Джон Харви - Ты плоть, ты кровь моя
Доналд прижал ладонь ко рту, дергая зубами розовый заусенец возле ногтя большого пальца.
– Если эта шумиха не приобретет общенациональный характер – а я не вижу причин, почему она может принять такой размах, – у нас нет оснований опасаться, что кто-то узнает. Но на твоем месте я бы с большой осторожностью выбирала себе собеседников. Вообще поменьше рассказывай о своих прежних делах, на всякий случай. Понятно?
Быстрый кивок в ответ.
Пам сложила свои бумаги и убрала дело в папку.
– Тогда через неделю жду тебя у себя в кабинете, Шейн. В одиннадцать тридцать. Адрес указан на моей карточке.
Когда Доналд вышел, Гриббенс все еще ошивался в коридоре. Покончив с этой беседой, Пам хотела поговорить с ним еще о некоторых здешних обитателях, а потом можно будет ехать прямо домой. Перекусить быстренько и обратно в офис – там у них будет совещание по поводу одного воришки-рецидивиста, которому впаяли два года. Согласившись когда-то делить квартирку в Хебдене с принципиальной противницей курения, Пам пошла на это в надежде и самой бросить курить. Пачка «Мальборо лайт» в бардачке «тойоты» предназначалась именно для таких чрезвычайных ситуаций. Проехав с четверть мили, Пам съехала с шоссе, выключила двигатель, опустила стекло передней дверцы и закурила сигарету, первую за почти два месяца. Больше всего в связи с этой беседой ее тревожило отнюдь не то, что Шейн Доналд по большей части избегал смотреть ей в глаза, а то, что единственный раз, когда его глаза остановились на ее лице, рот его скривился в ухмылке.
13
Преступления против детей, как было известно Элдеру, по большей части совершаются в самой семье. Дядя. Отчим или мачеха. Отец или мать. Тревора Блэклока допрашивали шесть раз в течение недели. У кого-то возникли некоторые подозрения, чисто инстинктивные, но Блэклоку так никогда и не было предъявлено никакого обвинения.
Дом стоял на небольшом участке в форме полумесяца, это был район новой застройки на западной окраине Тамуэрта – гаражи, лужайки перед домами. Дом был, что называется, «полуотдельный», то есть половина двухквартирного дома. Клумба с розами возле ограды выглядела хорошо ухоженной; в вазонах по обе стороны от входной двери росла герань, белая и разных оттенков красного. Элдер позвонил Блэклоку накануне вечером и услышал в качестве приветствия резкое, отрывистое «хелло!». При первом же упоминании имени Сьюзен в трубке раздались гудки отбоя. Когда Элдер через несколько секунд снова набрал номер, телефон уже был отключен.
Сейчас, в одиннадцатом часу, по расчетам Элдера, Блэклок уже должен был быть на работе; ворота гаража наполовину распахнуты, машины внутри не видно. Вдоль одной стены аккуратно расставлены банки с краской, на другой – развешаны разные садовые инструменты. Во многих владениях в округе, подумал Элдер, они, наверное, уже давно в работе.
В одном из фасадных окон мелькнуло женское лицо.
Элдер подошел ко входу и нажал на кнопку звонка.
Открывшая дверь женщина оказалась маленькой и тоненькой, похожей на птичку, тридцати с небольшим, с шапкой черных волос и карими испуганными глазами.
– Полагаю, Тревора я уже не застал? – спросил Элдер.
– Не застали. Он уже два часа как уехал, даже больше.
– Он, значит, не любитель поваляться по утрам.
Она чуть улыбнулась:
– Нет у него такой возможности. Если он не приедет в гараж к восьми, они нам телефон оборвут.
– Жаль, – сказал Элдер. – Я заехал по пути, думал, может, застану.
– Вы его приятель?
– Скорее приятель Хелен.
– Хелен? – переспросила она. – Ах да. Да-да, понятно.
– Ладно, я ведь могу ему и на работу позвонить. Просто передать привет.
– Знаете, Тревор уже давно практически не поддерживает никаких связей с Хелен…
– Да, я знаю. Глупо, не правда ли? Если вы дадите мне его номер, я, пожалуй, поеду.
Уже уходя, Элдер заметил детский велосипед, прислоненный к стене в коридоре.
Демонстрационный зал занимал почти весь фасад здания – сверкающие новенькие машины, мужчины в блестящих костюмах, патрулирующие свободное пространство между ними; цветы с блестящими листьями в горшках. Приемная располагалась сбоку – чуть закругленный стол, за которым сидела хрупкая блондинка и оживленно болтала по телефону, одновременно стуча свободной рукой по клавиатуре компьютера.
Элдер дождался, пока она, с выражением явного неудовольствия на личике, положит трубку на аппарат.
– Некоторые, – заявила она ему, – ждут от тебя прямо-таки чудес!
Телефон тут же зазвонил снова, и она нажала кнопку режима ожидания.
– Мне нужен Тревор Блэклок, – сказал Элдер. – Где мне его найти?
– Отдел запчастей. Вон в ту дверь, потом обойдите первый ряд, и он будет справа от вас. – Розовый ноготок указал ему направление.
На стене в рамке висела грамота: Тревор Блэклок занял первое место в общенациональном конкурсе на звание лучшего менеджера по обеспечению запчастями, организованном учебным центром компании среди всех ее отделений. Сам Блэклок стоял за прилавком, в желтой рубашке с короткими рукавами, табличка с фамилией над нагрудным карманом, чтобы никто не сомневался. Ему лет пятьдесят, решил Элдер, ну, может, пятьдесят два; они были одного возраста.
– Да, сэр? – спросил Блэклок. – Чем могу быть полезен?
Пальцы его левой руки лежали на клавиатуре компьютера, готовые начать поиск нужной детали.
– Я хотел бы задать вам несколько вопросов, – сказал Элдер. – О Сьюзен.
Блэклок отступил на шаг, обе руки вцепились в прилавок.
– Как это, черт побери, вы сюда попали? Откуда вы узнали, где меня найти?
– Это не имеет значения.
– Имеет!
– Ну хорошо. Я просто спросил. Спросил у вашей жены. Или сожительницы. Или кто она вам…
– Вы не имели права…
– Послушайте, мне совершенно непонятно, отчего вы так завелись. Я отниму у вас всего десять минут, вот и все.
– Нет!
– Почему?
– Потому что вы не имеете никакого права!
– Послушайте, – повторил Элдер ровным и негромким голосом, стараясь взять ситуацию под контроль, – я не репортер. И не из полиции.
– Я знаю, кто вы такой.
– То есть вы знаете, что я занимался расследованием, когда Сьюзен пропала.
– Я знаю, что вы нам лгали!
– Сознательно – никогда.
– Вы же сами сказали, я ее найду!
– Да, я помню.
– И что из этого? Нашли? Черта с два! Вы поэтому теперь сюда явились?
– Нет.
– Тогда убирайтесь к черту и оставьте меня в покое! Мне нечего вам сказать.
Вошел механик – ему нужны были передние тормозные колодки; потом клиент потребовал заменить «дворники» на его новеньком «воксхолл-корсе». Элдер повернулся и пошел прочь.
Вечером он сделал еще одну попытку. Шестичасовые «Новости» к этому времени должны были подходить к концу, ужин, по всей вероятности, уже стоит возле микроволновки или разогревается на плите.
Двери ему открыла жена Тревора, теперь она была очень деловая и быстрая. На руках там и сям – следы муки.
– Моему мужу нечего вам сообщить…
Тут он и сам появился, встал позади нее, уже не в рабочей рубашке, а в симпатичной ковбойке; и ничего симпатичного на лице – рот сжат, в глазах жесткое выражение.
– Тревор всю жизнь будет помнить, что случилось с его дочерью много лет назад. Но это было в другой жизни. Теперь его жизнь здесь, с нами. Надеюсь, вы в состоянии это понять.
Звучало это как заранее заготовленное заявление, как пресс-релиз. И словно подводя черту подо всем происшедшим, как в хорошо срежиссированной новостной программе, в дверях между ними появилась девочка лет семи-восьми, точная копия матери.
– Дейзи, – сказала женщина, – ступай в дом.
Вместо этого девочка прижалась к Блэклоку, и его рука, чисто автоматическим жестом, легла ей на голову и погладила по волосам.
Они так и стояли там, пока Элдер залезал в свою машину, поворачивал ключ в замке зажигания, включал передачу и разворачивался.
14
– На нейтральной территории, значит, – заметила Морин Прайор, когда Элдер позвонил ей и предложил встретиться в «Арборетуме», городском парке, который занимал весь центр Ноттингема, от восточной границы общественного кладбища до шоссе на Мансфилд.
Однако первым, с кем встретился Элдер, оказалась не Морин, а Чарли Резник, инспектор уголовного отдела полиции. Сунув руки в карманы бесформенного бежевого плаща, который он носил в любую погоду, Резник шел по парку мимо круглой эстрады, направляясь к выходу на Уоверли-стрит. Оттуда он легко мог добраться пешком через кладбище до Каннинг-серкус и офиса своего уголовного отдела.
– Чарли!
– А, Фрэнк!
Они были примерно одного роста, на дюйм-два выше шести футов, но Резник потяжелее на добрых полтора стоуна.[11]