Джон Кейз - Танец духов
С инженерной точки зрения — обалденное строение. Из брошюрки в отеле Уилсон вычитал, что это остатки древнеримского святилища, центром которого являлся исполинский храм Юпитера. Одно его основание было таким огромным, что на него ушло больше камня, чем на самую высоченную пирамиду в Эль-Гизе.
От храма мало что осталось. Пятьдесят колонн лежали вкривь и вкось в высокой траве — словно каменный лес, поваленный прихотливой бурей.
Римляне называли свой город Гелиополь — Город Солнца. Согласно брошюре для туристов, именно тут, на пути в Дамаск произошло чудесное обращение гонителя христиан Савла в апостола Павла. Уилсон поначалу даже шарил глазами в поисках какой-нибудь мемориальной доски у дороги — типа «Здесь произошло явление Христа будущему апостолу Павлу». Нет, только большой рекламный щит с афишей предстоящего ежегодного Летнего музыкального фестиваля на руинах Гелиополя. Ожидали приезда Бьорк и Стинга.
Просторный склад, где Уилсон маялся по сигарете, доходя в бензинных парах, некогда был заводиком по производству панелей для сборных домов. Теперь оборудование ржавело, в оконные проемы задувал ветер. Бывший заводик находился в стороне от города, в тенистой лощине. За его толстыми стенами было почти холодно. Потеплее только там, где работали сварщики.
Гашиш, который сейчас паковали, был местный, выращенный в окрестностях Баальбека под заботливым призором большого чина из министерства обороны — дружка Хакима. Трудились споро, конвейерным способом. Но правильная «обработка» доброй тонны этого продукта — дело небыстрое. Каждая «порция» весила полкило, и ее следовало надежно загерметизировать — чтоб ни одна собака на границе не унюхала. Насчет собак — буквально: специально обученные пограничные псы — большая морока для контрабандистов.
Люди Хакима паковали гашиш в прочные пластиковые мешки. Затем по ним проходились тряпкой, смоченной в бензине, мешки катили на тележках в другой конец помещения и по несколько штук вкладывали в жестяные банки. Эти банки макали в бензин, затем вкладывали в банки побольше. Банки побольше заливали расплавленным воском, запаивали, еще раз смачивали бензином и клали на дно 55-галлонной бочки. Грузоподъемник отвозил бочки в подсобку, где в них, поверх банки с гашишем, вставляли фальшивое дно. В завершение процесса бочки наполняли гранатовой мелассой (по пятьдесят галлонов в каждую), закрывали и через шаблон напыляли слова: «Ливанская черная патока».
По прикидке Уилсона, вся партия должна была уместиться в двести бочек. Жуткая канитель. Зато гарантировано — на границе ни одна таможенная псина не тявкнет.
Вечером он наконец-то сподобился ужинать с Хакимом. Даром что Уилсон провел в Ливане почти целую неделю, с величавым арабом у него было лишь несколько разговоров на лету — не дольше пяти минут за раз. В Баальбек, по извилистой дороге между холмами, они ехали в разных машинах. А в самом Баальбеке Хаким тут же занялся подготовкой операции с гашишем, оставив американца в компании своих более чем простоватых телохранителей.
Тема гашиша возникла внезапно. Уилсон ни о чем таком не думал и был неприятно поражен. В Алленвуде Бободжон не уставал повторять, что с деньгами под проект Уилсона не будет сложностей… да и вообще деньги для друзей Бободжона не проблема. И действительно, на тот момент все террористические акции Хакима субсидировались неким саудовским принцем, который занимал высокий пост в министерстве внутренних дел в Рияде. В ответ на эту щедрость Хаким обещал бороться за правое дело где угодно, только не на территории Саудовской Аравии, дабы та и впредь оставалась Королевством Блаженного Покоя. И Хаким свое слово держал.
Но после одиннадцатого сентября все резко изменилось. Великодушный принц спешно погиб в автокатастрофе (официальная саудовская версия), и денежный поток в одночасье иссяк.
Покровителю королевских кровей пришлось срочно искать замену.
Плодотворное сотрудничество с наследным принцем в саудовском министерстве внутренних дел сменилось работой в тесном контакте с генералом в ливанском министерстве обороны. Тут царские подарки не светили — генерал сам стрелял глазами по сторонам, где бы побольше урвать, и Хакиму приходилось вертеться. Задолго до того, как Уилсон вышел из тюрьмы, организация Хакима перешла на заурядное бандитское самофинансирование: клонировали и воровали кредитные карточки, грабили банки, похищали людей, проворачивали дела с наркотиками.
Марихуана в долине Бекаа — что в других местах пшеница или картофель: обычный сельскохозяйственный продукт. Ее высаживают на огромных пространствах лоскутных полей, принадлежащих разным хозяевам, и обрабатывают с помощью более или менее современной техники. Срезанную комбайном марихуану сушат в сараях, затем вручную протирают через марлю и полученный порошок без особых сложностей прессуют в кирпичики гашиша.
Хакиму оставалось реализовывать готовый товар: упаковать по всем правилам контрабандной науки и переправить за рубеж. В эту работу он запряг и Уилсона. Тот, естественно, предпочел бы сразу получить чемоданище с деньгами и приступить к выполнению своей грандиозной задумки. Однако новые друзья оглоушили его предложением сначала хорошенько попотеть на ниве нелегальной торговли наркотиками, оружием и ворованными бриллиантами. И он был не в том положении, чтобы отказываться.
Моральная сторона этого бизнеса его нисколько не волновала. Он был выше подобных пустяков. По-настоящему Уилсона отпугивало лишь то, что он со всеми потрохами попадает во власть человека, который всей душой ненавидит американцев — всех американцев без исключения, невзирая на цвет кожи и исторические тонкости. Ненавидит даже тамошних мусульман, которые «продались империалистам». И про этого Хакима, которому он был вынужден вручить свою жизнь, Уилсон практически ничего не знал — кроме того, что рассказал ему Бободжон. А тот исходил из того, что чем меньше Хаким и Уилсон знают друг о друге, тем лучше сложится их сотрудничество. В случае чего ни один из них и под пыткой не сумеет заложить другого.
По словам Бободжона, Аамм Хаким был родом из Иордании (Уилсон не подозревал, что «Аамм» просто уважительное обращение «дядя» или «почтенный», а Хаким не фамилия, а имя). Истовый мусульманин. Окончил один университет в Иране, другой в США. В восьмидесятые воевал вместе с «Талибаном» против русских в Афганистане. Потом — уже против американцев, в Бейруте, вместе с «Хезболлой». Когда в Ливане наступило что-то вроде конца гражданской войны и на улицах перестали стрелять на регулярной основе, Хаким создал собственную организацию, чтобы продолжать борьбу. Разные иностранные разведки и отдельные заинтересованные лица охотно спонсировали его деятельность.
Уилсон задавался вопросом: является ли группа Хакима подразделением «Аль-Каиды» или нет? В какой-то момент он прямо спросил Бободжона: да или нет?
Тот от прямого ответа ушел. Дескать, «Аль-Каида» сложнее, чем тебе представляется. Есть большая «Аль-Каида», есть малые «Аль-Каиды»… Большая «Аль-Каида» не столько организация, сколько всемирная сеть организаций. Что-то вроде Интернета, который состоит из быстро меняющихся связей и не имеет единого центра. Большая «Аль-Каида» — просто общее полувиртуальное пространство общения людей с одинаковыми убеждениями и целями. Одни из них знают друг друга лично, другие никогда не встречались и не встретятся.
Однако Уилсон не был любителем туманных словес. И поэтому гнул свое:
— Твой дядя знаком с бен Ладеном?
Этот вопрос привел Бободжона в явное замешательство. И он ответил нарочито невпопад:
— Наши никогда не произносят имя бен Ладен. Мы говорим: Подрядчик.
Больше вытянуть из него ничего не удалось.
А дядя Бободжона между тем был фигурой известной. На сайте ФБР его фамилия значилась в списке самых разыскиваемых террористов.
Если верить ФБР, Уилсон в тот вечер, сам того не ведая, ужинал с египтянином Хакимом Абдул-Бакр Муссави, у которого был еще пяток имен на разные случаи жизни: Али Хусейн Мусалаам, Ахмед Изз-аль-Дин и так далее. По образованию экономист. Некоторые утверждали — глава некоей международной организации с пышным названием «Всепланетный союз угнетенных». Этот полуподпольный союз поддерживал основные принципы движения «Салафи» — что «истинный ислам возродится только со смертью современного западного общества; страшна не столько „передовая“ технология, сколько связанная с ней мировая культурная гегемония Запада (и прежде всего США)».
Уилсон и Хаким ужинали в отеле «Дюма». Просторный ресторан с мраморным камином и высокими потолками имел уныло-запущенный вид: канделябры в шубках пыли, штукатурка там и тут отваливается, фальшивая позолота шелушится. Впрочем, комната Уилсона находилась в еще худшем состоянии. Когда-то Баальбек был в моде, и отель «Дюма» знавал лучшие времена — в нем останавливались Жозефина Бейкер, Шарль де Голль… Теперь из гудящих труб лилась ржавая вода, двери и половицы нестерпимо скрипели, а полотенца по обтрепанности не отличались от ковров.
