Некромант - Дмитрий Александрович Видинеев
– А Ёжик выходит из тумана к своему другу Медвежонку, – заявила Харакири. – Хэппи-энд.
Клапс кивнул.
– Вот именно, хэппи-энд. Всегда хэппи-энд. Ну а теперь главный вопрос, друзья мои: вы придёте на следующий сеанс?
– Да, – не раздумывая ответила Харакири.
Андрей, чуть помедлив:
– Да.
Клапс поднялся с кресла.
– За каждый сеанс, Андрей, вы будете получать по десять тысяч рублей. Если обнаружите второй ориентир, получите пятьсот тысяч. А эти сто, – он кивнул на пачку купюр на столе. – Поверьте, вы их честно заслужили.
Харакири хмыкнула.
– Ну, теперь-то я знаю, у кого буду деньги одалживать.
– Половина твоя, – поглядел на неё Андрей. – И не спорь.
Она передёрнула плечами.
– Да я, в общем-то, и не собиралась.
Через минуту, богатые и слегка ошалелые, они покинули кабинет и спустились в вестибюль. Андрею показалось, что позади остался какой-то тёмный, унылый отрезок жизни, а впереди маячила манящая неизвестность. И теперь он, как Иван Дурак, будет идти туда, не зная куда, и искать то, не зная что. Не колодец в тумане, а этот странный вечер стал для него первым ориентиром.
– К чёрту митинги и транспаранты с мордатыми депутатами! – вскинув руки, закричала во весь голос Харакири.
– К чёрту ливерную колбасу и дешёвую лапшу! – поддержал её Андрей.
Они засмеялись и бросились друг к другу в объятия. И именно в этот момент, ощутив запах её волос и почувствовав её тёплое дыхание на своей шее, в голове Андрея возникли мысли, которые он старательно и трусливо отгонял весь этот день – мысли о будущем этой девушки. С болью и страхом он допустил, что, быть может, её опасения насчёт опухоли не беспочвенны. От этого допущения холодно стало в груди. Он почувствовал себя так, словно из тёмного прошлого его настиг параноидальный панический кошмар, вызванный белой горячкой. Андрей с ошеломительной чёткостью осознал, что впервые за чудовищно долгое время обрёл что-то важное – обрёл не заметно, в одночасье, – и теперь может это потерять. Он крепче стиснул Харакири в своих объятиях, а она, словно прочитав его мысли, прошептала:
– Всё со мной будет хорошо, Андрей. Если я опять потеряю сознание, пойду к врачу, обещаю. Мне теперь хочется жить, сильно-сильно.
Он погладил её по затылку.
– Ты говорила, что до сеанса чувствовала себя неважно.
– Я уже трое суток химию не жру. Ломает немного. Но сейчас всё в порядке, – она отстранилась от него, улыбнулась. – И что мы вдруг загрустили, а? К чёрту митинги и транспаранты!
Андрей заставил себя улыбнуться в ответ.
– К чёрту.
Держась за руки, как влюблённые школьники, они вышли из кинотеатра. Вечер был прохладный, за небольшой площадью в жёлтом свете фонарей вдаль уходила, покрытая палой листвой, тополиная аллея.
– Прошу прощенья! – раздался мощный басовитый рёв.
Неуклюже переставляя ноги, к ним подбежал мужик в спортивном костюме. Андрей насторожился, он помнил, как этот огромный как медведь тип орал в кинозале: «Ложь! Требую доказательств!»
– А я ждал вас, – мужик сделал виноватое лицо. – Ждал, чтобы прощения просить. Вы уж на меня не обижайтесь, я всегда так, наору сдуру на кого-нибудь, а потом мучаюсь.
– Да я и не обиделся, – сказал Андрей.
Мужик схватил его за руку и принялся энергично трясти.
– Вот и отлично, вот и чудесно. А я-то переживал всё… Если бы сейчас прощения не попросил, всё ночь бы не спал, мучился, – он расправил плечи, выпятил грудь. – А теперь, разрешите представиться: Козловский Илья Фёдорович, солист оперного театра. Бывший. Вы случаем не театралы?
Андрей и Харакири дружно помотали головами.
– Очень жаль. Очень, – мощный голос Козловского разрывал тишину в клочья. – Были бы театралы, сразу же меня узнали бы. Я ведь был знаменит! Эх, как же я исполнял партию юродивого в «Борисе Годунове»! Э-эх! Мне стоя аплодировали и со сцены отпускать не хотели. А я на бис знаете что исполнял?
Андрей и Харакири опять дружно помотали головами.
Козловский прижал ладонь к бочкообразной груди, выпятил тройной подбородок, устремил в вечернее небо горящий взгляд и затянул самозабвенно:
– Э-э-эх, да вдо-о-оль, по Пи-ите-ерска-а-ай. По Тверско-ой-Ямской, да ох да по Тверской-Ямской…
Андрей вдруг заметил, что их возле лестницы кинотеатра уже не трое, а четверо – откуда-то взялась женщина, которая на сеансе была в костюме ежа. Костюм она сменила на жёлтое пальто, но шапку с колючками или забыла снять или не захотела.
– По-о Тверской-Ямской, да с колоко-ольчи-ком! – Козловский не собирался останавливаться. Он пел приподняв руку с растопыренными пальцами. – Э-э-э-эх…
– Ему только повод дай! – громко заявила женщина. – Если его не остановить, до утра горлопанить будет.
Козловский резко замолчал и смерил её гневным взглядом.
– Вера Павловна, я бы вас попросил!
Она отмахнулась от него и повернулась к Андрею.
– У меня к вам просьба большая. Можно на следующем сеансе я рядом с вами сяду, а? Пожалуйста! – её глаза неожиданно стали такими печальными, что у Андрея от жалости защемило сердце. – Для меня это очень важно.
– Место уже забито! – проревел Козловский. – Я уже рядом с ним сижу!
– Не забивал ты ни какого места! – Вера Павловна сжала кулаки, печаль из её глаз улетучилась. Она выглядела так, словно вот-вот ринется в бой. – Я всё слышала, слышала!
– Забива-ал!
– Не забивал, не забивал! Врёшь ты всё, Козловский!
Андрей приподнял руки в примирительном жесте.
– Стоп! Хватит. Ну что вы ей богу?
Вера Павловна и Козловский замолчали, но их нацеленные друг на друга глаза продолжали перепалку.
Харакири рассмеялась, прикрыв губы ладонью. Андрей посмотрел на неё, и ему вдруг захотелось сделать этот безумный вечер ещё безумней.
– А давайте все вместе в ресторан ломанёмся? Хочу свой гонорар потратить сегодня же! Ну, могу я хотя бы раз в жизни шикануть, а?
– Вот это по-нашему! – одобрительно проревел Козловский. – Люблю людей с широкой душой. Я – за!
Вера Павловна поправила свою «ежовую» шапку и поглядела на него с подозрением: не задумал ли он какую-нибудь подлость, согласившись?
– И я – за! – она произнесла это с вызовом в голосе. – И я тоже, между прочим, люблю людей с широкой душой. Я их просто обожаю.
Харакири взяла Андрея за локоть.
– Ну что, щедрый ты
