Записки мертвеца - Георгий Апальков
— Да не другие — просто, скажем так, иной наружности. Такие же мёртвые, такие же тупые, просто свежие и полные сил. Это — подарок нам от международных партнёров наших, по всей видимости. Не знаю. Но сам видишь, что у них и цвет кожи другой, и волосы, и разрез глаз — всё.
— В каком смысле «подарок»? Я не понимаю.
— Я тоже нифига не понимаю. Несколько дней назад повадились летать самолёты. Летали целыми косяками, как птицы перелётные, и сбрасывали какую-то муть. Сначала думали, что гуманитарка какая-то или ещё что. Но оказалось, эти птицы перелётные на нас мертвечиной гадят. Причём серийно: пачками кидают. Про цель этого мероприятия можно только гадать. Я подозреваю здесь какие-то гибридно-военные игрища.
— В смысле?
— Ну, кто у нас там на юге соседи по планете? Густонаселённые страны с тёплым климатом, в которых мертвечины — пруд пруди. Правда, и выживших там тоже больше: чисто статистически. По слухам, в некоторых странах даже какие-то органы власти остались, где-то даже армия ещё функционирует. Они-то и принимают там волевые решения а-ля «загрузить сотню контейнеров трупами и сбросить вблизи населённых пунктов северного соседа».
— Но зачем?
— Эх, Костя, Костя… А зачем люди раньше гробили друг друга в мировых войнах и локальных конфликтах? Зараза заразой, а мир-то никуда не делся: остался таким же, каким и был всё это время. Это мы тут все думаем, что всё, конец, судный день, апокалипсис, человечеству крышка, прощай, жестокий мир. А мир тем временем живёт и здравствует, и стоит на тех же гнилых столпах, на которых стоял раньше. Просто кто-то лапы вверх задрал, а кто-то свою выгоду извлекает. А выгода в данном случае простая: избавившись от своих мертвецов, избавиться и от живых в далёких северных странах, расчистив для себя жизненное пространство. Сейчас эти резвые твари, заброшенные сюда самолётами, по задумке должны тут всех перебить, а после — зима, морозы, и эти твари тут сами окоченеют, потеряв былую прыть. Затем — военная интервенция под благородным предлогом зачистки земель братского народа от замороженных трупов, и всё. Было ваше — стало наше. Короче, там долгая история, на самом деле, да и версий даже тут, у наших пацанов, несколько. Если встретимся ещё с тобой — обязательно об этом потолкуем. Сейчас о другом речь: как вытаскивать вас будем? В смысле, тебя и всех, кто в Надеждинском по домам сидит, прячется. Люди свободные у нас есть, и мы готовы хоть сейчас выдвинуться, только… Только, боюсь, нас там может оказаться мало. Судя по тому, что видно с воздуха, дела плохие. Надо большим отрядом заходить, а не силами пяти-шести человек воевать. И координировать всё надо с воздуха. Короче, нужно подключать Старкова и его людей. А это — тоже время. Понимаешь?
— Понимаю.
— Я к тому, что вам там придётся задержаться. Самое верное — просто сидеть и ждать, никуда не дёргаясь. Не думаю, что Старков откажется людей прислать: всё-таки, дело серьёзное. Если только у них самих там не творится какая-нибудь ерунда. И не окажется так, что им сейчас будет не до этого. Как-то так. Не обессудь, но придётся тебе какое-то время посидеть там взаперти. Кстати, ты там один? Как обстановка в доме вообще?
— Со мной ещё человек. Ребёнок. Обстановка — не знаю. Тут как будто бы что-то произошло перед тем, как мэр уехал. Какая-то…
— Костя!!! — взвизгнула Юля и дёрнула меня за ногу.
Я посмотрел на неё.
— Что такое?
Она не отвечала. Лицо её было бледным, глаза — круглыми от ужаса. Она смотрела в сторону входа в кабинет. Я перевёл взгляд туда же и увидел мальчишку ростом примерно с мою юную спутницу. У мальчика было перегрызено горло. С лестницы в холе второго этажа послышались шаги. Несколько пар ног топали, взбираясь наверх и, по всей видимости, то и дело запинаясь о ступеньки. Секунду спустя к мальчику с укусом на шее присоединилась девчонка лет восьми с оторванным ухом и огромной ссадиной на лбу. Вот-вот их должно было стать ещё больше. И ещё, и ещё, и ещё. Ни мальчик, ни девочка не двигались с места. Они просто стояли там и смотрели на нас своими безжизненными глазами. Почему они не атакуют? Наверное, ждут, пока подоспеют остальные. Чтобы добыча была общей. А может, они ждут, пока мы первыми предпримем что-либо. Хотят напасть тогда, когда мы бросимся бежать, и радость от охоты подластится азартом погони за дичью.
Голос Захара продолжал звучать в динамике. Он всё ещё что-то там говорил и рассказывал, но я его больше не слушал. Я посмотрел на закрытую дверь рядом со столом и решил, что это — наш единственный шанс. Если она окажется заперта, то… То остаётся только окно, в которое я вытолкну Юлю, отдав самого себя на съедение этим голодным волчатам. На то, чтобы выпрыгнуть нам вдвоём, у нас попросту не хватит времени. Господи, пусть эта треклятая дверь окажется открытой!
— Юля, давай за мной сейчас, быстро. На счёт «раз», поняла? — шёпотом сказал я.
Она никак не отреагировала.
— Пошли! — сказал я и схватил её за капюшон толстовки.
Мальчишка с перегрызенным горлом бросился к нам. Его примеру последовала безухая девочка и другие мертвечата, уже подоспевшие ко входу в кабинет. Я схватился за ручку двери и повернул её. Ручка поддалась, я толкнул дверь, и мы вместе с Юлей влетели в ту самую тайную комнату, скрывавшуюся за ней.
Тайной комнатой оказалась ванная. Огромная, просторная ванная с джакузи и белым кафелем. Едва я захлопнул за нами дверь, Юля взвизгнула: к ней, простирая вперёд окровавленные руки, бежал высокий, атлетического телосложения мужчина с аккуратной короткой стрижкой и с бешеными, полными звериной ярости глазами. Я не сразу узнал в нём Гросовского. Я вообще в нём никого не узнал: в ту секунду это была лишь огромная, стокилограммовая угроза, надвигавшаяся на девочку, которую некому больше было защитить, кроме меня. Гросовский почти добрался до Юли, но я успел оттолкнуть его и прижать к стене. Всё происходило быстро. У меня не было времени, чтобы правильно схватить его, не подвергая самого себя опасности. И я сам — фактически сам — подставил своё запястье под его зубы.
Вдруг — боль. Жгучая и одновременно сдавливающая руку боль, от которой из глаз полетели искры, в полёте превращавшиеся в маленькие белые точки, хаотично перемешивавшиеся между собой и застилавшие взор ярким светом. Ужас охватил меня с головой, едва
