Джеффри Арчер - Узник крови (в сокращении)
— Ага, — согласился Большой Эл. — Я рассказал трибуналу, как оно было по правде, но все равно поверили Нику, а не мне.
— И поэтому тебе предъявили обвинение в непредумышленном убийстве.
— Ага, и впаяли десятку, а не двадцать лет, как за умышленное.
— Ник много пишет о твоей отваге и как ты спас полвзвода и его самого в Афганистане.
— Он преувеличивает.
— Это не в его духе, — возразил Дэнни, — но объясняет, почему он захотел взять на себя часть твоей вины.
— Я рассказал трибуналу всю правду, — повторил Большой Эл, — но Ника все равно лишили офицерского звания и приговорили к восьми годам за нерадивое отношение к служебным обязанностям. Думаешь, я хоть на день забываю, чем он ради меня пожертвовал? Но одну вещь я твердо знаю: он бы хотел, чтоб ты занял его место.
— Почему ты так в этом уверен?
— А ты почитай дальше, друг Дэнни, почитай.
— Что-то в этой истории не так, — заметил Паско.
— Что вы хотите сказать? — спросил начальник тюрьмы. — Вы не хуже моего знаете, что долгосрочники не так уж редко кончают с собой через несколько дней после отклонения апелляции.
— Да, но Картрайт не стал бы.
— Теперь нам даже не догадаться, что творилось у него в голове, — возразил начальник тюрьмы. — Не забудьте, он разнес камеру и попал в изолятор. И еще отказался от свиданий с невестой и собственным ребенком.
— Верно. Но на простое совпадение не очень походит — ведь это случилось всего через несколько дней после того, как Лич пригрозил с ним разделаться.
— Вы сами писали в рапорте, что они не вступали в контакт.
Паско утвердительно кивнул, но признался:
— И все-таки я нутром чую…
— Если хотите, чтоб я начал дознание по всей форме, Рэй, представьте какие-нибудь факты, одного нутра мало. И нас первым делом спросят, почему, зная об угрозах Лича, мы в тот же день не предложили перевести Картрайта в другую тюрьму.
Пейн показывал клиенту квартиру на крыше в Мейфэре, когда его мобильный телефон подал голос. На экране высветилось «Спенсер», Пейн извинился и прошел в соседнюю комнату.
— Хорошие новости, — сообщил Крейг. — Картрайт мертв. Заметка в «Ивнинг стандард» на семнадцатой странице. Самоубийство. Так что наши проблемы кончились.
— Едва ли, ведь пленка по-прежнему существует, — напомнил Пейн.
— Кому теперь интересно, что там один мертвец рассказал про другого.
Дверь камеры открылась, и в нее вошел Паско. Он какое-то время молча изучал Дэнни взглядом. Дэнни поднял глаза от дневника Ника.
— Значит, так, ребята, быстренько ешьте — и за работу. Кстати, Монкриф, я сожалею о вашем друге Картрайте. Лично я всегда считал его невиновным.
Дэнни пытался придумать подходящий ответ, но Паско уже открывал соседнюю камеру.
— Он знает, — произнес вполголоса Большой Эл.
— Тогда нам крышка, — ответил Дэнни.
— Не скажи. Он почему-то согласился с версией самоубийства. Кстати, что заставило тебя принять мое предложение?
Дэнни взял в руки дневник, полистал назад и прочитал вслух: «Если б я мог поменяться с Дэнни местами, я бы поменялся. Он заслуживает свободу много больше, чем я».
Отец О’Коннор воздел правую руку и сотворил знак креста. Стоя в дальнем конце кладбища, Дэнни изо всех сил старался не привлекать внимания к своей особе.
Начальник тюрьмы удовлетворил просьбу Ника отпустить его на похороны Дэнни Картрайта в Сент-Мэри-ле-Боу. Начальник напомнил Монкрифу: хотя тому остается до освобождения всего пять недель, его, не отходя ни на шаг, будут сопровождать двое надзирателей. Если же он нарушит хотя бы один из наложенных на него запретов, то начальник без колебаний предложит комиссии отменить решение о его досрочном освобождении.
Дэнни вздохнул с облегчением, обнаружив, что одежда Ника сидит на нем, словно пошитая на заказ. Он в жизни не надевал шляпы, но она давала то преимущество, что прикрывала лицо от любопытных взглядов.
На похороны пришло больше народа, чем он ожидал. Его мать выглядела бледной и измученной, Бет сильно похудела, и только дочка, малышка Кристи, не понимала происходящего и тихо играла у материнских колен.
Дэнни был тронут, увидев отца Бет — тот, склонив голову, стоял рядом с дочерью — и, позади родных, высокую стройную фигуру Алекса Редмэйна: черный костюм, поджатые губы, лицо дышит затаенным гневом. Дэнни вдруг ощутил вину за то, что после отклонения апелляции не отвечал на письма Редмэйна.
Отец О’Коннор произнес прощальную речь, окропил пространство вокруг могилы святой водой и провозгласил, когда гроб опустили в яму:
— Господи, даруй Дэнни вечный покой.
Каждую свободную минуту Дэнни брал в руки дневник Ника, читал и перечитывал его до тех пор, пока не понял, что знает о Нике все, что можно было узнать.
Большой Эл, пять лет прослуживший под началом у Ника, в свою очередь научил Дэнни кое-чему полезному. Например, тому, как вести себя при случайной встрече с офицером Камероновского хайлендского полка или как за тридцать шагов распознать полковой галстук. Они до бесконечности обсуждали, что сделал бы Ник первым делом после выхода из тюрьмы.
— Прямиком рванул бы в Шотландию, — сказал Большой Эл.
— Но у меня будет всего сорок пять фунтов да железнодорожный талон.
— Ников семейный поверенный мистер Манро обо всем позаботится. Только не забудь — когда он встретится с тобой в первый раз…
— Во второй.
— …он провел с Ником всего час после похорон его батюшки и будет настроен на встречу с сэром Николасом Монкрифом, а не с каким-то там незнакомцем. Труднее решить, что делать потом.
— Я сразу вернусь в Лондон, — сказал Ник.
— А что будешь делать в Лондоне?
— Одно-то уж точно. Я не успокоюсь, пока не отомщу тем, чье вранье погубило мне жизнь.
— Вроде того француза, про которого ты рассказывал, как там его?
— Эдмон Дантес, — ответил Дэнни.
— Думаешь их убить?
— Нет, их участь, по словам Дюма, должна быть хуже смерти.
— Может, к ним стоит добавить и Лича, — сказал Большой Эл.
— Лича? На кой черт он мне сдался?
— На такой, что Ника, я прикидываю, прикончил Лич. Я все время сам себя спрашиваю: с чего было Нику накладывать на себя руки за шесть недель до освобождения?
— Но с какой стати Личу было убивать Ника?
— Я так думаю: не Ник был ему нужен. Не забудь, когда он пошел в душ, его часы, кольцо и серебряная цепочка были на тебе.
— Значит…
— Значит, Лич не того убил. Будь уверен, Крейг не стал бы платить не за ту пленку.
Дэнни постарался отогнать от себя мысль о том, что, возможно, стал невольным виновником смерти Ника.
— Да ты не бери на сердце, Ник. Как только выйдешь, я устрою Личу эту самую участь хуже смерти.
Паско ввел его в кабинет начальника тюрьмы.
— Зачем вы хотели меня видеть, Монкриф? — спросил начальник.
— По одному деликатному делу касательно Большого Эла.
— Который, насколько я помню, был старшим сержантом в вашем взводе?
— Да, сэр. Поэтому я как бы за него отвечаю. Я случайно услышал, как Большой Эл и Лич громко ссорились. Я, возможно, преувеличиваю и, пока я здесь, уверен, что сумею держать ситуацию под контролем, но, случись что с Большим Элом после моего отбытия, я буду чувствовать себя виноватым.
— Спасибо за предупреждение, — сказал начальник тюрьмы.
— Сколько осталось Монкрифу? — спросил начальник, когда Дэнни закрыл за собой дверь.
— Десять дней, сэр, — ответил Паско.
— Значит, нужно поторопиться, если мы хотим сплавить Лича куда подальше.
— Есть и другая возможность, сэр, — сказал Паско.
Хьюго Монкриф постучал ложечкой по скорлупе сваренного вкрутую яйца. Проблема не давала ему покоя. Он перебрал утреннюю почту и нашел искомое — письмо от своего поверенного Десмонда Гэлбрейта.
Гэлбрейт подтверждал, что после похорон Ангуса Монкрифа племянник Хьюго, сэр Николас, имел встречу со своим поверенным Фрейзером Манро. На другой день Манро позвонил Гэлбрейту и ни словом не обмолвился о двух закладных. Из этого Гэлбрейт сделал вывод, что сэр Николас не собирается оспаривать право Хьюго на два миллиона фунтов стерлингов, полученных под заклад двух принадлежавших его деду домов.
Хьюго ухмыльнулся. Его брат Ангус, оставив свой полк, пристрастился к односолодовому виски и под конец жизни с готовностью подписывал едва ли не любой документ, что ему подсовывали: сначала закладную на лондонский дом, в котором редко бывал, потом — на поместье, которое, как внушил ему Хьюго, требовалось срочно привести в порядок. Хьюго уговорил его отказаться от услуг Фрейзера Манро, каковой, по мнению Хьюго, имел на брата слишком большое влияние, и передать ведение семейных дел Десмонду Гэлбрейту.
