Валерий Прохватилов - Снайпер должен стрелять
— Уилльям, — наконец сказал он, — создается впечатление, что кто-то очень умело руководит прессой. Кто?
— Сейчас все в руках Маккью.
— Маккью? Сомневаюсь. У меня не создалось впечатления, что он столь уж умен.
— Меня интересует другое — почему Чарлз ведет себя так, словно нас все это не касается? — Уилльям неодобрительно посмотрел на адвоката, будто обвиняя его в том, что Чарлз вышел из-под контроля.
— Мы пока ничего не можем ему предъявить, — заметил адвокат, — имя Дика еще ни разу не упоминалось.
— Мы что же, будем этого дожидаться? Кто такой Хьюз? Почему именно он узнает все раньше всех? — Вопрос Реджа ни кому конкретно не адресовался, но адвокат понял, что это вопрос к нему.
— Я поинтересовался у редактора «Бостон ньюс», — сказал он, — мальчишка, я даже подумал, не подставное ли это лицо. Но Брод Гейтс, который трещит сейчас больше всех…
— Это еще кто? — перебил его Уилльям.
— Полицейский репортер, ловко поймавший рыбку в мутной воде. Он утверждает, что Хьюз британский журналист.
— А почему он сует нос в наши дела? — Уоллес выпрямился, и его черепашья шея вдруг вытянулась, выползла из халата, как из панциря. — Вы видите только то, что клюете из своих кормушек! — закричал он вдруг, и голос его неожиданно окреп. — Где Дик?
— Дик в Лиссабоне, сэр. — Адвокат старался говорить спокойно.
— В Лиссабоне? Он должен быть здесь. Кто из вас и когда ему звонил? Уилльям, чем занят твой сын?
— Не кричи, Редж. — Уилльям встал, лицо его покраснело.
— Ты не отвечаешь на мой вопрос.
— Я его должен задать тебе, — резко сказал Чиверс-старший, — ты у нас всегда и все знаешь.
Редж Уоллес, казалось, задохнулся.
— Мне? — выкрикнул он. — Почему твои дела должны интересовать только меня? Тебя так волновала смерть Валерии, что ты даже не пожелал узнать, что с ней на самом деле произошло. А я тебя предупреждал — не связывайся с ней. Почему я выставил Дика из Бостона и отправил к черту на рога — тебя тоже не интересовало. Тебя интересуют мировые проблемы, вытирать сопли твоему сыну должен я. Скажи ему, скажи ему. — Задыхаясь, Уоллес тыкал пальцем в адвоката.
— Что вы должны сказать мне? — спросил его Уилльям.
— Сэр, на Дике висит восемь убийств. Это то, что мы знаем.
— Восемь? — Уилльям расхохотался. — Почему восемь, а не шестнадцать? Отправляйтесь к Митаси, вы тут оба спятили.
— Услугами Митаси нам больше не придется пользоваться, сэр.
До Уилльяма вдруг дошло, что адвокат никогда не позволил бы такой дикой выходки, если бы в руках у него не было фактов.
— Что все это значит, Редж? — спросил он, не обращая внимания на то, что Уоллесу не хватает воздуха.
— Дай-ка мне воды, — попросил Редж, и когда Уилльям подал ему стакан, положил в рот таблетку, запил ее водой и какое-то время сидел прикрыв глаза.
— Мы слишком давно знаем друг друга, Уилльям. Когда я предпринимаю что-то, я всегда думаю о тебе, зная, что и ты поступаешь так же. Я всегда мечтал соединить наши капиталы. Ты унаследуешь все, что я оставлю. Но кто-то должен наследовать и тебе. — Он надолго замолк. — Если я не считал нужным что-то говорить, — продолжил он, дав себе отдохнуть, — я делал это из лучших побуждений, не хотел мешать тебе работать. Не будем принимать поспешных решений. Попробуй, — обратился он к адвокату, — разыскать Дика. Узнай все, что можно. И договорись о встрече с Маккью.
Встречу с Чарлзом Маккью пришлось отложить. Фэбээровец оказался занят. Одно это было уже дурным признаком. Как всегда любезный, заместитель директора ФБР без труда нашел благовидный предлог отказать Реджу Уоллесу, пожелавшему встретиться с ним. Старый Спрут прекрасно понимал, что это может означать. Угроза повисла над самим домом Чиверсов, с которым он давно себя отождествлял. Где-то что-то оказалось упущенным. На вопрос «что?» мог ответить только Чарлз.
И вот они опять сидели вдвоем в той же «Круглой библиотеке», где год назад расточали друг другу комплименты. Старый Спрут выцветшими, но все еще сохранившими зоркость глазами вглядывался в Маккью, понимая, что роли их несколько изменились.
— Чарлз, — Уоллес взмахнул рукой, словно пытаясь придать большую выразительность своим словам, — год назад мы неплохо понимали друг друга, верно?
— Да, сэр, — подтвердил Чарлз.
— Я рассчитываю, что и сегодня мы поймем друг друга.
— Мне хотелось бы верить в это, сэр.
Много вопросов хотелось задать Реджу Уоллесу сидящему перед ним Чарлзу Маккью. Были времена, когда один не понравившийся ему ответ мог решительным образом повлиять на судьбу Чарлза. Это касалось всех, кто подобострастно вертелся вокруг Реджа, считавшего себя вправе управлять судьбами. И вот этот человек, фэбээровец, занимающий достаточно высокое положение и тем не менее ничтожное по сравнению с тем, что занимал он, Редж Уоллес, своим решением может… И он медлил с вопросом, усмиряя гордыню и в то же время понимая, что не кто-нибудь, а он должен уяснить себе, что происходит, не имея права ошибиться. И он нашел, может быть, самый правильный вопрос, который надо задать Маккью.
— Скажите, Чарлз, почему Дик Чиверс не отдан еще на съедение журналистам?
— Это очень не простой вопрос, сэр. Но когда-то я вам обещал, что расследование не пойдет дальше определенного предела.
Редж не смог скрыть своего удивления, и ему понадобилось некоторое время, чтобы осмыслить ответ Маккью.
— Но ведь по каким-то причинам вы не смогли сдержать своего обещания?
— Не совсем так, сэр. Моей заслуги в том, что вина Дика была установлена, нет.
— Выходит, он не внял моим советам?
— Более того, сэр, даже находясь в госпитале, прошу прощения за сравнение, он продолжал набирать очки.
— Все тот же полячишка, как называл его Дик?
— Он русский, сэр. Дик организовал на него два покушения, но они не только закончились провалом, а именно благодаря им все и всплыло.
— Но разве вы не получили задания… — Он не договорил, но Чарлз прекрасно его понял.
— Дело не в том, что я получил задание, сэр, дело в том, что я честно попытался его выполнить. Большей глупости я в своей жизни не делал и, надеюсь, не сделаю.
— Боже мой, Чарлз, мне странно это слышать. Вы ли это говорите? Я всегда считал, что для вас нет невозможного.
Следующую свою фразу Маккью произнес с нескрываемым воодушевлением:
— Я не раз видел его в деле, сэр. И считаю большой своей удачей, что в конце концов оказался его союзником, а не противником. К сожалению, я не сразу понял, с кем имею дело.
— Это что же? Русский Рембо? — В старческих глазах появилось неподдельное любопытство.
— Это не кино, сэр. Вы, вероятно, читали уже о банде Тротта? Ее брал он.
— В газетах об этом ничего не было.
— О Дике Чиверсе тоже.
«Он умней, чем я думал», — решил Редж Уоллес.
«Кажется, до этой мумии начинает кое-что доходить», — подумал Маккью.
— Где же сейчас Дик?
— Вероятно, на свободе, сэр. Он заработал ее искренним сотрудничеством с полицией.
— И то, что сейчас происходит…
— На девяносто процентов своим успехом мы обязаны ему.
Чарлзу показалось, что сейчас Уоллеса хватит удар. Он хотел уже вскочить, но Редж удержал его на месте движением руки.
— У вас есть… — начал он.
— Да, сэр. Я хочу, чтобы вы ознакомились с той частью следственных материалов, которая будет изъята из дела.
И Редж Уоллес ознакомился.
— И вы считаете, Чарлз, что все это можно скрыть? — Руки Старого Спрута тряслись.
— У нас есть такая возможность, сэр.
— Но ради чего? — удивление его казалось искренним.
— Ради Бостона, сэр, — обезоруживающе заявил Маккью. — Дать разумное объяснение тому, что произошло, невозможно. Нас бы все равно не поняли. Это что-то вроде хронической болезни, сэр.
— Смертельной болезни, — пробормотал Редж Уоллес.
Андрея перевезли в палату только на третий день. Теперь буканьеры топтались в холле четвертого этажа, ожидая, когда кому-нибудь из них разрешат навестить Городецкого.
— Кто из вас Вацлав? — спросила миловидная миниатюрная медсестра, выпорхнувшая из палаты. При виде этих троих огромных мужчин, на которых никак не желали сходиться халаты, она невольно заулыбалась.
— Вацлав — я, — шагнул вперед один из них. Она, будто желая убедиться в этом, внимательно оглядела его и ткнула в грудь пальцем. — Там врач, — сказала она, — если вы позволите себе лишнее, он вас сейчас же выпроводит. Больному еще трудно дышать, тем более говорить. Как только врач скажет — «всё», немедленно уходить. Понятно?
Хотя приглашали в палату только Крыла, они дружно кивнули. Вацлав, которого все эти дни терзало слово «реанимация», ожидал увидеть Бог знает что. Андрей, бледный, осунувшийся, но чисто выбритый, улыбался и, к радостному удивлению Вацлава, вполне походил на того Городецкого, которого он привык видеть. Крыл осторожно присел на стул, всматриваясь в хитрые, поблескивающие веселыми искрами глаза.
