Середина земли - Артур Кинк
Мышцы болели так, будто я разгрузил вагон, в потом этот вагон меня переехал. Поднявшись, я наспех оделся в разбросанную грязную одежду, подхватил сумку и бросился прочь из дома. Я хотел убежать как можно дальше отсюда, пока мои ноги вновь не отказали, а сам я не упал без сил и сознания.
Мой телефон не включался, а небо здесь в низине, в яме, окружённой сопками и лесом, всегда было затянуто серой густой пеленой. На улице не было ни единой души. Засаленные пустые окошки убогих хат, были безжизненны. Ни скрипа калитки, ни дымка из печной трубы. Но я знал, что сейчас утро. Знал, что сегодня суббота, а значит приедет маршрутка и увезёт меня отсюда. Хоть на колёсах, хоть пешком, хоть ползком по гравию, я выберусь отсюда. Я решил это до себя.
За несколько минут я добрался до края станционного посёлка, взбежал по насыпи к старым железнодорожным путям и увидел его. Белый микроавтобус.
Белая газель ждала не у проселочной, дороги, а в двух ста метрах от железной дороги. В поле. Водитель Толян предпочёл ехать по ямам и выбоинам, но сделать остановку как можно дальше от этого места. Станции он явно боялся больше, чем ремонта подвески.
Возле машины стояло четыре человека. Настя и трое мужчин, что попались мне идущими с охоты. Все четверо обернулись на меня и посмотрели так, будто знали, какой страх одолевает меня, и что я готов на всё, лишь бы убраться отсюда.
У Толяна не было ни капли схожести с местным населением. Он представлял из себя высокого, здоровяка, неопределенного возраста с залысинами. Смуглый, с чёрными волосами и носом с горбинкой. Он неохотно отвечал односложными «да» и «нет». Не пускал на переднее сидение и не выходил из машины. На многочисленные просьбы Насти, помочь ей затащить несколько клетчатых баулов, он даже не реагировал. От салона отделялся глухой самодельной перегородкой.
Я поздоровался, и Толян, удивлённо кивнув, даже повернулся и приоткрыл свою импровизированную перегородку, чтобы рассмотреть меня. А я в свою очередь, заглянул к нему. На зеркале болтались чётки, панель украшали иконки с изображением полумесяца.
Помогать Насте пришлось мне. Сумки были тяжелые, но мягкие. Скорее всего набитые той одеждой, что валялась всюду в её доме. Мужики втащили в газель тушу, завернутую в плёнку, и салон наполнился запахом мяса и крови.
Мы двинулись по бездорожью. Газелька прыгала, кренилась из стороны в сторону и буксовала, пока, наконец, мы не вышли на трассу. Только тогда, Толян опустил стёкла и позволил себе закурить.
Чем дальше мы уезжали, тем лучше мне становилось. Тошнота ушла, голова перестала болеть, а мысли встали на место. Чувство чужого худого взгляда на затылке и необъяснимое беспокойство остались там.
На трассе появились другие автомобили, фуры. Забытые, гиблые поля, гротескные скалы и деревья-кости, сменились пусть запущенными, но всё же зелёными полями. Рожью, березами, голубыми покатыми сопками. На залитых летним солнцем просторах показались стада коров, что лениво жевали траву и любопытно пялились на автомобили. Мелкие посёлки и деревушки, проносившиеся мимо окон, выглядели самобытно, просто, а главное не зловеще. Проезжая мимо них я не чувствовал угрозы или отвращения. Пахло скотиной, свинарниками. На заборах и крышах грелись толстые коты. Собаки облаивали проезжающих. Детвора носилась на велосипедах по обочине. Подростки пили пиво из трёхлитровых баклашек, на изрисованных граффити, бетонных остановках.
Трактора, экскаваторы, грузовики, дорожники, отложившие отбойники и усевшиеся на перекур. Вышки и столбы. Знаки. Гаишники. Связь нормализовалась и я, наконец, мог прочесть накопившиеся сообщения, ответить на пропущенные звонки, почитать последние новости. Мои бывшие сослуживцы, что ждали меня в отпуск, завалили меня звонками, на сайте знакомств, мне ответило целых пять девушек. Мужики и Настя сошли в Романовке. Моей конечной остановкой было Беклемишево, откуда я междугороднем автобусе, собирался доехать до Читы.
Когда все аяновские сошли, Толян включил радио шансон, позволил себе бормотать под нос ругательства на власть и плохие дороги.
Поняв, что первым он не беседу не начнёт, я пересел к самой перегородке и начал:
– У нас в ебурге тоже дороги отремонтировали так, что мама не горюй. Ливневок хоть жопой жуй, вода не в одну не утекает. В центре ещё ничего, если не считать площадь девятьсот пятого, а вторчик, химмаш, виз – мрак. Во дворы не заехать. Вот, перед моим отъездом, на Шаумяна, на перекресте, пробокс по самую морду в асфальте ушёл. Люк открытый закатали по весне, а в июле уже всё дождями размыло.
Толян упорно игнорировал меня, изредка поглядывая через зеркало заднего вида, насколько позволяла ему прозрачность перегородки.
– Я не выездной, по службе. – я не оставлял попытки разговорить Толяна. – Да и всякие моря-пляжи, ол инклюзивы меня не очень привлекают. Я природу люблю. Вот, каждый отпуск езжу в деревни, на источники, по горам лазаю. В прошлом году Пензенскую область глядел. Город сам видел. Красивый. До Сурского жаль не доехал. Всё планировал, мечтал на Байкале побывать. А тут товарищи старые, в Читу позвали. Ну я, не я, чтобы упустить возможность местные красоты посмотреть. Деревня деревне – рознь. На западе и ваши, небо от земли. В Харагуне с поезда сошёл. Познакомился с парочкой туристов, и к ним прилип. Они на Витим двинули, а я вот в Аяновке оказался. Или в Аянке? Как правильно?
Ответом мне послужил бранный вопль Толяна и визг тормозных колодок. Я успел лишь мельком разглядеть огромные колеса камаза, прежде чем газелька со скрипом, подпрыгнула на дороге и следующим стал калейдоскоп серого неба и деревьев. Я успел, вцепиться в кресло, перед тем как мы перевернулись в первый раз. Мои ноги подлетели к потолку, и я заехал себе в нос, своим же коленом. Во второй раз, мне в голову прилетела моя сумка, я ослабил хватку и меня швырнуло в конец салона. Со всех сторон на меня сыпались стёкла и мне казалось, что не удары о салон, а именно шквал осколок убьёт меня. Нас подбросило последний раз. Битое стекло опало на тот бок, где находилась дверь. Моя сумка, болталась в воздухе, зацепившись ремнём за одно из кресел. Оргалитовая заслонка от пассажиров, раскололась на две части и вылетела и то, что я увидел в кабине заставило меня вскрикнуть. Панель была почти не тронута. Даже иконки не свалились со своих мест. Через лобовое стекло, насквозь, вошла огромная сухая ветка. Обхватом чуть больше моей ноги. Её расщеплённый
