Пи Трейси - Смертельная поездка
Грейс бесшумно скользила среди хлама, осматривая каждую щель, целясь в каждую тень, которая могла скрывать врага. Обойдя весь подвал и не обнаружив ничего подозрительного, она поднялась по бетонным ступеням лестницы и махнула Энни и Шарон, чтобы они присоединялись к ней. Две женщины бежали через лужайку, пригнувшись как можно ниже к земле, – способ передвижения, характерный для военных фильмов и почти не встречающийся в реальной жизни.
Когда они все оказались внутри и закрыли за собой дверь, Энни бросилась было к старой керамической раковине на четырех ногах – попить, вымыть руки, почистить платье – кто ее знает, – но Грейс схватила ее за руку и, не говоря ни слова, показала пальцем на потолок. Наверху может кто-нибудь быть, и простой поворот крана может выдать их присутствие.
Она направилась к деревянной лестнице, заканчивающейся дверью, ведущей на первый этаж. Шарон и Энни держались позади нее, чуть не наступая ей на пятки. Наверху она остановилась, приникла ухом к двери и, затаив дыхание, долго прислушивалась, прежде чем повернуть ручку.
Дверь выходила в главный коридор дома, который шел через весь первый этаж и разделял переднюю и заднюю половины дома. Справа располагалась входная дверь, через нее некоторое время назад Грейс заглядывала в дом. Она тогда стояла на крыльце и размышляла о том, кому понадобилось перерезать все телефонные линии в этом городке.
Они беззвучно передвигались по дому, осматривали все углы, заглядывали во все ниши; зайдя в гостиную, несколько мгновений стояли перед открытым широким окном, прислушиваясь, проверяя, не грозит ли им опасность со стороны улицы. Оттуда не доносилось совершенно никаких звуков, и от этого мороз подирал по коже. «После убийства двух человек не должно быть так тихо», – подумала Грейс. На улице должны выть сирены, шуметь приехавшие на место происшествия люди. А тут ни звука, ни шороха.
На кухне, по крайней мере, они обнаружили доказательство того, что этот город обитаем: в раковине плавал еще не открытый пакет с четырьмя свиными отбивными. Подняв глаза от раковины, все трое переглянулись и удвоили осторожность, больше, чем когда-либо, не доверяя этому безмолвному городу, который, как оказалось, еще не так давно был, как все города, населен обычными людьми, размораживающими к ужину свиные отбивные.
Судя по спальне и ванной, в доме жила старая женщина: они были заполнены ворохами всяких безделушек, накапливаемых людьми за жизнь. В спальне повсюду были разложены вязанные крючком салфетки, а старая потертая плюшевая собачка – и это было несколько странно – лежала на поставленных углом подушках. Грейс подумала, что, наверное, эту игрушку старушка выиграла на ярмарочном аттракционе лет пятьдесят назад и она напоминала ей о старых добрых временах и каком-нибудь долговязом мальчишке, с которым она и пошла на эту ярмарку. Душный воздух наполнял назойливый сладкий запах дешевых духов, состарившихся в пузырьке.
Шарон села на кровать и неуверенно потянулась к телефону, стоящему на столике рядом. Она знала, что он не будет работать. Некоторые вещи люди делают вопреки всякой логике, просто повинуясь какому-то внутреннему зову.
– Вы слышали их разговор, – сказала она, положив на рычаг бесполезную трубку. – Они все мертвы. Все жители этого города мертвы. И хозяйка этого дома тоже мертва.
Грейс и Энни просто смотрели на нее. Ну да, может, это и правда, но это не значит, что это нужно вот так вываливать, тем более сейчас.
– И они не солдаты. Наши солдаты не убивают гражданских. Они не расстреливают людей на улице.
Грейс не сочла нужным напомнить ей, что такое случалось – и в этой стране, и в других. Шарон знала это не хуже любого американца, а говорила так потому, что хороших солдат и хороших полицейских связывает общая цель и даже что-то вроде боевого братства, которое всегда оставалось для Грейс лишь теоретической величиной. Она слишком долго была на другой стороне и имела понятие об этой только по отблескам в глазах Магоцци. А Энни, насколько знала Грейс, вообще не занимали подобные пустяки – она попросту не доверяла ни одному мужчине вне зависимости от того, носит он форму или нет.
– Не в первый раз это с военными случается. Сначала напортачат, разведут грязь, а потом подтирают, – сказала Энни. Она никогда не отличалась особенным тактом. – Может, это не армия, а какая-нибудь шайка буйнопомешанных с неограниченным кредитом в местном магазине, торгующим излишками военных товаров. А может, и армия. Да, в конечном итоге, какая разница? Это в любом случае не слишком приятные ребята.
Шарон прищурилась:
– Ты говоришь как потенциальная террористка. Ты и правда думаешь, что солдаты просто пришли сюда и начали всех убивать?
Энни вдруг заметила на будуарном столике с зеркалом небольшую этажерку с косметикой и сразу ею заинтересовалась. На полочках этажерки в беспорядке лежали косметические тюбики и флаконы различного назначения и стоял неожиданно ровный ряд пузырьков с лаком для ногтей всех мыслимых цветов. Энни выбрала пузырек с фиолетовым лаком с блестками и поднесла его к окну, чтобы получше рассмотреть.
– Я скажу тебе, что я думаю. Я думаю, что здесь произошло что-то непредвиденное – какая-нибудь катастрофа – и эти говнюки в камуфляже стараются сделать так, чтобы никто ничего не узнал. Их не смущает, что ради этого они убили двоих людей, и если они нас найдут, то тоже убьют, просто потому, что мы случайно забрели не туда.
Грейс смотрела на Шарон и думала, что ей это осознание дается труднее, чем им. Она хороший полицейский, как Магоцци. Для нее почти невозможно плохо думать о людях, разделяющих, по ее мнению, ее идеалы.
– Энни права в одном, – сказала Грейс. – Нам сейчас не важно, кто они и за кого играют. Нам нужно выбираться отсюда. Окрестности просто кишат этими молодчиками. Скоро они обнаружат наш «ровер», и тогда во всем городе для нас не найдется безопасного места.
– О господи, – прошептала Энни, уставясь в зеркало так, будто видела там совсем не свое отражение. – Они не только «ровер» могут найти. Мы забыли в кафе свои сумочки.
Шарон закрыла глаза.
– Боже мой.
Грейс протяжно вздохнула и выглянула из окна.
– В котором часу стемнеет?
– В полвосьмого-восемь, – незамедлительно отозвалась Энни, но Шарон покачала головой:
– Это в Миннеаполисе. Мы восточнее, и темнеет тут минут на тридцать раньше – тем более в таких лесах, как здесь.
Грейс сравнивала степени риска двух вариантов возможных действий: попытаться прорвать оцепление при дневном свете или подождать еще час до наступления темноты. Это было решение из разряда тех, от которых зависит, будешь ты жить дальше или умрешь, и ей не приходило в голову доверить его подругам или устроить голосование.
– Подождем, пока стемнеет, – сказала она. – Если позволят обстоятельства, заберем сумочки по дороге.
– А как мы выберемся из города? – спросила Шарон. – Этих ребят среди деревьев очень трудно заметить. Мы же не можем просто пойти по дороге, как три гуляльщицы.
– Будем двигаться не по дороге, а рядом с ней. Ползком, если понадобится. И не по той дороге, по которой пришли. Солдаты контролируют ту сторону города, поэтому мы пойдем в другую. Даже если они патрулируют дорогу, то не пешком, а на джипе, – мы услышим их раньше, чем они нас увидят. – Она посмотрела на Шарон: – Как тебе план?
Шарон мысленно улыбнулась. Вопрос Грейс был чистой воды проявлением вежливости, потому что Грейс Макбрайд все равно будет делать то, что сочтет целесообразным.
– Вообще-то не очень. У меня пистолет и два значка, и предполагается, что я должна преследовать негодяев, а не давать от них стрекача.
– Милочка, даже Рембо при таком раскладе не стал бы высовываться, – сказала Энни.
– Да знаю я, – отмахнулась Шарон и рассеянно погладила длинную шерсть плюшевой собаки, лежащей на подушках рядом с ней, но вдруг застыла на середине движения и нахмурилась. На ощупь шерсть была… липкой, что ли. Она наклонилась к зажатым в пальцах прядям, чтобы получше их рассмотреть, и, подняв глаза, встретилась с остекленевшим взглядом вполне дохлого йоркширского терьера. Из его приоткрытого рта вытекла какая-то кошмарная жидкость и запачкала ему шерсть на груди, как раз в том месте, где она его гладила. – Вот дерьмо, – прошептала она и вскочила с кровати, держа руку подальше от себя. – Это настоящая собака. – И бросилась в ванную комнату.
Грейс и Энни подошли к кровати, чтобы посмотреть на испугавшего Шарон пса. Издалека он был очень похож на мягкую игрушку; им пришлось наклониться поближе, чтобы получить представление о том ужасе, из-за которого Шарон впервые за день отделилась от остальных и, как ужаленная, бросилась отмывать руку.
Энни зажмурилась, когда Грейс запустила в шерсть собаки обе руки и начала ощупывать ее. Закончив осмотр, она выпрямилась.
