Середина земли - Артур Кинк
Разбрасывая камни, я на четвереньках добрался до Андрея, поднял за куртку, как кота за шкирятник и толкнул к тропе. На бегу, он все ещё бормотал молитву и держался за живот, куда я его ударил. Я оборачивался, несколько раз в поисках Антона, но его не было. Как только мы отошли отлить, он испарился и больше не появлялся в поле зрения. Камни сменились, на вязкий мох и траву, бежать стало тяжелее, но я не смел даже обернуться на те костлявые деревья и поляну черных от сажи камней. Я резко развернулся так, что Андрей в меня врезался, а затем дал ему ещё раз, уже в рожу, чтобы он перестал вопить свои молитвы.
– Это, что, сука, такое?!
– Я не знаю! – крикнул он и ослепив фонарём, пнул в ногу. Мы вновь оказались на земле. Сил у меня уже не осталось, к тому же, этот ублюдок, светил мне в глаза, и я промахивался с ударами. С каждым разом, мне всё тяжелее было подниматься. Голова кружилась, свет фонарика мерк, а уши заложило, как при взлёте на боинге. Андрей, ломая ветки, пытался убежать. Я достал пистолет и два выстрелил два раз в темноту, на шум. Промахнулся.
Валяться в кустах больше было нельзя. Либо вернется Андрей с половиной своего села меня добивать, либо то, что напало на нас в лесу. Та невидимая зловонная тварь. Я решил идти в обход деревни, ползти вдоль упавших и покосившихся заборов. К старым путям. Оттуда уже вызвать полицию, спасателей, военных. Кого угодно.
Тело не хотело меня слушаться. Я не понял, как потерял один кроссовок, и теперь полз в носке. Натыкаясь на ветки и кусты, запинаясь о мусор, в полной темноте, я ободрал себе все ладони, наткнулся на колючую проволоку, наступил на что-то острое, скорее всего на ржавый гвоздь. Словно пьяного меня бросало из стороны в сторону и шатало. Изо рта моего шёл пар, но наделе же мне было невыносимо жарко. Лицо и шея горели, спина не разгибалась. В очередной раз упав, споткнувшись о доски, я уже не мог найти в себе силы подняться. Будто огромный валун прижимал меня к земле, а ноги и руки парализовало.
Я не уснул, не потерял сознание. Я всё видел и слышал. Меня нашли Тихон, что с чесоткой и его подружка Алёна со свежеразбитой мордой. Я едва ли понимал, что они говорят, на своём жутком диалекте. Лишь это:
– Давай, моя-то! Ногами-то шевели! – гнусавила над ухом Алёна. А Тихон приговаривал:
– Ну ты и нажрался!
Пока я висел на их плечах, как мешок с говном, они тащили меня обратно. В сторону дома. Я не мог сказать не слова, в рту всё пересохло, а язык не ворочался, поэтому я и вправду мычал, как бухой. В голове смешалось всё. Дурацкие воспоминания, чужие лица, геометрически отвратительные деревья. Я не мог отличить ни ветхие хаты одну от другой, ни Тихона, от Алёны или от бочка с водой. От смены картинок перед глазами меня мутило. Я то выпадал во тьму, то меня ослепляли вспышки яркого света и круги, мелькавшие перед глазами.
Я пролежал на кровати до рассвета пялясь в потолок. Пытаясь вспомнить, зачем я здесь и куда собирался. В голове, казалось, гуляет только одно перекати поле. Мне не хотелось ни есть, ни пить не разговаривать. На меня напала какая-то апатия и абсолютное бессилие. Я не мог двигаться. Не волновало меня ни то, что я без связи, не то, что произошло вчера в лесу. То, что мне нужно поставить отметку о прибытии, то, что товарищи и родные сидят у телефона, слыша лишь то, что абонент не доступен. Меня раздражал солнечный свет, которого здесь и так было немного. Я чувствовал себя столетним стариком, который вот-вот заснёт в кресле, под новости и больше не проснётся. Когда скрипнула входная дверь, я даже не смог повернуться. Будто сквозь толщу воды, я слышал чужие шаги и скрип половиц. А когда я увидел лицо Антона, нависшее над собой, то едва не лишился последних скудных чувств. Оно было мертвецки бледным и прозрачным словно тонкая плёнка. Сине-зелёные вены проступали через кожу. Склеры были багровыми, из-за лопнувших капиляров, а зрачки сжались в чёрные точки. На волосах, губах, бровях и щеках запеклась кровь. Кажется, ему той ночью, больше нас досталось от той невидимой твари. В глазах помутнело от увиденного и на меня нашло полуобморочное состояние.
Ближе к вечеру, я уже не мог открыть глаза. Печку никто не топил, но мне было жарко как в бане. Лихорадка, какой у меня никогда не было.
В детстве, мать отправляла меня в школу, неважно, есть ли у меня температура, что объявили штормовое или отменили занятия младшеклассников из за морозов. В армии, я мылся холодной водой, а бывало, что в наряде на проходной, меня по пояс заносило снегом. После всех этих приключений, я заработал себе нехилый иммунитет и мог, наверное, гулять зимой в плавках и даже не чихнуть. Меня не брали новомодные свиные и птичьи гриппы. Я не мог, так нелепо подхватить простуду посреди лета. И уж тем более слечь настолько сильно.
Антон заставлял меня пить воду и клал холодную тряпку на рожу. Но мне не становилось лучше. Я перестал различать голоса. От любых запахов меня тошнило и рвало желчью. Цупсман что-то говорил мне, но я не мог вникнуть в не единое слово. Будто бы он говорил со мной на чужом языке. В дом вошёл ещё кто-то. Скорее всего Андрей. Свозь пелену жара и сонливости, я слышал, что они вели беседу на повышенных тонах. Но суть ускользала от меня.
Я вновь заснул и оказался дома. В Екатеринбурге. Ничего особенного я не делал. Бродил по своей квартире, по родным дворам. Болтал со знакомыми и незнакомцами. Заходил в привычные магазины и пивнушки, а потом мои улочки начали пустеть. Деревья осыпаться и ссыхаться, газоны вянуть. Высотки, домики, магазинчики, все здания начали уходить под землю, гнить, покрываться мхом и распадаться. Асфальт на глазах превратился в вязкую грязь. Я вернулся сюда. К этому дому. Поднялся на крыльцо и проснулся.
Я обнаружил себя на полу, совершенно голым, в позе морской звезды. В каждой ладони, на ногах, животе и груди у меня лежало по КФСке. Той дурацкой карточке, что Цупсман выиграл в карты. Вонь всё ещё преследовала меня. В горле саднило от
