Записки мертвеца - Георгий Апальков
— А что там такого было, в первые дни, товарищ капитан?
— Да много чего. За нарушение дисциплины — расстрел, за то, что уснул в наряде — расстрел, за пьянку, мародёрство и всякое такое бесчинство — расстрел командира. За одного дезертира — каждого седьмого в подразделении в расход. Это всё поначалу, когда людей море было, вместе с охранниками из его же конторы и вместе с ментами, которые не разбежались и не попрятались. Жёсткая дисциплина нужна была тогда, но Старков палку перегибал. Потому и побежал народ после того, как из города отступили. Сначала в никуда бежали, а потом, как слушок прошёл, что мэр Гросовский в деревне на своей даче закрепился, так стали целенаправленно к нему уходить. После этого всего командир тактику поменял: роту штрафников сделал, и в целом как-то хватку ослабил. Но, как видишь, и это тоже не сработало. Иначе бы мы с тобой сейчас к чёрту на рога не ехали.
— Я там вырос, в том районе, товарищ капитан.
— На чёртовы рога обиделся? Не обижайся. Это ж факты, а я так, озвучиваю просто.
— Вы сами-то откуда? — усмехнувшись, сказал я. Мне нравилась тональность нашего разговора: вместе с формой мы сняли и наши знаки различия, став теперь просто двумя обычными гражданскими людьми, едущими на роскошной тачке по разорённому эпидемией городу. Просто один из нас был чуть постарше, а другой — моложе.
— Жил там же, где и служил: в городке-спутнике на юге. А родом вообще из деревеньки небольшой: километров пятьдесят по трассе после Юго-западного моста.
— Это тот же мост, после которого трасса на Надеждинское и Знаменское?
— Нет, это восточный. Юго-западный — дальше, по пути к городу с АЭС.
— Никогда там не бывал, — пожал плечами я, так и не поняв, о чём идёт речь.
— Может, и побываешь ещё. Вся жизнь впереди. Даст бог, на следующий год всё более-менее на ноги встанет. Мертвяков вычистим, бандам руки заломим. Будешь ещё с девчонкой своей на такой же тачке рассекать по улицам и не бояться, что кто-то на тебя выпрыгнет. Демобилизуешься, правда, ещё не скоро: в городе надо будет и порядок поддерживать, и за периметром следить — люди нужны будут. Но хоть не как гражданский человек, а как военнослужащий — всё равно поездишь. Может, и в звании к тому времени подрастёшь.
Рассказ капитана звучал как сказка, которой не суждено было претвориться в жизнь. И всё же, думать о том, что когда-нибудь война с мертвецами и впрямь может остаться позади, было приятно.
Вскоре мы проехали последний блокпост. Он состоял из двух фур, заграждавших все полосы тракта, и двух солдат, нёсших службу в здешнем патруле. Опасная работёнка. Но солдаты, по всей видимости, не жаловались: автономное существование вдали от центра принятия решений их ничуть не тяготило. Прежде чем патрульные связались со своим начальником, капитан Смирнов связался напрямую со Старковым, и тот потребовал нас пропустить. Солдаты отогнали одну из фур, и мы выехали с контролируемой военными части города. Отсюда до Радуги оставалось совсем недалеко.
— Почему эти штрафники раньше не сбежали? Их же уже посылали сюда на задачи, — спросил я, больше размышляя вслух, чем надеясь услышать ответ.
— Они без поддержки ходили, наверное. А тут им машины дали. Выжидали момент, видимо. Хотя, может, мы ещё зря о них плохо думаем.
Дальше блокпоста тракт полнился искорёженными автомобилями и кусками тел, которые ночами заметал уже начавший ложиться на землю снег. Опасности эти тела не представляли: все они совершенно точно были мертвы. Единственное, из-за чего стоило переживать — это из-за скользкой дороги и отсутствия у нас зимней резины. Капитан сбавил скорость, чтобы мы ненароком не угодили в аварию.
Через время я начал узнавать места, которыми мы с Лёхой пробирались к спорткомплексу. Пробка, образовавшаяся на шоссе, была по-прежнему на месте. Всё те же машины: где-то открытые, где-то — с выбитыми стёклами. Всё те же трупы, застывшие теперь на месте и если и реагировавшие на нас, то очень запоздало. Я посоветовал капитану двигаться по левой стороне. Он так и поступил. Мы проехали заворот на улицу Северную, затем проехали автосалон, в который когда-то планировали с Лёхой заглянуть, если не найдём машину на шоссе, и в конце концов мы остановились возле поворота на спорткомплекс. Никаких следов пропавшей группы мы к тому моменту не обнаружили.
— Ну, проводник, веди, — сказал капитан, когда мы вышли из машины. С ним был его пистолет. Со мной — автомат и несколько запасных магазинов в куртке. Судя по всему, стрелять в случае чего пришлось бы мне, поэтому я изрядно волновался, боясь при случае всё запороть и не оправдать надежд, возложенных на мою меткость и скорость реакции. Впрочем, выбора у меня не было: я должен был держать себя в руках и должен был поражать цели безупречно, если возникнет такая необходимость.
Мы вышли на тропу, ведущую к спорткомплексу, прошли немного и миновали будку, в которой раньше сидел караульный с разряженным автоматом.
— Мы на месте, та-щ полковник. Пока — никаких признаков жизни, — доложился капитан.
— Понял. Держи в курсе.
Мы достигли здания спорткомплекса Северный, и там тоже всё было тихо. Не похоже было, что внутри кто-то есть. Но зайти нам всё равно было необходимо.
— Ухо востро, малой, — давал последние наставления капитан перед тем, как открыть главную дверь, — Не забывай сначала выманивать их из-за углов шумом и только потом уже заходить или в поворот коридора вписываться. Разделяться не будем: опасно. Вместе обходим все этажи и все помещения.
— Понял.
Внутри было холодно, темно и тихо. Мы прошли первыми коридорами и направились прямиком в спортивный зал, где раньше располагались спальные места детей. Зал был пуст. Койки по-прежнему стояли на своих местах, аккуратно расправленные и выровненные друг относительно друга. Но людей не было.
— Следов беспорядка нет, — снова доложился капитан, — Те, кто тут находился, скорее всего, снялись и ушли. Ничего необычного не наблюдаем.
— Проверьте все этажи, — распорядился полковник.
— Сделаем.
На неспешный осмотр каждого закоулка огромного здания у нас ушло не меньше получаса. Я снова побывал в кабинете с параматорами и там рассказал капитану о том, какая это славная находка для нынешнего времени: времени, когда улицы городов наводняют трупы.
— А ведь и правда — вещь, — сказал на это он, — Можно
