Мое лицо первое - Татьяна Русуберг
— Да ладно. — Я вздрогнула, когда Эмиль коснулся моей щеки, и вскинула на него глаза. Мы говорили о Дэвиде, но я поняла, что сейчас его брат меньше всего думает о нем. — Не убивайся, Перчик. Дэв переживет.
Угол его рта тронуло подобие усмешки — жесткой усмешки, которая мне не понравилась. Так же мне не нравилось чувствовать себя загнанной в угол между дверью и стеной, чувствовать чужую ладонь на лице. «Блин, вот же вляпалась! — подумала я. — И где, интересно, старшие Винтермарки? Тоже в подвал провалились?»
Я не верю в Бога, но считаю, что какие-то высшие силы все же существуют, и вот тому подтверждение: стоило мне вспомнить о родителях Эмиля, как за дверью завозились, зашаркали, и тяжелая створка толкнула меня в спину. Парень мгновенно отскочил от меня на метр, полотенце укрыло голые плечи.
— Пап? Привет. — Я уже поняла, что идеальная улыбка Эмиля была фальшивой насквозь. — А к нам вот тут соседская девочка зашла. Передать домашку для Дэвида.
Бульдог, наверно только что вернувшийся с работы, буркнул в мою сторону что-то, что с натяжкой можно было принять за приветствие. Он тяжело потопал вглубь дома, тесня своей тушей Эмиля и рокоча:
— Сюзанна! Сюзанна, черт бы тебя побрал! У тебя под носом сын голый с какой-то девкой обжимается, а ты зад от дивана оторвать не можешь!
Представь себе, дорогой дневник! Этот старый козел так и сказал: «С какой-то девкой!»
Меня бросило в жар, я с трудом нащупала ручку двери дрожащими пальцами и положила несчастный листок на приткнувшийся у стены столик для перчаток.
— Это для Дэвида. Передай ему, пожалуйста.
Тридцать метров, отделявшие крыльцо Винтермарков от нашего, я проскочила за секунду: даже не чувствовала, как ноги касаются земли. Захлопнув за собой дверь, я привалилась к ней всем телом, будто Эмиль с папашей гнались за мной по засыпанной листьями дорожке. Кровь бешено пульсировала в горле, колени тряслись, перед глазами мелькали темные пятна. В таком состоянии меня и обнаружил папа, забредший в коридор с ключом от почтового ящика.
— Чили, золотце, нельзя же так хлопать дверью. Дом уже старый, штукатурка со стен сып… Что это с тобой? — Он подвинул на переносицу сползшие на кончик носа очки и поспешил ко мне, запнувшись о выступающую половицу. — Малыш, на тебе лица нет! — Папины большие теплые руки легли мне на плечи, легонько сжали, и я не выдержала.
— Крыса! — выпалила я первое, что пришло в голову, и уткнулась в уютно пахнущий трубочным табаком и книгами пиджак. — Я увидела в саду огромную мерзкую крысу. Она бросилась ко мне, и… и… — От необходимости продолжать меня избавили рыдания.
— Крыса? — Папа крепко-крепко прижал меня к себе, в голосе его прозвучали беспокойство и недоумение. — Господи, откуда тут крысы? Она тебя укусила?
Я провыла что-то нечленораздельное, возя мокрым носом по вельветовому лацкану. Пока папа успокаивал меня, гладя по спине и обещая вызвать службу по борьбе с вредителями из муниципалитета, я почему-то думала о Дэвиде.
Окажется ли запертая дверь для него достаточной защитой от крыс?
На краю пропасти
— Да на этих ублюдков в суд мало подать!
Тонкие ноздри Крис раздувались, она в гневе вышагивала из стороны в сторону перед диваном, на котором сидела я — укутанная пледом и с огромной чашкой какао в руках. Пирсинг в виде бриллиантика, который подруга вставила в нос в прошлом году, поблескивал, когда на него падали лучи солнца из окна. Крохотные вспышки зачаровывали, и я старалась не отводить взгляд от блестящего камушка. Так проще было не думать о том, что недавно произошло, отгонять свинцовые мысли на самый краешек сознания, чтобы они не проломили тонкий лед реальности, поддерживающий меня на поверхности.
— Подумать только! — продолжала разоряться Кристина, энергично размахивая руками. — Мало того, что эти сволочи приперлись в учебное заведение среди бела дня, оторвали студентку от занятий и допрашивали как последнюю уголовницу. Так они ее еще до припадка довели!
— Это не припадок. — Я вяло поморщилась и глотнула какао. Под черепом завязался тяжелый узел боли, вопли Крис заставляли его пульсировать. — Просто месячные начались, давление упало, вот и хлопнулась в обморок. Полицейские тут ни при чем.
— О-о-о! Они очень даже при чем! — Крис развернулась ко мне так резко, что ее длинные рыжие волосы взметнулись конским хвостом. — Что-то ты раньше со стульев не хлопалась, когда к тебе коммунисты приходили. — Коммунистами подруга, начисто лишенная политкорректности, называла менструацию. — А эти заявились — и вот те нате, хрен в томате! — Она ткнула в диван с обличительным видом: — Чего от тебя хотели бандерлоги?
Этот вопрос Кристина задала уже раз сто, пока ехала со мной в машине Фредерика: в перерыве между парами она подвязала обладателя личного транспортного средства с нашего потока доставить меня домой со всеми удобствами. Об автобусе и речи быть не могло: вдруг я завалюсь под ноги бездушным пассажирам? Не хотелось думать, что забота обо мне болящей помогла Крис отмазаться от ненавистной ей скандинавской литературы. Но даже если и так, я была благодарна подруге за какао.
До сих пор Кристине не удалось добиться из меня внятного ответа, но теперь, когда я более-менее пришла в себя, мне придется чем-то ее порадовать — иначе она с меня не слезет. С нее станется еще в полицию позвонить и вправду нажаловаться, а этого я допустить никак не могла.
Я отхлебнула какао для храбрости и выдала наиболее близкую к правде ложь:
— Полиция разыскивает одного из моих бывших одноклассников. Он пропал. Копы просто хотели узнать, не пытался ли он выйти со мной на связь. Это обычная процедура — они всех знакомых пропавшего парня сейчас опрашивают.
— Фигасе! — Крис плюхнулась на диван. Челюсти заходили ходуном, так что от жвачки у нее во рту, наверное, остались одни ошметки. — Он что, был твоим близким другом? А чего ты про него никогда не рассказывала? Ты же не думаешь, что его… Ой, прости! — Она выпучила глаза и хлопнула себя по губам. — Вот я дура! Ясно теперь, чего ты…
— Все нормально, — поспешила я прервать Кристину, пока она себя еще больше не накрутила. — Мы не были близки. Просто жили по соседству. Да и давно это было. Я со школы ничего
