Возраст гусеницы - Татьяна Русуберг
Теперь, когда Мария получила вид на жительство в Дании и могла остаться здесь навсегда, перед ней открылась полная свобода выбора, и я совсем не был уверен, что она выберет меня. Да, сейчас она ехала на Фанё, но как долго она тут пробудет? Пока не получит остаток денег, небольшую часть которых я переслал ей в Россию? Пока не заскучает на нашем маленьком острове среди чаек, тюленей и диких кроликов? Пока не решит, что достаточно уже меня отблагодарила?
С того дня, как Машу посадили на самолет в Москву, сняв все подозрения в причастности к убийству Эрика Планицера, я боролся за ее право вернуться в Данию и жить здесь. Деньги, полученные по маминой страховке, очень пригодились: я тратил их на адвокатов и правозащитников. Маше, конечно, реальные суммы не озвучивал — она бы мне тогда точно башку открутила и запретила соваться в ее дело. «Официально» я оплачивал услуги юристов из заработанных ею денег, которыми она временно доверила мне распоряжаться.
Быстро выяснилось, что Машина судьба напрямую связана с решением по делу ее старшей сестры, Марины. Так что мне пришлось познакомиться и с ней. Короче, четыре месяца назад суд признал право Марины оставаться в стране, после чего Маша получила вид на жительство практически автоматом. Остальное время ушло на оформление всяческих бумажек, покупку билетов — и вот до момента нашей встречи осталось…
Я снова взглянул на часы. В тот же момент на экран телефона выскочило сообщение из «Фейсбука»: «Хай, Медведь! Я в Эсбьерге. Двигаю на паром. Надеюсь, меня не укачает и чайки не обгадят». Мгновенно взмокшим пальцем я отстучал ответ: «Плыть всего двенадцать минут. Море спокойное. Увидимся!»
Я вылетел из дома, чуть не нырнув носом с крыльца. Выкатил из-под навеса велик. Вспомнил, что забыл шлем. Нахлобучил его и уже за калиткой сообразил, что не запер входную дверь. Более того, я даже не представлял себе, куда во время уборки засунул ключ. Старая, облезлая ключница-скворечник показалась мне недостойной встретить Машу у двери, и я запихал ее… Да, точно! В шкаф и запихал!
Прислонив велик к изгороди, ворвался обратно в дом. Начал хлопать дверцами шкафов в прихожей. Из одного из них вывалилась мне под ноги папка, рассыпав по полу пестрое содержимое. Многочисленные газетные вырезки и распечатки статей из инета закричали в лицо броскими заголовками: «Рокеры объявили крестовый поход против педофилов?», «Ангелы восстали из ада: педофил казнен в своем доме неподалеку от Нестведа», «Эксклюзивные услуги: от ножей ручной работы до детской порнографии на любой вкус — посмертное разоблачение мастера».
Я опустился на колени, зарывшись руками в бумагу со слабым запахом типографской краски. Вернувшись на Фанё полтора года назад, я начал собирать все, что публиковалось в газетах и соцсетях в связи с убийством отца. Даже по телику кое-что мелькало, повторяя, впрочем, содержание газетных статей. К счастью, имя жертвы не разглашалось: полиция еще вела расследование по делу о распространении детской порнографии, основываясь на материалах, которые нашли в доме Эрика и берлоге Вигго.
Из газет я узнал, что Мартин записал признание отца на мини-диктофон и оставил его на столе перед трупом. Там же было признание Вигго, которого нашли избитым до полусмерти. Содержимое компьютеров обоих дополнило картину.
Я интересовался новостями, потому что боялся за брата. В первое время чуть ли не каждую ночь просыпался в липком поту: снилось, что Мартина поймали и мне предстоит давать показания против него на суде. Но шли недели, потом месяцы, а у полиции не было ничего, кроме, как писали в газетах, «рокерской версии». Неизвестный в черной маске оставил лишь нечеткие отпечатки байкерских сапог «Вейстланд» да следы от шин «харлея» на опушке леса и в поле, по которому райдер свинтил от полиции.
Ушлые журналисты вскоре раскопали высказывания Вигго на «Фейсбуке», в которых он призывал «поставить к стенке сторонников Каддафи и перестрелять всех вместе с адскими рокерами [70]и “Бандидос”». Все равно их разве что в пидорском порно снимать». Когда один из пользователей написал в комментарии, что зря он открыто оскорбляет плохих парней в соцсети, Вигго со свойственным ему чувством такта обозвал всех рокеров «стадом заднепроходцев, которые могут пойти в то самое место и поиметь там друг друга в жопу». Тут-то журналисты и углядели возможный мотив нападения на зарвавшегося педофила и его брата и по совместительству партнера по порнобизнесу. Ведь всем известно, что рокеры растлителей детей считают последним отребьем и в тюрьмах частенько устраивают над ними самосуд. Эта статья подняла целую волну хайпа в СМИ и соцсетях, где все кому не лень высказывались на тему добра с кулаками, народного правосудия, сокращения штата полиции, слишком мягких наказаний за преступления против детей и тому подобного.
В итоге, как это всегда случается, хайп утих, о трупе в лесном домике и мести рокеров все постепенно позабыли — кроме, конечно, меня и Маши, которую я держал в курсе дела. К тому времени она давно рассказала мне о связи Мартина с «Бандидос»: кличке Спирит, татуировках и черном байке, который она узнала во время нападения на нас «бешеного мотоциклиста» в Орхусе. Тогда она, конечно, даже не подозревала о том, кто такой этот Спирит. Потому и умолчала сначала о происшествии в баре.
Вместе мы попытались сложить два и два, но, как ни крутили кусочки головоломки, не смогли прийти к единому мнению: действовал ли Мартин исключительно по собственной инициативе или его, как писали журналисты, подрядил на акцию мести клуб «Бандидос»? Были ли мы с Машей частью его плана или вставшей на пути случайностью? Если Мартин использовал нас, чтобы выйти на спрятавшегося в лесной глуши отца, то почему члены его банды напали на Машу в Рандерсе?
Я тряхнул головой, торопливо запихнул вырезки обратно в папку и сунул ее в шкаф, на полке которого нашел скворечник с ключами. Не время сейчас снова ломать голову над этими вопросами, тем более что ответить
