Роберт Ладлэм - Уик-энд с Остерманом
— Ну, разве не смешно? Скорее всего, ты права. Я один из лучших в той системе, которую презираю… В системе, которую Таннер мог бы стереть в порошок в одной из своих программ, знай он, что на самом деле происходит в ней. Вот о чем идет речь в этой записке.
— Я думаю, ты не прав Мне кажется, за ней стоит кто-то другой, обиженный тобой человек, который хочет добраться до тебя. И во всяком случае, постараться запугать.
— Тогда он преуспел. То, что сообщил этот… Блэкстоун, не представляет для меня открытия Учитывая, кто я такой на самом деле и чем занимаюсь, Таннер, естественно, должен быть моим врагом. По крайней мере тот, кто оставил это письмо, так думает Если бы только он знал все.
Глянув на нее, он заставил себя улыбнуться:
— Там, в Цюрихе, они знают правду.
6. Вторник — 9.30 по калифорнийскому времени
Остерман бесцельно бродил по кабинету, пытаясь избавиться от воспоминаний об утреннем звонке, которые неотвязно мучили его.
Ни ему, ни Лейле уснуть больше не удалось. Они попытались обсудить все возможные варианты, объясняющие звонок, после чего перешли к более важному вопросу — зачем?
Зачем ему звонили? Что стояло за этим? Не Таннер ли — с опасностью публичного разоблачения?
В таком случае ему, Берни Остерману, ничего не угрожает.
Таннер никогда не распространялся о деталях своей работы. Он говорил о ней только в общих чертах. Он довольно болезненно относился к тому, что считал несправедливостью и нечестностью, а так как они часто спорили по поводу того, что можно считать честной игрой в условиях рынка, то оба старались в детали не вдаваться.
Берни называл Таннера Крестоносцем, который никогда не покидает седла и не знает, что значит ходить пешком. Он не испытал, что это такое — встретить отца, который приходит домой и говорит, что с завтрашнего дня остается без работы. Или видеть, как мать полдня перешивает обноски, чтобы завтра детям было в чем пойти в школу. Таннер мог позволить себе искренне возмущаться, потому что отлично работал Но кое-чего он не в состоянии понять. И поэтому Берни никогда не обсуждал с ним проблемы, связанные с Цюрихом.
— Эй, Берни! Подожди минутку! — Эд Помфрет, толстенький и разболтанный продюсер средних лет, спешил за ним по тротуару.
— Привет, Эдди. Как дела?
— Потрясающе! Я пытался найти тебя в твоем офисе. Девушка сказала, что ты вышел.
— Там нечего было делать.
— Я получил одно предложение, как, наверно, и ты. Намечается отличная работенка для тебя.
— Да?.. Нет, я никаких предложений не получал. Неужто мы над чем-то работаем?
— Это что? Шутка? — Помфрет слегка ощетинился. Словно Остерман в глаза сказал, что считает его второразрядным дельцом.
— Никаких шуток. Всю неделю я был в делах по уши. О чем ты, в сущности, говоришь? Кто сделал тебе предложение?
— Кто-то новый звонил утром из сценарного отдела. Я как раз разбирался с сериями «Перехватчика». Он сказал, что ты можешь сделать потрясающий кусок. И идея мне понравилась.
— Какая идея?
— Сюжет вкратце такой: три человека втайне совершают в Швейцарии крупнейшую сделку. Я сразу же ухватился.
Остерман остановился и посмотрел на Помфрета:
— Кто навел тебя на это?
— На что навел?
— Я ничего не знаю. Не вижу никакого сюжета. А теперь скажи, к чему ты клонишь.
— Ты, должно быть, шутишь. Иначе разве я позволил бы себе беспокоить таких персон, как ты с Лейлой? Я жутко обрадовался. В сценарном отделе сказали, чтобы я позвонил тебе и переговорил относительно сюжета.
— Кто тебе звонил?
— Как его имя?.. Ну, тот новый парень, которого сценарный отдел перетащил из Нью-Йорка.
— Кто?
— Он назвался… Таннер. Да, точно. Таннер. Джим Таннер… Джон Таннер!
— Джон Таннер тут не работает. Так кто же сказал, чтобы ты мне все это выложил? — он схватил Помфрета за плечо. — Выкладывай, сукин сын!
— Убери свои лапы! Ты с ума сошел!
Остерман сразу же понял свою ошибку: Помфрет всего лишь посыльный. Он опустил руку:
— Прости, Эдди. Прими мои извинения… я немного не в себе. Я вел себя, как свинья. Не обижайся.
— Конечно, конечно. Ты просто переутомился, только и всего. Ты жутко переутомился, парень.
— Значит, ты говоришь, что этот малый — Таннер — звонил тебе утром?
— Примерно час-два назад. По правде говоря, я его и не знаю.
— Слушай. Тебя просто разыграли. Понимаешь, что я хочу сказать? Я никогда не занимался сериалами, можешь мне поверить… Так что просто забудь обо всем, о’кей?
— Разыграли?
— Так что я перед тобой в долгу… Вот что я тебе скажу: сейчас с Лейлой и со мной ведут переговоры по одному проекту. И я буду настаивать на твоем участии. Что ты на это скажешь?
— О, спасибо!
— Не стоит благодарности. Просто пусть эта маленькая шутка останется между нами, идет?
Остерман не стал дожидаться, пока Помфрет выложит ему весь набор своих благодарностей. Он торопливо двинулся к свой машине. Он должен добраться домой и повидаться с Лейлой.
Но на переднем сиденье его машины сидел огромный мужик в ливрее шофера! С появлением Берни он вылез и открыл перед ним заднюю дверцу:
— Мистер Остерман?
— Кто вы? Что вы делаете в…
— Меня просили передать вам, что…
— Это меня не интересует! Я хочу знать, с какой стати вы расселись в моей машине?
— …Будьте весьма осторожны со своим приятелем Джоном Таннером. Следите за каждым своим словом.
— Ради Бога, что вы несете?
Шофер пожал плечами:
— Я всего лишь курьер, мистер Остерман. А теперь разрешите отвезти вас домой.
— Ни в коем случае! Я вас не знаю! И я не понимаю…
Задняя дверца мягко закрылась.
— Как вам угодно, сэр. Я просто хотел услужить вам, — небрежно отсалютовав, он ушел.
Берни замер, не в силах двинуться с места, и лишь глядел ему вслед.
7. Вторник — 10.00 утра
— Какие-то неприятности со счетами по Средиземноморью? — спросил Джой Кардоне.
Его партнер Сэм Беннет повернулся, чтобы убедиться, плотно ли закрыта дверь в офис. «Средиземноморье» — кодовое обозначение тех клиентов, которые, как знали оба партнера, представляли собой определенную опасность, хотя приносили достаточную прибыль.
— Насколько знаю, нет, — сказал он. — А в чем дело? Ты что-то слышал?
— Ничего определенного… Может, ничего и нет.
— Поэтому ты так рано и появился?
— В общем-то нет.
Кардоне отлично понимал, что даже Беннету он не может всего объяснить. Сэм не имел отношения к Цюриху. Поэтому Джой замялся:
— Ну, в какой-то мере. Я провел некоторое время на монреальской ярмарке.
— И что ты там слышал?
— Что Генеральный прокурор собирается предпринять новое расследование, и переворошат все. Все финансовые операции от ста тысяч и выше, которые предположительно могут иметь отношение к мафии, будут тщательно изучаться.
— В этом нет ничего нового. Где ты был?
— В Монреале. Вот где я был. И мне не нравится, когда в восьмистах милях от своего офиса доводится слышать такие вещи. И чертовски не хочется снимать трубку и спрашивать своего партнера, не доведется ли некоторым нашим клиентам предстать перед большим жюри… Я хочу сказать, что теперь нельзя ручаться за конфиденциальность телефонных переговоров.
— Господи Боже! — Беннет рассмеялся. — Твое воображение не знает сна и отдыха!
— Хотел бы надеяться.
— Ты отлично знаешь, что я тут же связался бы с тобой, если бы что-то подобное имело место. Или хотя бы возник намек, что такое может произойти. Так что тебе не стоило срываться из отпуска. Что еще?
Садясь за стол, Кардоне отвел глаза в сторону:
— Ладно, не буду тебе врать. Есть кое-что еще… хотя не думаю, что это имеет к нам какое-то отношение. К тебе или к компании. Если выяснится, что я ошибаюсь, я тут же выйду на тебя, ладно?
Беннет поднялся с кресла, давая понять, что принимает нежелание своего партнера объясниться откровеннее. За годы их сотрудничества он понял, что не стоит задавать Джою слишком скрупулезных вопросов Несмотря на всю свою раскованность и общительность, Кардоне все же был достаточно сдержан. Его стараниями в актив фирмы влились немалые капиталы, но он никогда не претендовал на большее, чем доля, что ему причиталась. И Беннета это вполне устраивало.
Сэм, коротко хмыкнув, подошел к дверям:
— Когда ты только перестанешь бегать от призраков из Южной Калифорнии?
Кардоне улыбнулся в ответ партнеру:
— Когда они перестанут гоняться за мной даже в Клубе банкиров.
Сэм закрыл за собой дверь, и Джой вернулся к груде почты, накопившейся за десять дней. Ничего особенного не было. Ничего, что имело бы отношение к проблемам Средиземноморья. Что хотя бы намекало на конфликт с мафией. Тем не менее за эти десять дней что-то произошло. Нечто, имевшее отношение и к Таннеру.
