Кит Маккарти - Мир, полный слез
Том посмотрел на нее с каменным выражением лица, словно напрочь забыл о том, как его изменить. «Оно как будто застыло», – подумал Айзенменгер.
– А мне хочется, – ответил мальчик.
– Нет, не хочется, – возразила Доминик.
Айзенменгер подумал, что, если рассуждать в классических терминах формальной логики, ее утверждение недостаточно основательно; Тома доводы оппонента тоже не убедили, и он попытался доказать свою правоту тем, что отшвырнул недоеденный кусок яблока и закричал:
– Терпеть не могу! От него воняет!
– Том… – предостерегающе промолвила Доминик; эта интонация выявила ее акцент, и, возможно, именно легкий галльский тремор в верхнем регистре лишил ее убедительности.
– Заткнись! – закричал мальчик.
Пришлось взяться за дело Терезе.
– Том! – громко произнесла она, заглушая протестующие восклицания разъяренной няньки. – Я не позволю тебе вести себя так с Доминик!
Она начала подниматься из-за стола, и решительное и гневное выражение ее лица еще больше усугубляло ощущение угрозы. Том, очевидно, обладавший не только храбростью, но и мудростью, мгновенно оценил ситуацию и погрузился в мрачное молчание.
– Ну же, ну же, мой маленький смельчак, – воспользовалась ситуацией Доминик и опустилась на корточки рядом с Томом. – Давай я тебе помогу.
Он позволил ей взять кусок яблока и положить ему в рот, не сводя при этом нахмуренного взгляда со своей бабки. Тереза улыбнулась и вновь обратилась к своим гостям:
– Тосты? Каша? У нас масса круп – в основном те, что нравятся Тому, но где-то есть и мюсли…
Елена высказалась в пользу свежих фруктов, а Айзенменгер предпочел мюсли, что было ошибкой, так как они оказались черствыми. Доминик помогла им сориентироваться. К тому времени, когда они сели за стол, Том уже закончил завтракать. Он оттолкнул от себя тарелку и произнес:
– Всё.
С точки зрения Айзенменгера, это было некоторым преувеличением, поскольку на тарелке еще оставалась по меньшей мере треть яблока, но Том не стал дожидаться всеобщей поддержки, с грохотом отодвинул стул и встал, не спрашивая разрешения выйти из-за стола и не вступая в прения. Елена заметила вспышку раздражения на лице Терезы.
– Почисти зубы, Том, – окликнула мальчика Доминик. – А потом пойдем гулять.
Она убрала со стола, выбросила остатки яблока в мусоропровод, установленный во внешней стене, и сложила посуду в раковину.
– Предыдущая няня была лучше, – заметила Тереза, когда Доминик вышла из кухни, вероятно, для того, чтобы проверить, почистил ли ее подопечный зубы.
– Похоже, он непростой ребенок.
– Такой же шаловливый, как любой мальчик его возраста, – взглянув на Айзенменгера, с оттенком укоризны сказала Тереза.
Айзенменгеру не удалось ответить сразу, так как в этот момент он боролся с особенно упорным бразильским орехом.
– Конечно, – наконец выдавил он из себя. – Просто думаю, столь юной и, судя по всему, неопытной девушке не так-то легко с ним справляться.
Это ходатайство о смягчении приговора не было поддержано судьей Хикман.
– Она не понимает, что с ребенком его возраста не следует вступать в дискуссии. Я говорила ей, но она… придерживается континентальных взглядов.
Хорошо еще, что она не пристрастила его к употреблению спиртных напитков и не познакомила с этим удручающим отношением французов к сексу…
– Я встретила Нелл в коридоре, – заметила Елена. – Похоже, она совершенно успокоилась.
Тереза вновь обратилась к своему тосту и мармеладу. Сначала она склоняла голову набок, а потом склевывала кусочек, как это делают птицы, запрокидывая голову назад. При этом в ее рот всякий раз попадала лишь крохотная частица пищи. Поэтому Айзенменгер решил, что когда Елена произносила это, у Терезы во рту был чересчур крупный кусок, требовавший пережевывания, ибо ответила она с большим запозданием:
– Да. Думаю, вчера она просто устала.
– А Тристан на работе? – поинтересовался Айзенменгер.
– В Лондоне. Какое-то неотложное дело.
– Наверно, работа в Коллегии отнимает у него массу времени.
– Обычно он посвящает ей два дня в неделю, иногда три или больше. Это очень неудобно, потому что в таких случаях он возвращается не раньше десяти вечера. Зато начиная с завтрашнего дня он пробудет дома до самого Нового года.
В этот момент на кухне появилась Элеонора. Она вошла поразительно легкой походкой, с прямой спиной и надменным видом. Однако стоило ей увидеть Айзенменгера и Елену, как на лице у нее появилось недоуменное, а затем почти агрессивное выражение. Но прежде чем она успела открыть рот, Тереза поспешила напомнить:
– Это Елена и ее друг Джон, мама. Помнишь? Они приехали вчера вечером.
Элеонора поочередно окидывала их подозрительным взглядом.
– Ах да, – промолвила она наконец фальшивым тоном, хотя, судя по ее лицу, так их и не вспомнила. – Да-да, – повторила она после длительной паузы, и на этот раз в ее голосе прозвучало больше уверенности. – Как ты, милочка? – подойдя к Елене, улыбнулась она. – Мы так давно не виделись.
– Ты будешь завтракать? – раздраженно перебила ее Тереза.
– Конечно! – поворачиваясь к ней, воскликнула Элеонора. – С чего бы мне не завтракать? – капризно осведомилась она, подошла к столу и села на то самое место, которое только что освободил ее правнук. – А где Тристан?
– Он сегодня работает.
– А Том?
– Чистит зубы.
Ответы Терезы, произнесенные чуть ли ни на октаву выше обычного тембра ее голоса, судя по всему, удовлетворили пожилую даму.
– Как обычно, мама? – спросила Тереза, поднимаясь со своего места.
– Естественно.
Как оказалось, обычной пищей Элеоноры была каша. Елена доела свой тост и отнесла тарелку к посудомоечной машине. Тереза засыпала в кастрюльку овсяные хлопья и залила их молоком.
– Может, мне помочь? – тихо спросила у нее Елена.
Ответом ей были свирепый взгляд и сухое «нет». Впрочем, Тереза быстро опомнилась и добавила:
– Нет, спасибо, Елена. Прости, – улыбнулась она. – Похоже, мы не слишком гостеприимны.
– Ничего, – ответила ей с улыбкой Елена. – Я думала, вы держите кухарку, – подумав, добавила она.
– Ха! Неплохо бы. – И она вновь повернулась к плите, на которой стояла каша, и принялась ее помешивать. – Миссис Каслман приходит только по особым случаям. А горничная – ее дочь. Мы не можем себе позволить пользоваться их услугами постоянно. – Она произнесла это с таким видом, словно признавалась в том, что дважды использует чайные пакетики или что ее муж испытывает нездоровую страсть к самкам домашнего скота. – Конечно, Доминик помогает, но большую часть работы приходится делать мне самой.
– А где Малькольм? – внезапно громко осведомилась Элеонора, с подозрительным видом глядя на Айзенменгера. Он ощутил легкое смущение, оттого что она продолжала сверлить его глазами.
– Наверное, работает, – не оглядываясь, бросила Тереза.
– Он не зашел ко мне вчера вечером, – проворчала Элеонора, обращаясь к Айзенменгеру, словно ожидая от него сочувствия.
– А что, обычно он это делает? – игриво осведомился он.
– Конечно. Каждый вечер. Мы с ним обсуждаем дела. Малькольм рассказывает мне о том, что произошло за день, и спрашивает моего совета, если возникают какие-нибудь проблемы.
– Добрый старый Малькольм, – ухмыльнулась Тереза, продолжая помешивать кашу. – Он справляется с ней лучше, чем любой из нас.
– Когда он вернется, передай ему, что я хочу его видеть.
– Да, мама, – вздохнула Тереза. – В основном Малькольму удается освобождать нас от хлопот, связанных с ней, – тихо добавила она, обращаясь к Елене.
Каша уже начинала густеть.
– Он и пальцем не шевельнет, пока не узнает, что я думаю, – громко заявила Элеонора, обращаясь к Айзенменгеру.
Тереза улыбнулась, сняла кастрюльку с плиты, достала из буфета тарелку и перелила в нее кашу. Елена забрала кастрюльку и залила ее холодной водой, а Тереза понесла кашу свекрови.
– Осторожно, горячая, – предупредила она, пододвигая Элеоноре молоко и сахар.
– Вы позволите? – спросил Айзенменгер, беря в руки кувшин с молоком.
С мгновение Элеонора смотрела на него с таким видом, словно ожидала какого-то подвоха, но затем милостиво кивнула:
– Благодарю вас.
– Скажите когда, – наливая молоко, попросил Айзенменгер.
– Когда! – захихикала она.
– Сахар?
– Ложечку.
– Элеонора всегда была кокеткой, – заметила Тереза, обращаясь к Елене.
– Да и Джон Айзенменгер не лучше.
И Тереза впервые за все утро расслабилась, перестала занимать оборонительную позицию и рассмеялась.
– Чем собираетесь сегодня заняться? – спросила она с искренним интересом.
– Мы еще не думали. У тебя есть какие-нибудь предложения?
