Я — ярость - Делайла Доусон
Никто от нее ничего не хочет. Никто не требует, чтоб она нянчилась с детьми. Никто на нее не злится. Никто не испытывает к ней неприязни, не взрывается внезапно, как динамит.
Интересно, так проходят вечера в нормальных семьях?
Наверное, нет.
Наверное, не существует нормальных семей — все безумны по-своему.
Она берет сумку из своей машины, принимает душ, в котором так нуждалась, переодевается в позаимствованную пижаму, умывается, чистит зубы и встает перед нижней койкой Лиэнн, не вполне уверенная, что имеет право занимать столь личное пространство. Ривер сидит на углу верхней койки, в наушниках, скрывшись за ноутбуком и работой. Лиэнн опять что-то делает в лаборатории (она пыталась объяснить Элле, что значит «очистка образцов», но было непонятно).
— Давай, — подбадривает сверху Ривер, заметив ее терзания. — Это всего лишь кровать.
Это не самая удобная кровать из тех, на которых Элла спала, но тут можно дышать, простыни пахнут чем-то цветочным, и хотя тело Эллы напряжено, она старается расслабиться. Она так долго была настороже, что просто забыла, как можно вести себя иначе. С тех пор как она ушла из дома бабушки, Элла мучается от тревоги и бессонницы: засыпает за полночь и спит до полудня. Она не знает, как теперь переключиться в нормальный режим. Что ж, по крайней мере у Лиэнн имеется стопка журналов со сплетнями — как раз такая чушь, которая не напрягает мозги, но достаточно интересная, чтоб хотеть перелистывать страницы.
— Не можешь уснуть? — через некоторое время спрашивает Лиэнн.
— Всегда тяжело, — признается Элла.
— Ага, так она и сказала, — бормочет Ривер откуда-то сверху, и они все заливаются смехом, вспоминая сцену из сериала «Офис», который смотрели сегодня днем.
Лиэнн идет в ванную и возвращается с пузырьком таблеток.
— Мелатонин. На вкус как конфеты. Помогает уснуть.
Она выдает Элле нечто вроде клейкой мармеладки.
— Мама говорила, что детям нельзя принимать таблетки от бессонницы.
Губы Лиэнн дергаются.
— Она врач? Ученый? Она сейчас здесь? Нет. А я здесь, и я ученый, и говорю тебе, что вполне допустимо принимать мелатонин, если не можешь уснуть, если в мыслях раздрай, а тебе предстоит проснуться и крутить баранку еще часа три, и это пугает тебя. Не стоит отказывать себе в разумной помощи, если она доступна. Я принимаю мелатонин с десяти лет, и он помогает мне от СДВГ[46]. И я в порядке, так что бери.
Элла на мгновение задумывается, а потом съедает лекарство. Будь она хоть немного работоспособна, она бы погуглила «лекарства от бессонницы» еще в тот момент, когда начались проблемы со сном, но если живешь в постоянной тревоге, то трудно вырваться из замкнутого круга, чтобы взглянуть на вещи со стороны и отделить настоящие тревоги от выдуманных. Если б вчера она набрала в поисковой строке «лекарства от бессонницы», то попала бы на какой-нибудь медицинский интернет-ресурс и решила бы, что умирает сразу от четырех разных болезней, включая рак и волчанку.
Элла засыпает не сразу, но ей все же удается — и только это имеет значение.
Утром она просыпается и в первые секунды не понимает, где находится. Свет странный, кто-то ходит вокруг, похрустывая пластиком и звеня столовыми приборами.
Ах да. Трейлер. Лиэнн и Ривер.
Они завтракают вместе, как будто это совершенно естественно. Ривер предлагает Элле три разных вида хлопьев и два вида молока на выбор. Лиэнн радуется, что в лаборатории все хорошо и полученная вакцина будет работать. Видимо, иногда этого не происходит, и Элла ощущает облегчение оттого, что не знала об этом вчера. Большие знания — большие тревоги. Через несколько часов небольшая доза специально для нее будет готова.
Чтобы убить время, они идут в магазин, и Элла помогает Ривер записать ролик для видеоблога. Они устанавливают гигантские куклы, а потом пытаются сбить их, как кегли в боулинге. В роли шара для боулинга — Ривер на детском трехколесном велосипеде. Получается шумно и бестолково, а потом они прячутся и изо всех сил стараются не засмеяться. Элла немного боится, но Ривер объясняет, что на самом деле они не нарушают никакой закон и никто им ничего не сделает, а даже если попытается, то все равно в основном будет допекать Ривер, потому что Элла вполне соответствует их гетеронормативным установкам. От этой реплики Элле не особо легче, но потом они покупают курицу на другом конце магазина, и Элла благодарит, а Ривер пожимает плечами:
— Благодари моих святых покровителей: рекламу и «Патреон»[47].
Когда с обедом покончено, Элла смотрит по сторонам, подмечая мелочи. Лиэнн не ест курицу прямо с костей, а сперва соскребает все мясо вилкой в тарелку. На среднем пальце у Ривер — крошечная татуировка в виде стилизованной лягушки. Через маленькое окошко в кухне проникает свет, и от этого кажется, что это настоящая кухня, а не просто большой трейлер. В груди как будто дыра оттого, что придется оставить этот комфортный уголок и отправиться навстречу неизвестности. У нее плохое предчувствие, но Элла не знает, как сказать об этом, чтоб не показаться большим суеверным ребенком.
Наконец она больше не может уже ковыряться в тарелке, а в стакане остался только лед. Когда она в последний раз пила что-то со льдом? Она выбрасывает мусор в ведро и на секунду задумывается, куда он девается, если они в трейлере, и так и стоит там, уставившись на ведро, пока Ривер не говорит:
— Все будет хорошо. Ты ведь знаешь, правда?
— Конечно, она знает, — подхватывает Лиэнн. — Впереди всегда ждет что-то лучшее.
У Эллы опять перехватывает горло. Она не хочет снова плакать, хотя она здесь только потому, что расплакалась посреди аптеки, и только двум людям из целого мира было не плевать на нее.
— Я знаю, — сдавленным шепотом говорит она.
— Тебя ждет отличная поездка, только убедись, что у тебя есть хороший плейлист, или подкаст,
