Люсиль Флетчер - «Алло, вы ошиблись номером…»

Салли! Салли упоминала о маклерской конторе. И об этом Фримене, или как там его, который жалел Генри, что у него большие убытки. Это не может быть совпадением. Это Эванс не придумал. И вообще весь рассказ его становится все более логичным, пугающе логичным…

— Все это было настоящим шоком для меня, миссис Стивенсон, я видел теперь, что мне не освободиться. Уязвленное самолюбие мистера Стивенсона вынуждало его предпринимать все новые и новые попытки восполнить убытки. Когда я высказал предположение, что, может быть, ему лучше остановиться и просто подкопить денег, пока наш бизнес в таком блестящем состоянии, он бросил на меня хорошо знакомый мне взгляд, выражающий холодное презрение, и посоветовал держать свое мнение при себе. Я спросил его однажды:

— Мистер Стивенсон, зачем вам играть на бирже? Ведь шансы получить там существенные прибыли явно незначительны в сравнении с нашим бизнесом.

— Вы знаете, что мне нужны деньги, — ответил он. — И не просто деньги, а такие, которые я смогу тратить открыто, на которые я смогу купить уважение к себе. Мне нужно много денег, и я не хочу ждать их до конца жизни. Ну как я могу объяснить, откуда у меня эти грязные деньги? Никак! Все, что я могу, это попытаться с их помощью пробиться к чему-то более респектабельному. И вот я играю на бирже. Когда я попаду в яблочко, никто не узнает, чего мне это стоило. Я могу сказать, что сэкономил из тех грошей, которые старик Котерелл платил мне за то, что я просиживал штаны. И когда они это проглотят, пожалуйста: я богатый, респектабельный, удачливый предприниматель. И вот тогда я смогу сказать Котереллу, что ему делать с этой его вице-президентской должностью.

Мистер Стивенсон, как видите, был полон тщеславия. Ему хотелось, чтобы его уважали, и это было вполне естественно, только другой на его месте постарался бы честно работать, чтобы достичь своей цели, в то время как мистер Стивенсон хотел достичь цели не работая.

Я могу свободно рассуждать о недостатке моральных качеств у мистера Стивенсона потому, что мне все-таки удалось выбраться из его кабалы. Я больше не принадлежу ему. Я не оправдываю себя, но то была слабость старого, потерявшего надежду человека, подвергнутого сильному искушению. А ваш муж являет собой комбинацию нездорового ума и сильного, прекрасного тела. Иными словами, я дурной человек, он — опасный…

Мистер Стивенсон предпринимал новые усилия, чтобы улучшить нашу торговлю, не замечая, что вся эта история вступила в завершающую стадию.

Месяц назад к нам явился гость.

— Однажды вечером я должен был встретиться с мистером Стивенсоном на Данхэм-террас. Я добирался паромом через Манхэттен и из-за тумана на реке несколько задержался.

Когда я вошел в дом, мистер Стивенсон сидел на одном из расшатанных стульев, составлявших меблировку. На столе стояла керосиновая лампа, и в ее свете я ясно видел его лицо. Оно было белым как бумага, и опять эта его странная улыбка. Он посмотрел на меня, потом в угол — за дверь, которую я все еще держал открытой. Я закрыл дверь и тут увидел, что в углу, верхом на кухонном стуле, положив руки на его спинку, кто-то сидит. В тусклом свете лампы я не мог хорошо разглядеть этого человека. Но я точно знал, что никогда прежде его не видел. Такой невысокий, тощий, напомаженные черные волосы так и сияли от света лампы. Он смотрел на меня. Несколько мгновений в комнате стояла тишина. Потом этот маленький человек повернул голову к мистеру Стивенсону и спросил:

— Он?

— Он, — сказал мистер Стивенсон и говорит мне: — Эванс, знакомьтесь. Наш старый друг Морано.

— Садитесь, — буркнул мне Морано.

Я сел. С облегчением, должен сказать, потому что эта нежданная встреча плохо подействовала мне на нервы.

— Морано недоволен нами, — сказал мистер Стивенсон. — Ему больно думать, что мы вывели его из правления.

Я с беспокойством взглянул на Морано — посмотреть, какой эффект произвела на него эта колкость. Но, если она его как-то и задела, то это было совершенно незаметно. Он сидел молча, ожидая, пока мистер Стивенсон закончит.

— Я сейчас сообщил мистеру Морано, что мы не можем принять к рассмотрению его заявление о восстановлении в должности, — продолжал мистер Стивенсон. — Он как раз собирался прокомментировать это сообщение, когда вы вошли.

Мистер Стивенсон наморщил губы и посмотрел на Морано с показной вежливостью. Несколько мгновений тот молчал, словно решая что-то про себя, а потом начал говорить. Слова звучали несколько невнятно, тем не менее я уверен, и мистер Стивенсон, и я поняли все.

— Спускайся-ка с небес на землю, — сказал он. — Может, не так уж это смешно. Может, если ты заткнешься и послушаешь немного, то поймешь что-нибудь. Даже очень умный джентльмен вроде тебя может иногда кое-что понять. Кое-что — вроде того, например, как унести ноги.

Морано помолчал немного и продолжил:

— Ты как себе представляешь этот бизнес? Как бакалейную торговлю? Каждый может открыть лавку? Каждый может просто взять да и начать дело? Это что, так тебе свои распрекрасные мозги подсказали, как и то, чтобы продать меня? Ты что, думал, я не догадаюсь присмотреть за тобой?

— Очко в вашу пользу, — сказал мистер Стивенсон. — Я недооценил вас.

— Это не все, что ты недооценил, — резко сказал Морано. — Если бы не я, ты бы вряд ли был жив сейчас. Каждая шайка в нашем бизнесе знает, что ты делаешь. Или ты думал, что они не знают? Да они бы тебя растоптали, как козявку, если бы только могли вычислить, как добраться до профессора. Вот кто им нужен! Как только он оказался бы в их руках и порошок стал бы сыпаться прямо к ним, кое-что случилось бы с тобой, Стивенсон. Кое-что очень неприятное. Но я присмотрел за этим. У меня много друзей. И они оставили тебя в покое, конечно, за небольшую долю в деле.

Мистер Стивенсон уже не улыбался.

— Не думаю, что это нам интересно, — сказал он. — Мы обойдемся без вашей помощи, Морано. Вы получили свое в Чикаго. Полагаю, с вас хватит.

— А вот и не хватит, — сказал Морано. — Ты сильно глупишь сейчас, Стивенсон. Не думаю, что у тебя вообще есть выбор в этой сделке. Похоже, у тебя нет никакого выбора. Так вот, либо я вхожу в дело, либо об этом домике кое-кто узнает. Вот и все. Я вхожу в дело — сейчас! Или никакого дела вообще не будет.

Мистер Стивенсон вскочил со стула.

— Вы не сделаете этого, Морано. Вы побоитесь. Вы же сами работали с нами в Чикаго. Пойдете на дно вместе с нами!

— Не-а, — сказал Морано. — Никто меня не тронет. Ни у кого ничего нет на меня. Я в жизни вас никогда не видел, ребята. Понятно? Больше того, кое-кому будет очень приятно узнать, что зять старика Котерелла впутался в торговлю наркотиками. Такая информация обеспечивает хорошую защиту.

И тут мистер Стивенсон, лилово-красный от ярости, бросился на Морано. Он ударил Морано прямо в лицо, довольно сильно — так, что тот чуть не упал. А мистер Стивенсон схватил его за горло, и оба они упали на пол. Я не сомневаюсь, что он убил бы Морано, так сказать, в честном бою. Но там, где дело касалось Морано, трудно было рассчитывать на честность. Как только они покатились по полу, дверь открылась, в комнату влетели двое, типичные головорезы, и через мгновенье мистер Стивенсон стоял, крепко схваченный ими за руки. Я боялся, что они изобьют мистера Стивенсона до полусмерти, но Морано сказал, все еще сидя на полу:

— Отпустите его, ребята. Не надо оставлять на нем метки, я не хочу, чтобы ему пришлось что-то кому-то объяснять.

Морано встал, отряхнул свой опрятный костюм, поправил галстук. Достал из кармана расческу и тщательно восстановил сверкающее совершенство своих черных волос. Потом сказал:

— Посадите его на этот стул — и мотайте отсюда.

Они подтолкнули мистера Стивенсона к столу и вышли. Я заметил, что один из них еще пошарил рукой по одежде мистера Стивенсона — проверил, нет ли у него оружия, наверное. Мистер Стивенсон сел, а Морано остановился перед мистером Стивенсоном:

— Понял теперь, как надо себя вести?

Мистер Стивенсон угрюмо кивнул.

— Ну и ладненько, — говорит Морано. — Теперь мы понимаем друг друга. Нет надобности рвать друг другу волосы. Ты будешь делать, что я скажу. Это относится и к профессору тоже. С этого момента всем заведением командую я. Мы делим выручку пополам: половину мне, половину вам на двоих. Не такие выгодные условия для вас, как раньше, но у меня были большие издержки.

— Это несправедливо, — сказал мистер Стивенсон тихо и не очень-то решительно.

— Это справедливо, — сказал Морано. — Это очень справедливо, потому что я так говорю. Если тебе не нравится, можешь вообще выйти из дела, профессору достанется больше.

Я думаю, мистера Стивенсона никогда так не унижали. Но он молчал. А Морано продолжал:

— Значит, мы продолжаем работать. Но до этого надо урегулировать одно дельце. Маленькое дельце о ста тысячах.