта. И Аннамария казалась очень уж загадочной: я бы, пожалуй, поверил, что именно мы надышали весь этот океан тумана, поглотивший окружающий нас мир, что она спустилась с Олимпа и в ее власти сдуть туман, а потом из него же построить новый мир, по ее разумению.
— Без фамилии ты не могла ходить в школу.
— Я никогда не ходила в школу.
— Ты училась дома?
Она промолчала.
— А как без фамилии ты получаешь социальное пособие?
— Я не получаю пособия.
— Но ты же сказала, что не работаешь.
— Совершенно верно.
— Тогда… люди просто дают тебе деньги, когда ты в них нуждаешься?
— Да.
— Однако. Это еще более спокойная жизнь, чем у продавца автомобильных покрышек или обуви.
— Я никого никогда ни о чем не просила… пока не спросила тебя, умрешь ли ты ради меня.
В этом исчезнувшем мире, должно быть, осталась церковь Святого Иосифа, потому что вдали знакомый колокол отбил полчаса, что показалось мне странным по двум причинам. Во-первых, светящийся циферблат моих наручных часов показывал 19:22 и я знал, что они идут правильно. Во-вторых, с восьми утра и до восьми вечера колокол отбивал час одним ударом, а полчаса — двумя. На этот раз он прозвонил трижды, строгим, вибрирующим голосом, донесшимся из тумана.
— Сколько тебе лет, Аннамария?
— В каком-то смысле восемнадцать.
— Ты прожила восемнадцать лет, никого ни о чем не прося… знаешь, ты словно сдерживалась, чтобы обратиться ко мне с действительно большой просьбой.
— Я почувствовала, что ты мне не откажешь.
В ее голосе слышались нотки веселья, но веселилась она не потому, что так ловко провела меня. Вновь я почувствовал, что она говорит максимально откровенно.
В раздражении я предпринял новую попытку получить интересующие меня сведения.
— Без фамилии ты не сможешь получить медицинскую помощь.
— Мне не нужна медицинская помощь.
Я указал на ее живот:
— Через пару месяцев она тебе точно понадобится.
— Всё в свое время.
— Знаешь, это неправильно, вынашивать ребенка без регулярного обращения к врачу.
Она одарила меня улыбкой.
— Ты очень милый молодой человек.
— Странно слышать, когда ты называешь меня молодым человеком. Я старше тебя.
— Тем не менее ты — молодой человек, и очень милый. Куда мы идем?
— Это точно вопрос на засыпку.
— Я хочу сказать, сейчас. Куда мы идем сейчас?
Я получил определенное удовольствие, ответив такой же загадочной фразой, какие слышал и от нее:
— Я должен повидаться с человеком, у которого волосы как шерсть летучей мыши, а язык похож на филе болотной змеи.
— «Макбет», — она идентифицировала происхождение и волос, и языка, лишив меня немалой части удовольствия.
— Я называю его Человек-фонарь. Тебе не нужно знать почему. Встречаться с ним рискованно, поэтому ты можешь со мной не идти.
— С тобой я в полной безопасности.
— Возможно, мне придется действовать очень быстро. И потом, я знаю эту женщину — она тебе понравится. Никому и в голову не придет искать тебя или меня в ее доме.
Рычание за спиной заставило нас обернуться.
На мгновение я уж решил, что гигант преследовал нас, пока мы вели наш полный загадок разговор, а потом каким-то чудом разделился на три части поменьше. Потому что из тумана на нас смотрели шесть желтых глаз, ярких, словно отражатели дорожной разметки, и находящиеся не на высоте человеческих глаз, а гораздо ближе к земле.
Когда же они приблизились и остановились в каких-то десяти футах от нас, я понял, что это койоты. Три.
Но тут из тумана появились шесть новых глаз, и к первой троице прибавилась вторая.
Вероятно, они поднялись из каньона Гекаты. На охоту. Шесть койотов. Стая.
Глава 18
Я жил в Пико Мундо, где прерии переходят в пустыню Мохаве, так что мне приходилось встречаться с койотами. Обычно при таких обстоятельствах, когда они, с опаской относясь к человеческим существам, хотели избежать контакта со мной и не думали о том, чтобы погрызть мои кости.
Однако как-то раз мне довелось столкнуться с койотами, которые отправились за мясом, и, увидев меня, у них определенно потекли слюнки. Тогда мне все-таки удалось уйти, едва не оставив кусок задницы в пасти одного из них.
Если бы я был Хатчем Хатчинсоном и второй раз за семнадцать месяцев оказался на пути стаи голодных койотов, то расценил бы случившееся не как забавное совпадение, а как научное доказательство того факта, что койоты превратились во врагов рода человеческого и поставили своей целью его полное истребление.
В тумане, в зеленой полосе, на краю каньона Гекаты, шесть представителей Canis latrans совсем не напоминали тех милых зверьков, которых продают в зоомагазинах.
И вот это казалось необычным, поверите вы мне или нет, потому что койоты выглядят довольно-таки обаятельно. Они куда более близкие родственники волкам, чем собаки, поджарые, мускулистые, опасные хищники, но лапы у них слишком большие для тела, уши — слишком большие для головы, вот они чем-то и напоминают щенков, такие же милые, как иранский, одержимый убийствами диктатор, когда надевает костюм и фотографируется со школьниками, которых родители по своей воле определили в террористы-смертники.
С узкими мордами, обнаженными клыками, горящими глазами, эти шесть койотов, что стояли передо мной и Аннамарией, ничем не напоминали псов из рекламного ролика о вкусной и здоровой собачьей пище. Более всего они походили на фашистов-исламистов в шерсти.
В наиболее опасные моменты я обычно могу найти хоть какое-то подручное оружие, но в этот момент, в зеленой полосе, мог рассчитывать только на штакетину, если бы успел выломать ее из забора. Не видел я в непосредственной близости ни камней, ни бейсбольных бит, ни ведер, ни швабр, ни старинных фарфоровых ваз, ни сковородок, ни лопат, ни хорьков со злобно вытаращенными глазами, которыми в прошлом удавалось отбиться от врагов.
Я уже начал думать о том, что пора мне преодолеть страх перед оружием и постоянно носить с собой пистолет.
Но, как выяснилось, койотам не удалось застать меня с пустыми руками: моим оружием стала молодая, беременная, загадочная женщина. Когда я предложил ей медленно отходить от этой зубастой банды, она ответила:
